Борис Орлов - Вставай, Россия! Десант из будущего
Мишкин садится на ковёр и прищуривает левый глаз, всматриваясь поверх линейки. Задачка условная и далеко несложная, враги у нас представлены исключительно броненосцами. Но игра есть игра, всё должно быть по правилам. Позавчера я показывал ему свежеотпечатанный военно-морской справочник и рассказывал, как исчисляют расстояние до врага на флоте.
— Эскадренные броненосцы! Четыре единицы! Расстояние до головного шесть метров.
Он смотрит на меня, ожидая ответной реакции. На самом деле расстояние максимум метров пять, но и это хороший результат, перевести вершки в метры в уме непросто и взрослому. Я выдвигаю вражеские броненосцы из-за дивана ближе к центру комнаты.
— Противник ускорил ход и идёт на сближение. Ваши действия, мичман?
Пострелёнок резво отодвигает передовой крейсерский отряд вправо и поворачивает свою броненосную колонну налево, обозначая желание пересечь курс моих кораблей под прямым углом. Вторая пара его лёгких крейсеров прикрыта от меня броненосцами. Быстро схватывает, молодец, но так просто меня не взять и он это понимает. Где-то в комнате, за каким-то из «островов» (их у нас обозначают стулья, накрытые покрывалами) прячется ещё один мой броненосец, условно отправленный мной в разведку как самый быстроходный корабль. Попробуем разыграть бой на встречных курсах, тем более что по условиям у меня превышение в эскадренной скорости на полтора узла. Мой отряд отворачивает влево, словно устремляясь за его убегающими крейсерами-скаутами. Мишкин спрямляет курс своих броненосцев, по-прежнему угрожая успеть поставить мне палочку над «Т». Теперь я вынужден взять ещё левее, попасть головным кораблём под полноценный залп всех трёх его броненосцев мне не улыбается. Медленно сближаясь, наши деревянные броненосцы ползут по ворсу ковра почти на параллельных курсах. Пока мой головной находится на уровне второго корабля его линии, но скоро начнёт сказываться преимущество в скорости, и навязывать маневр буду я.
— Дистанция открытия огня, — он немного медлит, выжидающе глядя на меня, и добавляет. — Главным калибром.
— Действительно, мичман, давай проверим, — я улыбаюсь в усы, наблюдая как он, вытягивая носок отмеривает два шага. — Будем считать, что можно открывать огонь. А боезапас раньше меня потратить не боишься?
Мишкин чуть кривит губы и молча поворачивает башенки в мою сторону. Что-то задумал, посмотрим молодой человек, посмотрим. Я приношу поднос с маленькими блюдцами из кофейного сервиза и помогаю расставить их на башни. Сегодня в качестве «боезапаса» выступает чёрная смородина.
— Залп! — командует Михаил, делая отмашку правой рукой.
Первый выстрел произведён. Игральные кубики звякнули в жестяной коробке из-под монпасье, мел заскрипел на грифельных досках у нас в руках. Попаданий пока нет, «огневые припасы» тают. Мишкин щепоткой забрасывает спелые ягоды в рот, а я передаю «снаряды» подошедшей ко мне поближе Ольге. В отличие от Ксении, ускакавшей по своим крайне важным девичьим делам, она дисциплинированно ждала этого момента на коленях у бонны.
Обмениваясь залпами главного калибра, мы маневрируем по комнате минут пять. Михаил начисто выбил мне кормовую башню на головном броненосце и добился трёх попаданий в бронепояс. Второй корабль моей линии получил «удачное» попадание в носовую оконечность и лишился труб, что заметно снизило общую эскадренную скорость. Места попаданий были на радостях отмечены раздавленными ягодами, хотя после вчерашнего замечания Марии Фёдоровны мы договорились использовать для этой цели мел. Выйти вровень с Мишкиным головным кораблём я успел, но навязать маневр теперь не получалось. Мишкины концевые броненосцы получили по паре далеко не фатальных попаданий в бронепояс, а средний вдобавок лишился почти всей артиллерии в каземате левого борта. Пара Мишкиных лёгких крейсеров держалась чуть позади, вне зоны досягаемости огня моих кораблей, а авангард ускакал за «остров» Белый к которому наши линии приближались на всех парах. Момент, когда надо было сближаться, я позорно прозевал, а сейчас этого делать было нельзя, риск остаться без башен главного калибра на головном был слишком велик. Фортуна сегодня явно на стороне Михаила.
— Какое решение примите, господин вице-адмирал? — Мишкин смотрит на меня, прищурив левый глаз.
Да вот такое. Я отворачиваю свой флагман чуть левее, намереваясь загородиться «островом» от броненосцев Мишкина и под его прикрытием разорвать дистанцию. Но маленький сорванец сегодня в ударе, его броненосцы чуть прижимаются к моей линии, а затем он обегает стулья и провозглашает.
— Минная атака!
Два его авангардных лёгких крейсера, форсируя машины, уступом несутся навстречу моим броненосцам.
— Мичман, а тебе моряков не жалко? Я же твои крейсера средним калибром на щепки разберу.
— Чьи бы щепки плавали, — парирует Мишкин, продвигая крейсера вперёд и берёт чуть правее.
Я командую поворот все вдруг. Кости гремят в жестянке, казематные орудия бьют по крейсерам. Мишкины броненосцы дают полноценный залп по моим, выбивают трубу на концевом, и сразу же повторяют мой маневр, стараясь сократить дистанцию. Один из крейсеров получает два попадания в нос и теряет башню, но полный торпедный залп успевают сделать оба крейсера. Длинные шведские спички заскользили по ковру к моим кораблям. Я судорожно маневрирую флагманом и кидаю кости за противоминный калибр…
— Флотоводцы, пора завтракать, — возвещает голос незаметно подошедшей Марии Фёдоровны, — Папа подойдёт через пару минут, идёмте в зал.
Мишкин безропотно встаёт с ковра, оставляя всё, как есть, позиция застывает. Я, признаться, отрываюсь от игры с трудом. Поднимаю взгляд на Марию Фёдоровну, но, встретившись с её смеющимися глазами, понимаю что игра окончена.
— Дядя Алексей, мы доиграем после завтрака? — у Мишкина блестят глаза, хотя слёз не видно.
— Вряд ли, ты сам понимаешь, дела… Но ты знай, ты победил в этом бою, — я говорю положив руку на его плечо, — без шуток и уступок. Честно. Своим умением и знанием.
— Как же, вы Ксении с кормовой башни весь боеприпас отдали, — тянет он, но уже потихоньку улыбается.
— Будем считать, что она сломалась, так ведь бывает в бою, — я треплю вихры на его голове. — Идём завтракать. Папа не должен нас ждать.
Интерлюдия[22]
Военно-морской парад, приуроченный к «золотому юбилею»[23] коронации королевы Виктории, был пышен как никогда. На Портстмутском рейде в виду Спитхеда собралось более полутора сотен боевых кораблей. Отблескивающие свежей краской и расцвеченные флагами корабли выстроились в пять колонн, протянувшихся не менее, чем на пять миль каждая. Зримое и наглядное воплощение британской мощи. Вот он, стержень, скрепляющий империю, и нет пока в мире никого, способного бросить ему вызов.
Двадцать броненосцев, сорок крейсеров, мониторы, шлюпы, миноносцы выстроились, приветствуя Её Величество. Ровно в два часа пополудни королевская яхта «Виктория и Альберт» отошла от причала и пошла курсом параллельно выстроенным кораблям. Наследник престола принц Уэльский в мундире адмирала флота представлял на параде свою сиятельную мать. Вслед за королевской яхтой потянулись суда, на которых разместились высшие сливки империи: лорды Адмиралтейства, премьеры колониальных правительств, члены палаты лордов и палаты общин. Под громы орудийных салютов и литавры корабельных оркестров флотилия избранных проходила мимо строя боевых кораблей.
Сама королева Виктория наблюдала за действом в подзорную трубу из окна своего замка на острове Уайт. По правую руку от неё с достоинством стоял невысокий худой мужчина, роскошные рыжие усы ярким пятном выделялись на его болезненно бледном лице.
Это был день его триумфа и мог позволить себе снисходительно взирать на происходящие торжества, принимая приветственные салюты и на свой счёт. В его руках была сосредоточена власть над всей мощью империи, он долго к этому шёл и наконец достиг. Его звали Рэндольф Спенсер Черчилль.[24] Его путь был сложен и извилист, за временными взлётами следовали падения, но сейчас он стоял на долгожданной вершине и никто, взглянув на него не смог бы сказать, что всего полгода назад он был близок к отчаянию.
Чёрная пучина безвестия, вторая скамейка запасных, на которой он должен был закончить свои дни, была нестерпима и недопустима для него, привыкшего быть в центре внимания. Про него можно было смело сказать, что он не любит ходить на свадьбы и похороны, так как в первом случае он не может быть невестой, а в другом покойником. Но тогда обстоятельства сложились так, что в январе ему пришлось пойти на крайне рискованный шаг, выступить против политики кабинета Солсбери. Поставив на карту всё, Рэндольф проиграл. Премьер-министр не поддался на шантаж и принял его отставку, а ведь в качестве лидера палаты общин и канцлера казначейства Черчилль контролировал все текущие дела и держал на крючке все министерства и ведомства. Он рассчитывал, что Солсбери будет вынужден принять все его условия, или кабинет консерваторов рухнет. Не получилось. Солсбери упрямо гнул свою линию, все попытки вернуться в правительство кончились неудачей. Карьера была для Рэндольфа и для его семьи жизнеопределяющей константой. Были моменты, когда на Черчилля накатывались пессимизм и неверие в собственные силы, но он не сдался, и фортуна повернулась к нему лицом.
