Андрей Онищенко - Миссия "Звезда Хазарии" или "Око Кагана"
– Нет!
Это нет, все время огорчало и раздражало Фархад Абу-Салима и, в конце концов, терпению его пришел придел и он перевел дочь из отдельно отведенных покоев в крепости, которые она занимала по праву единственной и любимой дочери, на женскую половину своего дворца. Айгыз выиграла время, но ее будущее замужество оставалось весьма туманным. Для себя она твердо решила, что никогда не станет женой Темиш-паши. И сейчас, узнав от слуг, что Темиш беседует наедине с отцом, Айгыз решила тайно разведать суть разговора и именно для этого она прокралась ночью под окна красного зала и затаилась в густом плюще.
Хазаретяне смело вошли в зал переговоров и учтиво поклонились наместнику.
– Говорите, – грозно произнес Фархад Абу-Салим, – что за дело привело вас ко мне, мой векиль сообщил мне, что у вас есть интересное предложение, так ли это?
Завулон сделал шаг вперед и вышел на середину зала:
– Позволь мне, о Великий наместник Абескунской низменности, защитник ислама и поборник справедливости, высказаться за всех.
Завулон замолчал и склонил голову, дожидаясь разрешения.
– Говори, раз уже начал, – милостиво махнул рукой Фархад.
– Твой векиль, достопочтимый Абдурахман, сказал тебе сущую правду. Однако то, что я сейчас произнесу, предназначено только для твоих ушей.
– Здесь нет лишних ушей, Темиш-паша моя правая рука, я сам просил его присутствовать при нашем разговоре. Продолжай!
– Хорошо. Мы знаем, что казна твоя пуста, а Иранский падишах требует от тебя все больше и больше золота в уплату налогов. Мы знаем и другое, что воинам своим ты давно не выплачивал вознаграждения, торговля слабеет с каждым днем, честные купцы боятся покидать высокие стены Семендера, опасаясь за жизнь и свое имущество. Все это исходит оттого, что смелые горцы с каждым днем наступают тебе на пятки. Ты не можешь организовать достойный отпор потому, что воины твои давно уже не держали оружия в руках, никто не хочет рисковать головой попусту, а человек, который выводит их в погоню за горцами, думает больше о своей наживе, чем об общей пользе.
– Да как ты смеешь, поганый иудей говорить такие речи? – не на шутку разволновался Темиш-паша, – Я вот тебе сейчас язык укорочу.
Он выхватил из ножен кривой клинок и угрожающе двинулся в сторону Завулона.
Фархад Абу-Салим остановил его жестом руки и заставил вернуться на место.
– Стой Темиш, язык укоротить вместе с головой мы всегда успеем. Я хочу послушать, что он скажет дальше. Продолжай мудрец.
Темиш-паша еле сдерживал ярость. В гневе его глаза пылали огнем. Его привычная слащавая улыбка медленно сошла с лица и сменилась на злобную маску, похожую на лик невиданного еще людьми, какого-то языческого божества, под которой пылали не шуточные страсти. Завулон наоборот казался спокойным. Скрестив руки на груди, он с вызовом взирал на Темиш-пашу. Дождавшись пока наместник вновь разрешит ему говорить, Завулон продолжил:
– Власть падишаха сейчас как никогда слаба и поэтому для вас настало время отделиться от Ирана и взять бразды правления в свои руки. Зачем вам нужен падишах, который не может защитить своих земель. Вы, достопочтимый Фархад Абу-Салим, сами можете стать истинным правителем этих территорий и вам незачем озираться назад.
– Фархад! Этот наглец издевается над нами. Его язык хуже змеиного жала. Не слушай его, это измена!
– Погоди Темиш. Всегда полезно узнать что-нибудь новенькое. В твоих словах, мудрец, есть доля истины. Но чтобы воплотить в жизнь то, что ты говоришь, по крайней мере, нужно иметь сильное войско, а где его прикажешь взять? Ты же сам знаешь, моя казна пуста!
– Наша община может ссудить вас золотом, но под определенные гарантии.
– И что вы за это хотите?
– Мы хотим, чтобы в ваших землях нам было позволено беспрепятственно справлять религиозные надобности, а также просим разрешения на беспошлинную торговлю на всех базарах нам и нашим единоверцам, но главное, мы хотим получить в залог гарантии состоявшейся сделки ваш драгоценный кинжал с камнем в основании рукояти. Как видите, мы не просим слишком многого.
– И сколько вы готовы заплатить?
– Для начала мы готовы безвозмездно передать вам три тысячи золотых драхм чеканки Сасанидского царя Перза, а вы отдадите нам кинжал с камнем в залог. Потом мы и дальше готовы ссужать вас золотом под гарантии возврата и с определенным торговым процентом по мере необходимости.
– Ваше предложение заманчиво, я хотел бы поразмыслить над этим. Если я соглашусь, как скоро вы дадите деньги?
– Все будет зависеть от вашего мудрого решения. Как только мы получим кинжал с камнем, первые три тысячи золотых драхм тут же будут ваши.
– Значит золото в Семендере? – обрадовано произнес наместник, выдавая тем самым свою заинтересованность.
– Я этого не говорил, но вы его получите, это уж наша забота.
– Хорошо. Я согласен, когда произведем обмен?
– Если вы согласны, светлейший шах, то мы сможем произвести наш обмен завтра в полдень на городском рынке у ворот синагоги, но вы должны дать клятву, что сдержите свое слово?
– Да как ты смеешь, поганый иудей, требовать клятвы от самого поборника справедливости, – Темиш-паша гневно выступил вперед.
– Успокойся Темиш, ты слышал, наш друг назвал меня шахом, а такой титул стоит многого. Я дам вам такую клятву. Пусть Всевышний услышит мои слова, то, что мы сделаем завтра, я делаю без заднего умысла! Теперь твоя душа спокойна мудрец?
Завулон молча, кивнул головой и низко поклонился наместнику.
– Ну, что, я думаю на сегодня довольно. Идите с миром, а завтра мы вновь встретимся.
Иудеи низко поклонились, прижимая руки к сердцу, и попятились к дверям. Векиль Абдурахман едва успел убрать свой нос и отойти на безопасное расстояние, как двери отворились и из зала вышли трое хазаретян. Абдурахман угодливо подошел к ним и проводил до крепостных ворот. По дороге он всячески заискивал перед ними, но слова не сказал о грозящей опасности. Юная красавица Айгыз, поняв, что отцу сейчас не до ее замужества, успокоилась и тайком покинула террасу, направляясь на женскую половину дворца.
******Утро следующего дня началось для Завулона как обычно с Шахарита. В доме купца Аарона, в предрассветный час, гости, хозяин и домочадцы, собрались на молитвенную службу. Изобар, как старший по возрасту, выступил в роли шалиах цуббар (посланника общины) и начал произносить текст молитвы вслух. Следом за ним, все собравшиеся трепетно повторяли слова. У благочестивых иудеев существовал обычай, по которому требовалось начинать Шахарит еще до восхода солнца, чтобы произнесение Шма приходилось на момент зари. Так случилось и на этот раз. Это был хорошее знамение и Изобар перешел к чтению молитвы Амида. После окончания богослужения все собрались за большим столом на послемолитвенный завтрак. Аппетит к Завулону почему-то никак не приходил. Горячее блюдо с рисом, изюмом и мелко нарезанной бараниной, которое стояло перед ним, так и осталось нетронутым. Все мысли Завулона были направлены на то, как бы побыстрее завладеть "Оком кагана". Завтрак подошел к завершению. До назначенного срока обмена еще оставалась уйма времени, которое в ожидании тянулось медленно.
Завулон встал из-за стола и решил немного побродить по городу. Дом Аарона располагался в самом центре старого квартала на набережной у порта Семендера. Завулон вышел на узкую улочку и побрел вниз в сторону моря, внимательно рассматривая достопримечательности. Легкий южный ветерок плавно тянул с побережья, делая атмосферу прогулки иудейского мудреца, погруженного в свои думы, особенно приятной.
– Поразительно, как в этом восточном средневековом городе причудливо слились арабские, персидские, иудейские и христианские традиции, – думал Завулон. – А этот старый порт, где еще можно полюбоваться духом старины, эти пришвартованные к причалам суденышки, которые за много веков не изменили ни вида и облика, ни такелажа и торговых путей.
Завулон повернулся спиной к морю и посмотрел на Семендер. Анжи-крепость, как свидетельство былой славы Хазарского Каганата, величественно возвышалась над городом. Летние утро, которое обещало перерасти в прекрасный день, навивало на Завулона романтические воспоминания о прошлом. Постепенно иудейский мудрец успокоился. Все сомнения о предстоящей сделке рассеялись, они как бы ушли в сторону. Его душа наполнилась удивительной одухотворенностью. Бесцельно бродя по узким улочкам, рассматривая ажурные минареты мечетей, синагоги и христианские храмы, он сам не заметил, как оказался в центре Семендера на городском базаре.
Слово "базар" имеет в нашем понимании негативную коннотацию. Но мало кто знает, что это слово наделено семантикой второго смысла: беспорядка и хаоса, хотя в смысловом отношении слово "базар" – это место торговли, которое не терпит вмешательства со стороны властей, так как живет по своим внутренним законам, не писанным, но все же существующим. В то время, на востоке, говорили: "Базар не песня, не купишь, так послушаешь" и этим было сказано все. В Семендере, не имея денег, можно было, гуляя по базару наесться до отвалу и перепробовать все. Восточный базар – это визитная карточка в ряду национальных образов мира Востока, которая раскрывается во всей своей оригинальности. Для чужеземца, которым, по сути, и являлся Завулон, это было ни с чем несравнимое зрелище по обилию рас, одежд и нравов. Базар древнего Семендера, это пестрое смешение иудеев, персов, половцев-кипчаков, гордых язычников горцев, христиан и заезжих купцов из Средней Азии и Востока. Помимо торговых процессов на базаре узнавали новости, заключались сделки, распространялись сплетни, выслушивались и сочинялись невиданные истории, живущие впоследствии по законам фольклорной действительности, на базаре отдыхали в чайхане, ели и вкушали дурман. А еще на базаре встречали тех, кого искали.
