Валерий Большаков - Кентурион

– Тогда предложи свою гипотезу, умник!

– Гипотез не измышляю….

Искандер презрительно фыркнул, но не выдержал паузы, рассмеялся.

– Ну тебя в баню! – махнул он рукой. – Давай, зайдем в Библиотеку? Все равно уже никого нет, светила укладываются рано…

– Пошли уж… – проворчал Сергий. – Невтерпеж ему… Думаешь, что-нибудь новое узнаешь?

– А вдруг?

– А толку? То, что ты откроешь для себя, здешним известно давно. В двадцать первый век отправишь? Как?.. Да и кто тебе поверит – ТАМ?

– Знаешь, сколько здесь скрыто знаний? – возмутился Искандер. – Семьсот тысяч свитков! Никем из нас не читанные поэмы Гомера, труды Платона, секреты древних жрецов, описания Атлантиды, Америки, даже Антарктиды!

– И что? – сказал Сергий. – Библиотеку сожгут христиане, и очень скоро… м-м… лет через триста. А то, что не сгорит, побросают в огонь арабы халифа Омара… Такова правда истории! Правда нашей поганой и пошлой жизни. Читай, Искандер, читай… Но помни, что сокровища здешние – только для личного пользования, по наследству их не передашь.

Искандер вздохнул, и поднялся по ступеням ко входу в Библиотеку. В скриптории[28] уже скрипели перьями и тростинками переписчики. Широкие застекленные окна пропускали много света днем, но солнце закатывалось, и на огромных бронзовых паникадилах, свисавших с потолка, уже горели лампионы… Библиофилакс – хранитель библиотеки, маленький хромой иудей – еще не покидал своего рабочего места, и проводил Тиндарида к армариям – стеллажам, на которых были разложены свитки, снабженные этикетками.

«Ну, это надолго!» – усмехнулся Сергий, и неторопливо покинул читальню. Не лежала у него душа к древним легендам и мифам, многословным описаниям Золотого века, где все счастливы и у каждого по три раба… Ему бы ха-ароший томик фантастики! Хотя бы Лема перечитать, или Стругацких. Но в этой Библиотеке свитков с текстами «Соляриса» или «Страны Багровых Туч» не хранят… Вздохнув, Лобанов вышел во двор и неторопливо пошагал по Перипатос, обсаженной деревьями аллее, месту для прогулок и размышлений. Она вела к алтарю Муз и к обсерватории – такое вот сочетание. За деревьями виднелись экседры, в которых проживали приезжие интеллектуалы, обремененные знаниями. Экседры открывались во дворики с колоннадами, где обычно шли диспуты и велось преподавание. Ближе к Библиотеке располагалось одноэтажное приземистое здание – общая столовая для ученых.

Мимо Сергия прошли, щелкая сандалиями, двое философов, споря о природе первичного Хаоса. Один, уже в возрасте, с седой окладистой бородой, настаивал на том, что Хаос был холоден и напоминал туман, а его оппонент, который был помоложе, с курчавой черной бородкой, вежливо громил любомудра-консерватора, утверждая, будто Хаос представлял из себя пылающую бездну.

Раскланявшись с обоими перипатетиками, Лобанов свернул в боковую аллею, и замер, заметив впереди себя знакомую сутулую фигуру. Пандион!

Эллин оглянулся вокруг, дабы убедиться, что он один, и шмыгнул в кусты, за которыми начинался ботанический сад Мусейона. Сергий, крадучись, двинулся следом. В душе его разгорался азарт – неужто вышли на след?! Метнувшись за фиговое дерево, Лобанов осторожно выглянул. Пандион, не оборачиваясь, подошел к замшелой статуе фавна, и сунул руку под его каменную свирель. Вытащил кусок пергамена, прочел написанное и хищно улыбнулся. Оглянувшись, Пандион, не торопясь и храня слабую улыбку, покинул маленькую полянку. Едва он скрылся за деревьями, Сергий подскакал к фавну и пошарил под его музыкальным инструментом. Пальцы нащупали пергамен. Торопливо развернув кусочек телячьей кожи, Роксолан впился глазами в четкие строчки, писанные по-латыни: «Приходи на обычное место. Зухос».

– Ага! – прошептал Сергий, и кинулся прочь. Не упустить бы Пандиона…

Когда он выбежал на Перипатос, белая сутулая фигура маячила у самых ворот. Сергий ринулся следом – предупреждать Искандера было просто некогда, так можно и след потерять…

…Сын Тиндара медленно выплывал из четкой ряби строк «Эфиопиды» – не дошедшего до грядущих времен продолжения «Илиады». Перед глазами продолжали цвести яркие образы древних героев в шлемах с коновласыми гребнями, сжимавшими то бронзовые мечи-ксифосы, то рукояти весел. «Да, были люди в наше время…» – усмехнулся Искандер.

Родившись и проведя детство в первом веке, он вырос в двадцатом. Два времени, две поры, две эры теснились в нем, уживаясь в одной душе. Но все же… Все же тот год, что ныне на дворе, ему ближе, роднее. Да и кому в двадцать первом веке нужно его умение биться на мечах? Разве что на первенстве России по фехтованию. А здесь его навык незаменим! Хотя иногда приходит грусть, наваливается ностальгия – хочется пройтись по шумным проспектам Москвы, заглядывая в книжные магазины. Или вернуться домой с работы, бухнуться на диван и включить «телик». Здесь нет этих радостей жизни, и нет того беспечного спокойствия, которое не покидало его ТАМ, в будущем. Его далекие потомки просто не понимают, насколько сложно и опасно жить во втором веке от Рождества Христова.

Сергию, наверное, тоже нелегко. Потерять возлюбленную – это так больно… Но весь этот мир для Роксолана – как комната с сокровищами, где повсюду – на полу, на стенах, на странной мебели – разложены и развешаны удивительные предметы: чучела невиданных птиц, древние мечи, глобусы и астролябии, ветхие книги-инкунабулы, сундучки и ларцы, карты, идолы, маски, шкуры, барабаны, картины, дощечки с вырезанными заклинаниями, кораллы, раковины, модели кораблей…

– Искандер! – послышался негромкий голос. Он обернулся, увидел очень серьезное и очень усталое лицо Кадмара, и быстро поднялся из-за стола. Галл сделал знак: выйдем!

Он молча вывел Тиндарида в прохладный вестибул, где, прислонясь к колонне, стоял Уахенеб. Лицо египтянина было бледно, а голову обтягивала рваная холщовая лента, сквозь которую проступала кровь.

– Что?.. – начал Искандер, но Фиванец перебил его.

– Где Сергий? – спросил он.

– Да тут был… – растерялся Тиндарид. – Да говори ты толком, что стряслось?!

– Потом! Надо найти Сергия! Его хотят убить!

Все трое бросились во двор. По ступеням как раз поднимались Селевк и Филопатр, философы с острова Крит.

– Вы Сергия не видали? – спросил их, пробегая, Искандер.

– Видели, – кивнул Селевк.

– Да он только что пробежал, – добавил Филопатр.

– Куда?! – хором спросила троица.

– На улицу! Сначала этот пронесся… как его… ну, мы с ним еще вчера дискуссию развели про атомы!

– Пандион? – подсказал Селевк.

– Он, он! – обрадовался Филопатр. – А за ним Сергий…

– Понятно! – сказал Уахенеб: – Хайре![29]

Он быстро пошагал к воротам, придерживая левой рукой правую, висевшую плетью. Кадмар с Искандером догнали его. Уахенеб, не дожидаясь вопросов, заговорил сам:

– Пандион – шпион Зухоса! Я сам слышал, как он кому-то докладывал в подвалах Серапейона! Да как бы не самому Зухосу. Там меня и шваркнули… Я в шоке! Спасибо Кадмару, подколол того гада, а то бы он меня добил вторым ударом…

– Пандион, как услыхал шум, сразу люкнос погасил и смотался… – вяло проговорил Кадмар. – А я Уахенеба поволок…

– Пандион выполняет приказ – убрать Сергия! Он его специально заманивает.

– Орк меня возьми! – выругался Искандер. – Зачитался! И где его теперь искать? Никаких шансов!

– На маяке! – решительно заявил Уахенеб.

– Ты-то хоть здоров? – спросил Тиндарид Кадмара. – Видок у тебя…

– Притомился страшно… – признался тот. – И в голове муть…

– Какие люди! – заорал знакомый голос. – И без охраны!

Из кабачка на углу Канопской и Портовой выбрался Эдик, за ним поспешал Гефестай. Увидав встревоженные и хмурые лица, Чанба пригасил веселье.

– Пошли с нами! – бросил на ходу Искандер. – Сергия заказали! Никаких шансов!

– Кто?! – охнул Эдик, кругля глаза.

– Лучший друг Чебурашки, – сказал Искандер, дабы не называть вражье имя всуе. – Смекаешь?

– Мы с вами, – прогудел Гефестай.

– Вперед! – решительно заявил Эдик и тут же дал задний ход: – А куда?

– На маяк! – повторил Уахенеб.

Пандион шел шагом быстрым, но в толпе не терялся. Не проверялся по дороге, не оглядывался, шел себе и шел. Сергий не отставал.

Не доходя до форума, Пандион вышел на край тротуара и вскинул руку извечным жестом ловящего попутку. Сергий моментально отвернулся, заинтересованно разглядывая мраморного льва у подъезда богатого дома. К бровке подкатили три повозки с откидным верхом, извозчики принялись громко нахваливать своих коней, ветер и молния для коих – предметы стоячие. Пандион уселся в первую повозку, и махнул рукой. Извозчик свистнул, белый конь бодро зацокал по мостовой, удаляясь к Тимониуму – небольшой круглой башне на мысу, где некогда останавливался Марк Антоний.