Александр Михайловский - Встречный марш
Я снова вздрогнул и прочитал про себя Pater Noster. Действительно, я встретился с Оливером Семмсом совершенно случайно. Но ведь на самом деле случайностей не бывает, на все есть Промысел Господень. Я так много молился о свободе для своей родины, что Он наконец услышал мои молитвы и дал мне шанс. Да, я не слышал гласа из огненного куста, и ко мне с облаков не обращались ангелы, но вот этот сидящий передо мной крепкий немногословный человек вполне мог быть зримым земным воплощением одного из небесных воинов, например архистратига Михаила.
А русский офицер тем временем продолжал говорить, спокойно и буднично.
— Мы знаем, что вы один из самых авторитетных представителей ирландского сопротивления, и наше командование будет работать именно с вами. Но как у нас говорят, один в поле не воин, и поэтому необходимо расширять движение. Для борьбы нужны люди, деньги и оружие. Вы найдете людей, мы дадим вам все остальное. — Он встал. — Через несколько дней вы будете в Константинополе и встретитесь с нашим адмиралом. У вас есть эти несколько дней, чтобы подумать и решить для себя все вопросы. Честь имею, мистер Девой, наш разговор окончен!
Русский ушел, а я остался, мучительно соображая — с кого бы я мог начать, и кто именно из моих товарищей никогда не предаст меня и останется верен общему делу и в беде и в радости. Ведь победить — это будет меньше половины дела, главное, чтобы потом победа не обернулась поражением из-за склоки вождей. Принцип британцев — разделяй и властвуй. И в этом они большие мастера. Поэтому к подбору соратников надо отнестись особенно тщательно, как и к защите от возможной измены. Пусть не каждого можно купить, но зато любого могут продать его друзья, как Иуда продал Спасителя за тридцать сребреников.
Действительно, те несколько дней, что остались у меня до прибытия в Константинополь, я должен посвятить тщательному обдумыванию того, что я скажу русскому адмиралу, и что потом скажу товарищам по борьбе. Но несомненно только одно — мы должны победить. Ирландия должна быть свободной!
28 (16) июля 1877 года. Атлантический океан,
110 миль к западу от Гибралтарского пролива
Майор армии Конфедерации Оливер Джон Семмс
Мы провели несколько дней на борту русской субмарины «Северодвинск». Обстановка была спартанской, но моих спутников поразило гостеприимство русских моряков. Да и кормили вполне сносно. Вскоре после погружения нас пригласил на ужин капитан субмарины кэптен Верещагин, который так тепло принимал меня по дороге в Америку. После сытного обеда он охотно ответил почти на все наши вопросы. Капитан изящно обошел вопрос происхождения субмарины, а также большинство технических вопросов, ссылаясь на военную тайну. Зато он рассказал про скорость субмарины — подумать только, до тридцати пяти узлов в подводном положении! — а на вопрос о мощи сказал только, что весь английский флот они потопить не в силах, но на все броненосцы боезапаса хватит без проблем, и еще останется на всякий случай.
После этого так получилось, что кэптен Верещагин беседовал в основном с президентом Дэвисом, а Джон Девой проводил немало времени в компании старшего лейтенанта Федорцова, который, как я понял, командовал на этом корабле абордажной партией. Нас же с генералом Форрестом развлекал то один, то другой офицер. Но большую часть времени мы были предоставлены самим себе. Как сказал нам кэптен Верещагин, людей, которые хотели бы с нами поговорить, мы увидим в самое ближайшее время.
И наконец, сегодня нам объявили, что «карета подана», и что нам предстоит пересесть на ожидающий нас надводный корабль, носящий название «Североморск». С такими названиями несложно и язык сломать… Я спросил тогда, не означает ли «Северо» что-нибудь типа ship, на что ответом были дружные улыбки наших хозяев, после чего мне объяснили, что это всего лишь названия городов, а «север» по-русски означает North.
Вот субмарина, к гостеприимству которой мы привыкли, всплыла (так как в ней нет иллюминаторов, здесь мы поверили нашим хозяевам на слово), открылись люки, и мы поднялись по лесенке к ожидавшей нас шлюпке. А в небольшом отдалении стоял самый большой корабль, какой мне довелось когда-либо видеть. Длиной не менее пятисот футов, без единого паруса, с железными мачтами, на которых было установлено множество непонятных приборов… Еще меня поразил тот факт, что на бортах корабля не было пушек; как сын морского офицера я привык к ряду орудий на каждом борту. Да и на «Дайане», которой мне довелось командовать в тех памятных боях, немногочисленные пушки тоже были расположены по бортам, а носовую пукалку можно было всерьез и не принимать.
Шлюпка, в отличие от тех, к которым я уже привык на субмарине, была железной, и она домчала нас до «Североморска» за какие-то пару минут. Другие шлюпки в это время подходили к «Северодвинску» и что-то туда загружали. Скорее всего, это было продовольствие. Ведь как я успел узнать, подводный корабль при всей своей мощи не нуждался в бункеровках углем и пресной водой и зависел только от наличия свежих продуктов.
На борту «Североморска» нас тоже приветствовали как самых желанных гостей. Командир корабля кэптен Перов лично встретил нас у трапа и предложил отвести в наши каюты. Но мы попросили разрешить нам попрощаться с «Северодвинском».
И вот тот начал погружаться в морскую пучину. Мы махали ему вслед, хотя, как с улыбкой пояснил нам мистер Перов, после того как там задраили люки, они нас уже не видят.
После этого мы заселились в каюты, хоть и не роскошные, но намного более уютные, чем на субмарине. Как сказал наш любезный хозяин, «Североморск» как раз передавал дежурство в этих водах другому кораблю, носящему имя древнего русского правителя «Ярослав Мудрый», после чего и направлялся прямо туда, куда нам и было нужно — в Константинополь. Прошло совсем немного времени, и наша «карета» двинулась на восток, в направлении бывшей столицы Османской империи.
29 (17) июля 1877 года.
Константинополь. Комендатура
Член-корреспондент Императорской Академии наук и профессор общей химии
Дмитрий Иванович Менделеев
Дмитрий Иванович попал в Югороссию, как Чацкий, прямо с корабля на бал. В 1876 году он был направлен Министерством финансов Российской империи и Русским техническим обществом в командировку в САСШ. Дело в том, что наплыв дешевых американских нефтепродуктов на мировой рынок в середине 1870-х годов привел к падению цен на нефть и продукты из нее и к сокращению числа нефтеперегонных заводов в Баку со ста до двадцати, а потом и до четырех. Это нанесло огромный ущерб нефтепромышленникам России. Их беспокойство передалось правительству. Для выяснения причин падения цен на нефть и получения сведений о положении нефтяного дела было решено послать за океан экспертную комиссию. Самым подходящим поводом стала организованная в Филадельфии Всемирная выставка, приуроченная к 100-летию независимости США.
Дмитрий Иванович вспомнил, как неприятно поразил его внешний вид и благоустройство городов САСШ. Улицы Нью-Йорка были узкими, вымощены булыжником и убраны чрезвычайно плохо, хуже, чем окраины Петербурга или Москвы. Дома кирпичные, некрашеные, неуклюжие и грязные; по самим улицам грязь. Магазины и лавки напоминают уездные города России.
Словом, первое впечатление при въезде было не в пользу города с миллионным населением. Поначалу он подумал, что это окраины. Впоследствии, однако, оказалось, что и весь Нью-Йорк, прославившийся своей роскошью, не щеголяет внешней опрятностью.
Менделеева удивил тот факт, что ему не удалось обнаружить даже интереса к проведению глубоких научных исследований. С явным недоумением он писал в дневнике: «Научная сторона вопроса о нефти, можно сказать, в последние лет десять почти не двинулась. Есть работы, но от них дело не уясняется, да и работ-то мало. Будь в какой другой стране такая оригинальная и богатая промышленность, какова нефтяная, над научной ее стороной работало бы множество людей. В Америке же заботятся добыть нефть по возможности в больших массах, не беспокоясь о прошлом и будущем, о том, как лучше и рациональнее взяться за дело; судят об интересе минуты и на основании первичных выводов из указанного. Такой порядок дела грозит всегда неожиданностями и может много стоить стране».
В нефтяных районах Питтсбурга Менделеев тщательно изучал технические и экономические аспекты постановки нефтяного дела в США и снова с сожалением отмечал отсутствие научных исследований в этой области. Но любое практическое новшество, будь то оригинальное устройство какого-либо механического агрегата или решение технологического процесса, получало высокую оценку русского ученого и тут же бралось им на заметку с намерением применить на Бакинских промыслах.
