Алексей Кулаков - Промышленникъ
— Вот-с, прошу — детальный отчет по всем вашим счетам.
Судя по некоторым ноткам в голосе Вениамина Ильича, вначале он хотел сказать что-то вроде — тем счетам, что мне известны. Но природная скромность все же оказалась сильнее мимолетного любопытства. Убрав в сторону очередную порцию важных бумаг, Александр жестом попросил продолжать дальше — но вместо этого Лунев опять отправился к своему шкафчику.
— Письма от господина Лодыгина, Вестингхауза и Теслы. А в этом пакете — подробнейший доклад Арчибальда о текущем состоянии дел.
С легким треском надломив сургуч печати, молодой аристократ быстро заскользил глазами по удивительно ровным и четким строчкам первого письма.
"Угум, готов сотрудничать, выражаю благодарность, с интересом рассмотрю все ваши предложения. Не понял, что значит — по ряду причин опасается возвращаться на родину?! Злые кредиторы ждут, что ли? Или электрический стул раньше времени изобрел и опробовал на ком-то?".
Во втором письме Вестингхауз тоже жаждал посотрудничать с русским фабрикантом, с нетерпением ждал конкретных предложений — и вообще был готов направить своих представителей куда угодно, для переговоров на любые коммерчески привлекательные темы. А если эти самые предложения окажутся ну очень сильно интересными, обещался и сам прибыть, в самые сжатые сроки. Прямо даже неудобно перед человеком становилось… В отличие от энергичного американского деловара, серб Никола Тесла никуда ехать не хотел — ему и на том континенте было вполне хорошо и комфортно. Но принять заказ на какую-нибудь интересную для него тему был согласен — как говорится, и то хлеб.
"Что бы ему такое подсунуть, чтобы потом лет десять о нем не вспоминать?"
Быстро перебрав самые бредовые идеи, Александр довольно хмыкнул и прямо на письме написал непонятное для юриста слово.
"Чем всякой ерундой вроде радио баловаться, пускай серьезным делом займется, антигравитатор изобретает. И беспроводной передачей электроэнергии озаботится, чтобы на проводах не разориться".
Самое последнее письмо оказалось и самым интересным. Скупка бескрайних просторов Техасщины потихоньку-полегоньку началась, и доверенное лицо, а по совместительству полноправный гражданин Северо-американских соединенных штатов Арчибальд Лунефф выражал по этому поводу осторожный оптимизм. А так же твердую уверенность, что в смету расходов он ну никак не уложится. Потому что завязывание дружеских отношений с сенаторами и "прикармливание" полудюжины газет оказалось весьма и весьма затратным занятием.
"Так, пора подумать о контролерах этого юриста-финансиста. И было бы неплохо организовать за ним постоянный присмотр — во избежание лишних соблазнов, так сказать. Что у нас дальше?".
Дальше Арчи удалось блеснуть своим профессионализмом, и раскрыть некоторые детали биографии ученого-эмигранта. Объясняющие столь непонятную робость в деле возвращения на историческую родину.
"Увлекался идеями народовольцев, был на подозрении Третьего отделения как сочувствующий им. Эмигрировал в САСШ. Хм, а чего так резко? Понятно, как подвзорвали государя-императора Александра номер два, так и проснулась тяга к новым местам, а так же резкое неприятие заснеженных сибирских просторов. Впрочем, у каждого свои недостатки. Список патентов… о, такие люди нам нужны!".
— Надо подумать, как его заполучить…
— Простите, Александр Яковлевич?
— Я немедленно отправляюсь в Сестрорецк, вернусь самое позднее завтра вечером.
— Значит, послезавтра?..
— Да, переговоры на полдень.
Собирая самые ценные бумаги в любезно предоставленный юристом портфель (все остальные документы остались дожидаться плечистых курьеров с бронечемоданами — уж больно много накопилось важной документации), князь все так же задумчиво повторил.
— Надо подумать, определенно надо.
***
— Князь, вы мало бываете на публике, слишком мало — нельзя так долго пренебрегать светской жизнью.
Тридцатилетняя аристократка улыбнулась и спокойно, без всякого кокетства посмотрела в глаза собеседнику. Она была красива. Очень. Нет, не так — она была ошеломляюще, просто невероятно красива. Настолько, что почти не пользовалась косметикой — в ней просто не было никакой нужды. Ее внешность и так действовала на неподготовленного мужчину наподобие доброго удара в челюсть, и со вкусом подобранные платья и драгоценности всего лишь оттеняли ее природные данные. Мало того, она ко всему еще и наследовала почти все колоссальное состояние своего отца — это чудовищно убийственное сочетание красоты и больших денег, сводило с ума многих и многих из тех, кто добивался ее благосклонности. Некоторым везло, и некую толику дружелюбия от аристократки, известной далеко за пределами империи, они все же получали. Другие за счастье почитали быть просто принятыми в доме Юсуповых. Третьи не оставляли надежды на нечто большее, чем простая дружба и ровное общение — но повезло только одному, даже и не посягавшему на внимание юной княжны. Граф Сумароков-Эльстон всего лишь сопровождал наследного болгарского принца Баттенберга, одного из многих претендентов на сердце и руку русской красавицы…
— Общество мною недовольно?
— Скорее оно в недоумении, и гадает о причинах такого затворничества. А так же о том, как долго оное будет продолжаться.
Разумеется, после замужества количество воздыхателей резко поубавилось, но и оставшихся было раз в десять больше, чем у любой другой светской дивы. И тем интереснее ей было беседовать с человеком, равнодушным к ее внешности и богатству — уж это она почувствовала сразу.
Княгиня Юсупова, она же графиня Сумарокова-Эльстон, слегка качнула головой и почти незаметно откинулась на изогнутую спинку небольшой софы, после чего еще раз обозначила улыбку, приглашая тем самым своего собеседника к ответу.
— Понимаю. Или ты займешься светской жизнью, или она займется тобой? По всей видимости, слухов обо мне ходит превеликое множество.
В этот раз улыбка была вполне отчетливой, и к тому же дополнилась очень мелодичным смехом.
— Все так и есть, вы угадали. И все же, почему вы неизменно отклоняете все приглашения?
— Ну почему же все? Ваше принял, причем с большим удовольствием.
Зинаида Николаевна на несколько мгновений задумалась, непроизвольно поглаживая при этом удивительно крупную жемчужину, украшавшую ее "скромный" домашний наряд. Еще раз качнула головой и с нейтральной интонацией протянула.
— В первых числах февраля мы устраиваем бал?..
— Почту за честь, Зинаида Николаевна.
Достигнув полного согласия и взаимопонимания, гость и хозяйка с четверть часа поговорили на отвлеченные темы, после чего Александр изобразил на лице приличествующую моменту тень сожаления и объявил, что вынужден откланяться. Приложился к изящной ручке, выразил надежду на скорую встречу и едва не пропустил появление лакея за своей спиной — до того тот бесшумно и плавно передвигался.
"Однако! Прямо не слуги, а духи бесплотные — паркет под ними не скрипит, ногами не шаркают, резких движений не делают. Видимо, потомственные лакеи. Или это их так выдрессировали?".
Задумавшись над тем, где и как обучают многотрудному лакейскому ремеслу, молодой аристократ даже не запомнил, как дошел до прихожей (в которой вполне можно было принимать роту гостей — размеры позволяли), натянул на руки перчатки и небрежным жестом принял от дворецкого свою шляпу.
— Всего хорошего вашему сиятельству!
Не отвечая (замечать прислугу было дурным тоном), зато вроде бы в никуда кивнув, он водрузил головной убор на положенное ему место и спокойно прошествовал к выходу. Где дюжий швейцар тут же потянул могучую створку двери на себя, умудряясь выглядеть при этом и важным, и подобострастно-почтительным. Миновав встрепенувшегося было извозчика, князь все в той же неспешной манере двинулся по заснеженной гранитной мостовой вдоль длинного трехэтажного особняка, который так и хотелось обозвать нескромным словом — дворец. Впрочем, воочию познакомившись с интерьерами и отделкой фамильного гнезда Юсуповых, их гость только утвердился в том мнении, что по-другому его называть не было никакого смысла. Так как именно дворцом этот громадный особняк и являлся — старинным, сурово-строгим снаружи и мягко-уютным внутри. Правда, уют был с легкой примесью музея: картины, гобелены, золоченая лепнина потолка и роспись стен, наборно-узорчатый паркет — а так же многочисленные ценные и просто затейливые безделушки. Статуэтки, шелк и атлас, мебель чуть ли не позапрошлого века, все вместе это создавало совершенно особую атмосферу спокойной неги и расслабленности, на фоне поистине византийской роскоши. Которой хозяева совершенно не тяготились, даже можно сказать что и не замечали — вот уже три поколения потомков знатного ногайского бека Юсуфа рождались и умирали во дворце на берегу небольшой речки Мойки, считая его всего лишь любимым домом.
