Дмитрий Полковников - Опытный кролик
«Убей немца! Сколько раз увидишь, столько раз и убей!» — на высоту трехэтажного дома поднимались плакаты в каждом городе страны. Или мы, или они, так должен стоять вопрос.
Сомнения — не только беда Панова.
Саша мрачно вспомнил приказ Наркома обороны от первого мая сорок второго года. Почти год страна училась ненавидеть, изгоняя из души жалость и милосердие. Да так, что еще сорок лет спустя мальчишки будут играть в «войну», четко делясь на «русских» и «немцев». Такую память оставил германский народ. Слава богу, мы отходчивы, предпочитая оставлять после своих «оккупаций» жилые здания, школы и целые фабрики, которых у покоренных не было в природе. Вот тебе, Ненашев, первая задача.
Но у любой проблемы есть обратная сторона.
Тщательно изучив вермахт, полковник знал и о пробелах. Немцы представлялись пока бездушными солдатиками, без конкретного лица. А ему придется воевать с живыми полковниками, гауптманами, фельдфебелями. Драться придется не только штыком и пулей, иначе не победить. Не надо ему избегать замашек косого китайского полководца Сунь-Цзы. Пока не прерван мир, начинай изучать врага.
Теперь лучше, если стало стыдно. Он глупо пошутил, потом, как кот испортил тапок и сдриснул из комнаты. Оценил бы Железный крест, в вермахте награды ящиками не раздают. И зачем тебе уподобляться Петру Третьему, в экстазе бросавшемуся на все шевелящееся в прусской форме.
Говорят, у почитателя Фридриха Великого ничего не шевелилось, если во время брачных игр на Екатерину не был надет мундир армии от Старого Фрица.
Саша усмехнулся, приступ самобичевания закончился.
Не надо суетиться, лучше вдумчиво изучать обстановку. Человека подводят мелочи. Любое отклонение от принятых в обществе норм, словно залет. Даже та певичка, красивая лицом, фигурой и голосом — отличное прикрытие для осведомителя из органов или польского подполья.
Вокзал обязательно под контролем или Панов ничего не понимает в оперативной работе.
*****Певшая в ресторане девушка с некоторой досадой посмотрела на опустевший столик. Для дочери погибшего в тридцать девятом польского офицера, единственное развлечение — возможность наблюдать за посетителями, стараясь угадать, что за человек сидит за столиком.
Оно же гарантировало относительно спокойную жизнь в местечке рядом с Брестом. Впечатлениями пани Чесновицкой приходилось делиться с человеком в зеленой фуражке. Условия сотрудничества удивительно простые: или Майя рассказывает все, что видит, или вместе с мамой едет петь для русских медведей в далекий Новосибирск. Семья польского офицера постоянно жила в страхе от угрозы депортации куда-то в жуткие снега России.
Она не знала, что «чекист» — парень с юмором. В далеком сибирском городе как раз достаивали огромный театр оперы и балета, почти на две тысячи зрительских мест. Какой же дикой казалась ей страна, лежащая за бывшей польской границей!
За день ресторан посещают сотни посетителей, и лишь странная выходка выделила капитана из массы военных, часто забегавших сюда перекусить с дороги. С этим командиром что-то не так. Большевики и немцы, по-братски разделившие Польшу, при встрече общались подчеркнуто дружелюбно.
Войдя, капитан с невозмутимым видом спокойно осмотрелся, выбирая место, где присесть. Никакого замешательства, будто в Советах на каждом углу плохо закрашенные белые орлы и старые рекламные надписи латинским шрифтом. На факт недавнего прибытия в город указывала мятая одежда и страшенный фанерный чемодан.
Русские командиры, прибыв в Брест, избавлялись от них в первую очередь, желая приобрести хоть какие-то признаки европейского лоска. Зато она смогла оценить его фигуру: почти медведь.
Из всего увиденного посетителя заинтересовало меню и сидящий за столиком немец. И если состав блюд был спокойно, без всякой робости, уточнен у официанта, то гауптмана осмотрели с плохо скрываемой досадой.
Майе стало интересно, чем вызвана такая неприязнь.
Потом замкнулся и ушел в себя. Казалось, окружающие его совсем не беспокоят. Занятый мыслями посетитель методично уничтожал пищу. Движения его рук, занятых ножом и вилкой, были четкими и уверенными. Вот он взял бокал и, отпив несколько глотков, поставил его на место. Затем случилась немыслимая вещь, отчего глаза прекрасной пани стали еще крупнее. Русский привычным жестом достал из нагрудного кармана сигару и правильно ее раскурил!
Обладатель подобного чопорного взгляда и манер обязан носить как минимум погоны польского полковника, а не мятую гимнастерку большевика, так подумалось Майе. Как похоже на поведение ее отца, насильно затащенного мамой в гости к далекой родне.
Девушка пристально посмотрела на русского, сложив губы в привычную самую изысканную и обольстительную улыбку. Ответ был оскорбительным, там тоже умели владеть лицом.
Капитан демонстративно оценил ее фигуру, на пару секунд задержавшись на особо выдающихся местах. Она чуть не задохнулась от отвращения, представляя, как холодные, почему-то сразу скользкие и липкие пальцы советского оккупанта трогают ее тело.
Русский довольно хмыкнул и на секунду в его глазах мелькнуло непонятное понимание. Затем офицер снова надел на лицо маску, склонил голову в вежливом поклоне и беззвучно зааплодировал.
Покончив с едой, капитан бросил немцу странную фразу про каких-то американцев из Африки, четыре года крадущих пиво фюрера.
Зачем будил? Гауптман, спал вполне мирно за большим, словно аэродром, столом, а теперь впал бешенство. Но ей неожиданно понравилась заказанная капитаном песня. Такая маленькая месть за поруганную Варшаву и ее несбывшуюся мечту.
Глава четвертая, в которой Максим получает за глаза кличку «бухгалтер» (2 июня 1941 года, вечер — 3 июня, утро вторника)
Оказавшись на улице, он с удовлетворением посмотрел на приятно опустевшую вокзальную площадь. Где-то рядом маячили головы кобыл и их водителей с нетерпением ждущих если не следующего поезда, то окончания летнего дня — ночной тариф!
Картину оживлял лишь одинокий дворник, устранявший последствия массового лошадиного старта, и при этом ворчавший (в переводе на литературный русский): «продукт, конечно, помогает от астмы, но не в таком количестве»…
Старательно выверяя путь, на капитана надвигался военный патруль. Максим остановился и, по морской привычке, принялся оценивать, насколько эффективно «ордер» из трех вооруженных единиц ложится на боевой курс, при виде его чемодана.
— Товарищ капитан, вы тоже с поезда? — громко, но совсем устало, спросил молодой лейтенант. Еще бы, патруль на вокзальную площадь считался одним из беспокойных. Проблемы создавали большей частью не нарушители, а приезжие. Приходилось не только проверять документы, но и объяснять, как добраться до крепости, Южного или Северного городка.
Рядом топтались два патрульных красноармейцев с карабинами «на ремень». Им совсем не улыбалось бегать по беспокойной привокзальной площади до часу ночи.
Не торопясь, Ненашев извлек из полевой сумки небольшую книжицу и, с саркастическим видом, побарабанил по ней пальцем. Надо входить в образ. Командир, постоянно носящий дисциплинарный устав, обязан знать толк в извращениях над всем, шевелящимся в военной форме.
Службист, педант, формалист! Короче, зануда.
Очень неуютно почувствовал себя начальник патруля, немедленно осознавая промах. Он представился несколько не по уставу.
— Виноват, лейтенант Тимченко. Комендантский патруль, — вытянувшись в струнку и, чуть покраснев, назвался юноша. Потом планшетку, и гордо показал удостоверение с красной полосой.
— Мне приказано встречать всех прибывших.
— До часа ночи, ноль-ноль минут.
— Так точно. Теперь попрошу ваши документы.
Изучив предписание, лейтенант, попытался объяснить Ненашеву дорогу до Пушкинской улицы, где находилось здание штаба укрепрайона, но осекся, теперь нарвавшись на какой-то странный и отсутствующий взгляд.
— Что-то не так, товарищ капитан?
— Все нормально, я знаю Брест.
— И, вот что, сынок…
Максим, как-то заботливо, почти по-отцовски, поправил немного сбившуюся амуницию лейтенанта. Отошел на один шаг и красиво, по-морскому, отдал честь.
Патрульные красноармейцы едва не взяли «на караул», а Тимченко постарался запомнить жест.
«Удачи тебе, Николай!», — Ненашев подхватил свой громоздкий ящик, а сунувшийся, было к нему «бомбила», получил в ответ порцию флотского мата.
Панов, сжав кулак, мрачно констатировал, что опять сорвался. Лейтенант вновь вызвал ненужный всплеск эмоций.
А что бы вы сказали, встретив наяву чуть ли не сошедшего с небес привратника у ворот? «Мне приказано встречать всех прибывших» вновь прозвучал в голове Панова голос пока еще живого Тимченко. Вот и его встретил.
