Цена империи. Чистилище - Влад Тарханов
Вот так весело, с матерком, пиная свою тушку виртуально под зад правой ногой, я привел себя в порядок. В Ново-Михайловском дворце было много современных тому времени удобств. Так что привести себя в порядок утром, в общем-то ничего сложного. Вот одеться! Нет, революцию надо вводить с внедрения нормальных носков, а не этого убожества! А этот мундир! Нет, тело носит его вполне себе привычно, но… Ладно, чтобы не материться каждое утро повторяю себе детскую считалочку про Винни-Пуха и его друзей. Помогает приободриться!
- Куда идём мы с Пятачком?
- Конечно, в гастроном!
- Зачем идем мы с Пятачком?
- Конечно, за вином!
- А где мы будем пить его?
- Конечно за углом!
- А чем закусим мы потом?
- Конечно, Пятачком![5]
Обычно на этой жизнеутверждающей ноте я приводил свои мысли в полный порядок. Так сказать — концентрация после очистки сознания от лишней информации. Одевшись, я пошёл, но не к Сандро, которого переместили в покои матери, а в гостевую. У меня всё-таки приоритеты в загадках прошлого дня имеются.
Сергей Мезенцев
Боль была страшной! Но все-таки, мне повезло, не так чтобы совсем повезло, но все-таки повезло. Проникающее ранение в грудную клетку. На мое счастье — легкое задето не было. Во всяком случае, профессор меня прооперировал, запах эфира до сих пор не выветрился. Вычистил рану, удалил пулю, ушил. Если не пойдет воспаление — буду жить. Но это уже в руце Божьей. Как военный, я знал, что случается с ранеными и к чему приводят порой самые пустяковые ранения. Однако! Боль, с которой я проснулся ни свет, ни заря, это были те непередаваемые ощущения, о которых рассказывать в приличном обществе не принято. Я не уверен, что ваше общество, господин читатель, приличное, посему немного нажаловался.
Дворянину, тем более офицеру не пристало говорить о своих ранах и о боли, сие дело незначительное и житейское — в мире без сего никак, так что Господь призывает нас к терпению. Но утром появился доктор, который накапал мне лаунданиума, ах, простите, лаундануму… Боль чуток попритихла но после сиих капель в голове какая-то муть завелась. Оно, конечно, муть лучше боли, однако чувствуя я себя весьма нехорошо.
— Господин капитан, могу сообщить вам, что вы родились с серебряной ложкой во рту. — Так начал свой разговор профессор Манассеин, как только закончил осматривать рану, после чего занялся перевязкой. Настойка опия помогла выдержать сие издевательство над организмом. Сил что-либо отвечать профессору не было. Оставалось только слушать его измышления над поверженным солдатом (сиречь, мною).
— Пуля прошла буквально в двух пальцах от сердца. Хм… Есть такая небольшая область в груди, куда можно спокойно выстрелить, и человек останется жив, ежели заражения крови не последует. Такой треугольничек везения. Там нет ничего из жизненно важных органов, вот в него пуля и угодила, прошив тело насквозь. Рану я вычистил, обработал, поутру особых проблем не вижу. Сударь… случай, скажу я вам не уникален, но таких один на тысячу, да, можете мне поверить!
Под сию болтовню доктор, кивнув своею роскошною бородою, направился к дверям, видимо, расслышал мое еле-еле прохрипевшееся: «Благодарю вас, профессор».
Далее мне дали возможность оправиться, а какая-то молоденькая девица в одеянии сестры милосердия напоила меня легким куриным бульоном. По ее уверению, пока ничего более питательного доктор мне не разрешил. Но вечером, если все будет хорошо, позволит съесть что-то более существенное. В иное время и в ином бы состоянии я не преминул бы заметить, что из рук сего ангела Господня согласен и на корочку черствого хлеба, да только пока что было мне не до политесов.
Но тут в комнату вошел великий князь и хозяин здешнего дворца Михаил Николаевич Романов, скорее всего, будущий император.
— Сергей Николаевич, мне добрейший Вячеслав Авксентьевич дал три минуты, посему детально поговорим несколько позже. Главное: откуда у вас эти документы?
— Мой дядя, шеф жандармов тайно привлек меня к расследованию… Потом лично Александр Николаевич… В день взрыва я передал ему папку… Коричневой кожи… Там кратко… Тут полностью.
— Я понял вас, Сергей Николаевич. И я хочу выразить вам свою благодарность — уверен, вы спасли меня и всю мою семью. Я ваш должник. Выздоравливайте. И… ваш труд не пропадет в туне. Аз воздам…
И великий князь покинул мое нынешнее помещение. Ну что же, мне теперь надо выздоравливать…
[1] Это не только ее имя и отчество, но и один из псевдонимов, весьма странно…
[2] Не так, как должно было бы быть в лучшем виде — вольна интерпретация французского.
[3] Потеть, покрываться потом (нем.)
[4] Рональд Фишер, выдающийся ученый, родился в 1890-м году.
[5] Народное творчество
Глава двадцать девятая. Точки над i
Глава двадцать девятая
Точки над i
Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец
24 февраля 1880 года
Мелочи не играют решающей роли. Они решают всё.
(Харви Маккей)
В. кн. Михаил Николаевич
Я уже направился в комнату, где находился Сандро, как меня перехватил слуга, сообщивший, что внизу ожидает Тимашев. Это означало только одно — у генерала были важные новости, которые требовали моего срочного внимания. Пришлось изменить маршрут и отправиться в кабинет, куда должен был направиться шеф жандармов. Могу сказать откровенно, что на эту работу нужен был бы человек несколько иных деловых и душевных качеств, но пока что никого на его замену нет, в ближайшее время и не предвидится.
По генералу было видно, что он сегодня не спал.
— Михаил Николаевич! — Тимашев уже привык не чиниться в моем присутствии, называя по имени-отчеству. И это меня радовало. — Фиппса взяли. В шесть часов поутру. Он с вечера был в салоне, видимо, алиби…
— Как сработали?
— Чисто. Никто заметить не должен был. Мне пришлось привлекать таких людишек, уф, не здоровался с ними, а руки вымыть до сих пор желание имеется.
— Александр Егорович! Замечательно! Меня это радует. И хорошо, что вы появились поутру, есть у меня еще вопросик, вот только, вижу, что-то вы еще хотели спросить…
— Что делать с …
— Назовите его Карликом…
Тимашев усмехнулся. Англичанин был росту выше среднего, так что ирония сия пришлась ему по нраву. Но тут я перешел на совсем не ироничный, а совершенно деловой тон:
— Запереть в надежном месте, лучше за городом. Подвал. Связать, аккуратно, двое суток давать только пить. Не развязывать. Гадит пусть под себя! И только потом поговорим. Первый допрос проведу лично.
— Простите, Михаил Николаевич, невместно же вам марать…
— Это не сегодня решим. Тут до Собора всего ничего осталось. А есть еще
