Андрей Бондаренко - Звонкий ветер странствий
Внимательно выслушав всех соратников и соратниц, Егор подвёл под разговором жирную черту:
– Значится так! Как только будут пополнены запасы питьевой воды, «Александр» уходит к Иокогаме. «Орёл» же на неделю задерживается в Охотске, грузит на борт продовольствие, прочее – необходимое для обустройства посёлка на побережье Аляски, и отбывает по ранее намеченному маршруту. В любом случае – золото нам надобно… Старшим по этой части экспедиции назначается Николай Савич Ухов, а его помощником – Ухов Иван. Справитесь, Николай Савич?
– Не сомневайся, Александр Данилович! – заверил Ухов-старший. – Встанем в нужном месте, не ошибёмся. Белый перевал – место приметное. Мы с Сенькой Дежнёвым два раза проходили мимо него… Значит, напротив следующего перевала[30], который южнее Белого, мы и заложим посёлок. Две шлюпки из трёх надо аккуратно разобрать? Так, чтобы потом и собрать было можно? Ладно, сделаем, не вопрос…
Торговую голландскую флотилию, состоявшую из четырёх пузатых корветов, они повстречали уже на третьи сутки плавания вдоль японских берегов. На мачте «Александра» были подняты соответствующие сигнальные флажки, и уже через час Егор и Лаудруп, прихватив с собой сундучок, в котором находилось порядка восьми-девяти килограмм золотых монет (примерно половина всей денежной наличности экспедиции), беседовали с голландским купцом Ван-Перси, которому вся флотилия и принадлежала.
Голландец сразу же проникся проблемой и, уважительно посматривая на массивные золотые серьги в ушах собеседников, предложил им конкретную помощь. А именно, перейти на борт головного корвета, который, как раз, и направлялся в бухту Иокогамы.
Предложение купца было с благодарностью принято, а для «Александра» на мачте корвета подняли условные сигналы с приказом: – «Следовать за голландскими судами, но не подходить к японским берегам ближе, чем на полторы мили».
Ещё через сутки с небольшим голландские корабли бросили якоря в просторной гавани. В ласковых солнечных лучах по голубовато-стальным водам сновали лодки самых необычных форм и под такими же необычными парусами – какими-то ребристыми, иногда даже цветными – тёмно-фиолетовыми, светло-салатными и ярко-алыми.
– Господа, здесь нельзя пользоваться подзорными трубами без персонального разрешения дайме, – предупредил Ван-Перси. – Пистолеты и шпаги также придётся оставить на корабле. Это касается, в том числе, ножей и стилетов, размещённых за голенищами ваших благородных сапог. Если случайно найдут – верная смерть. Самураи посекут острыми мечами на мелкие кусочки…
– Кто такие – дайме и самураи? – поинтересовался Людвиг.
– Дайме – местный феодальный властитель. Что-то вроде полновластных английских и французских баронов прошлых веков. Самураи же, как принято считать, это потомственные благородные воины, приближённые к дайме. А на самом деле – обыкновенные головорезы и живодёры, – доходчиво объяснил голландец.
Шлюпка подошла к низкому берегу. Уже хорошо были видны черепичные и соломенные крыши низеньких прямоугольных строений, за которыми угадывались далёкие светло-фиолетовые горы. Иокогама насчитывала порядка двухсот пятидесяти домов, набережная была вымощена крупной цветной галькой, на которой смуглые черноволосые подростки старательно чистили только что пойманную рыбу.
На специальном, выложенном чёрными камнями причале их уже ждали – четверо невысоких молодых мужчин, одетых в короткие цветастые кимоно, из-под которых выглядывали светло-зелёные подштанники, о чём-то оживлённо переговаривались между собой. За широкими поясами японцев размещалось по два зачехлённых меча (один длинный и широкий, другой – гораздо короче, скорее, даже, и не меч, а большой кинжал), на ногах незнакомцев – к удивлению Егора – красовались кожаные туфли европейского фасона.
«Это и есть – хвалёные японские самураи! Как же, в своё время пришлось просмотреть немало голливудских фильмов об их таинственной братии…», – сообщил внутренний голос, никогда не одобрявший пристрастие Егора к просмотру всякой киношной бредятины. – «Мечи эти, плюсом одинаковые экзотические причёски – верхняя часть черепа выбрита, а длинные волосы сзади собраны в толстую косичку, сложенную вдвое на макушке…».
– Высокородные господа, выслушайте несколько слов о правилах поведения в Японии, – обратился Ван-Перси к Егору и Лаудрупу. – Здесь всё очень просто, то есть, внимательно смотрите на меня. Я кому-то киваю небрежно, и вы кивайте. Я улыбаюсь, и вы улыбайтесь. Я склоняюсь – чуть ли не до земли, и вы – склоняйтесь…
Самураи не помогали пассажирам шлюпки вылезти на причал, но в ответ на лёгкий поклон и слащавую улыбку Ван-Перси (и его спутников) ответили небрежными кивками и скупыми улыбками, продемонстрировав кривые жёлто-чёрные зубы.
После короткого разговора на японском языке со встречающими, Ван Перси, обернувшись к Егору и Лаудрупу, сообщил:
– В очередной раз повезло вам, бродяги! Дайме Ишидо сейчас отдыхает в фамильном загородном поместье – в трёх милях отсюда. А, ведь, он мог сейчас находиться… Где он только не мог – находиться! На междоусобной войне, например, у которой нет ни начала, ни конца. А ещё он мог поехать на дальние северные острова – вкушать мудрость тамошних умников… Короче говоря, его можно было бы дожидаться здесь целый год, потому, что даже голландцам от берега, где пристали их корабли, разрешается отходить только в особых случаях… Ладно, не буду напрягать. Раз вам, странные мои господа, до сих пор улыбается удача, то, видимо, так тому и быть! Сейчас подадут повозки. Хотя японцам и не приглянулась европейская культура, но обычай – важных особ перемешать на лошадях – вполне даже прижился…
Деревня жила своей обычной жизнью: люди – в основном мужчины, одетые скромно и неприметно – куда-то торопились по делам, низко кланяясь проезжающим.
Загородная резиденция дайме напомнила Егору среднестатистическую русскую дворянскую усадьбу – старый ухоженный парк, цепочка длинных прудов, комплекс бело-жёлтых зданий под красно-коричневыми черепичными крышами.
Естественно, местный феодал, демонстрируя собственную значимость, принял их только часа через три с половиной. Всё это время путешественники провели на террасе чайного домика, любуясь пейзажами маленького сада, где вместо деревьев и кустарников были «посажены» большие и маленькие булыжники-валуны, поросшие разноцветными мхами и лишайниками. Тихо и таинственно журчал ручеёк, звонко обрываясь крохотным водопадом в круглый пруд, в котором величественно плавали неправдоподобно-крупные, золотисто-жёлтые рыбки.
«Умеют, всё же, азиаты создавать идеальную обстановку – для философских размышлений!», – завистливо вздохнул внутренний голос. – «Воистину, всё вокруг – только глупая суета и тлен…».
Наконец, подошёл низенький самурай, одетый в скромное тёмно-коричневое кимоно, и скупым жестом указал на одно из бело-жёлтых строений.
Обстановка внутри домика была, на удивление, приятной и спокойной. По крайней мере, никто даже и не пытался тыкать в глаза гостей пошлой роскошью – никакой тебе позолоты, кричащей о сказочном богатстве хозяев, только хлипкая и изящная мебель, да стены, отделанные деревянными рейками, местами оббитыми цветной непрозрачной бумагой.
Дайме Ишидо встретил посетителей, сидя на высоком помосте. Вокруг помоста неподвижно замерли четыре самурая самого свирепого вида, облачённые в чёрные кимоно, щедро расшитые золотыми и серебряными нитями – сплошные драконы, дракончики и многоголовые змеи.
Ван Перси, рассыпаясь в длинных и цветастых выражениях, рассказал о цели их визита. Пока он говорил, дайме – мужчина толстый и вальяжный – неотрывно смотрел на Егора.
Когда голландец закончил повествование, Ишидо, прикрыв ладонью правой руки узкие, бесконечно-чёрные глаза, небрежно бросил длинную фразу.
– Дайме говорит, что безупречная честность – отличительная черта японской нации, – послушно перевёл Ван Перси. – Ишидо хочет, чтобы вы, первым делом, убедились, что все пленники, о которых идёт речь, живы. Рисовые поля, где они трудятся, расположены совсем недалеко от поместья, примерно в двух милях. Но дайме запрещает – подходить к этим полям близко. Вам разрешено только издали посмотреть на своих товарищей, используя для этого подзорные трубы.
Два самурая шли впереди путешественников, ещё трое замыкали колонну. На смену высоким деревьям старого парка пришли бесконечные рисовые поля, залитые мутной водой, из которой поднимались ровные ряды ярко-зелёных ростков. На очередном поле – по колено в воде – усердно трудились два десятка смуглых крестьян, одетых только в короткие набедренные повязки.
Один из самураев остановился и что-то негромко залопотал, указывая рукой на работающих крестьян.
– Он разрешает вам воспользоваться подзорной трубой, – сообщил Ван-Перси.
