Афанасьев (Маркьянов) Александр - Противостояние

Скворцов осмотрел пулемет

- У тебя сколько?

- Два полных и то, что в пулемете.

- У меня целых пять.

- Как говорил один хороший человек - если и подыхать, так с музыкой.

Лейтенант переставил пулемет на одиночные, сделал несколько выстрелов. После второго или третьего дух - маленькая точка на склоне, едва заметная даже в прицел, замерла и больше уже не двигалась…

- Мастерство не пропьешь.

- Сколько ни капли в рот?

- Уж и не помню. Местной кишмишовкой отравиться можно.

По скалам, по камням зацвикали, рикошетируя пули. Духи были еще далеко - но они приближались, они шли перебежками, понимая что против них - профессионалы. Полумертвые, загнанные как лошади - но профессионалы. А профессионал опасен ровно до тех пор, пока ты сам лично не приставишь ствол к его голове и не нажмешь на курок.

- Вертолетчиков помнишь?

- Вертолетчиков то… Хе-хе…

У вертолетчиков был спирт. Его так и называли - шило. Прицельные комплексы МИ-24 требовали проверки и калибровки, для этого вертолетчикам выдавался спирт. Часть вертолетов триста тридцать пятого вертолетного полка базировалась на аэродроме в самом Джелалабаде. Вот как то они появились на аэродроме - встречали груз из Москвы, были Шило, был он, Скворцов и было еще несколько человек. Как раз на краю отведенного под вертолеты поля Шило и нашел литровую бутылку, замаскированную конечно, но замаскированную непрофессионально. Тиснул, никто даже не заметил. В расположении открыли - спирт! Литр спирта! Видать вертолетчики сэкономили и заныкали до времени. Ацетоном протирать, как это делали в Союзе никто не решался, все-таки боевая обстановка и от точности прицеливания зависит твоя жизнь - но сэкономить можно было. Вот этот вот спирт и выпили вечером спецы за здоровье и боевые успехи вертолетчиков триста тридцать пятого. А потом, когда Скворцов узнал - дал своему замку нагоняй, потому что в траве могла быть замаскирована мина - ловушка. И результат мог быть совсем другой.

Они стреляли оба, одиночными. Экономили патроны…

- Есть!

Дух, совершавший перебежку, ткнулся носом в землю, поехал вниз…

- Двое.

- И у меня один.

Все это - лишь попытка оттянуть неизбежный конец. Но если и помирать - то с музыкой. И с оружием в руках…

- Споем? - предложил Скворцов, не отрывая глаз от прицела

- Запевай…

Врагу не сдается наш гордый Варяг…

"Варяг" был любимой песней Скворцова, он пел ее не одну сотню раз. Раньше, в детстве он иногда задумывался: спокойно, товарищи, все по местам - это как? Каково - когда ты знаешь, что шансов нет - ни единого? Ведь честь и Родина - это по сути слова, кто-то наполняет их смыслом - а кто-то нет. И не могли ведь быть на Варяге только те, кто решил умереть но не сдаться, жизнь то одна.

А теперь он понял - как. На своей шкуре понял.

Еще один боевик не добежал до той точки, которую наметил себе как следующее укрытие.

- Есть!

- У меня тоже! - откликнулся прапор, стреляя одиночными.

И тут… рокот четырехстволки, каждый ствол который представлял собой ствол КПВТ, такого же как устанавливают на бэтр заглушил все остальные звуки боя, он был похож на звук лавины, ползущей по склону, на шум накатывающего на берег цунами. Грозный рокот, отдающийся под ложечкой, бьющий по диафрагме…

- Ложись! - подал Скворцова самую неуместную команду, какую только можно было себе представить. Во-первых они уже лежали, во вторых, от таких пуль не спасет ничего - хоть сиди, хоть лежи, хоть стой, хоть летай.

Стая зло гудящих, светящихся красным шершней прошла выше их, несколькими метрами выше, врезалась в горный склон, в залегших боевиков, поднимая каменные фонтаны, перемешивая одно с другим.

- Держи их. Подойдут вплотную - хана.

- Да есть…

Снизу, от поста, не стреляя, поднимались моджахеды Масуда…

* согласно кем-то придуманному идиотскому правилу потерянную бронетехнику, пусть и полностью сгоревшую надо было эвакуировать, чтобы потом по акту списать. Часто при таких вот эвакуациях множились потери, потому что духи знали это правило, минировали местность и устраивали засады.

** старослужащих, дедов. Рассказ кстати вполне реальный.

*** вид наркотика

**** бизнесом Масуда был экспорт лазурита, а не наркотиков. В Пандшерском ущелье просто не было мест, где можно было бы выращивать мак, не хватало места даже для пшеницы и проса, чтобы питаться самим. Какой уж тут мак…

***** Эй, парень, чарс (наркотик) есть?

****** это явно дом для гостей. В любом уважающем себя кишлаке есть дом для гостей, стоящий на отшибе.

******* Ур! - огонь (пушту)

В доме было тепло - он уже забыл, что такое тепло, что такое настоящее, живое пламя костра. Казалось, что все что было в его жизнь - это тупая боль и лютый, сковывающий движения, деревенящий тело холод. Холод, которому нет конца, холод у которого есть только одна цель -вытащить, украсть, выцедить по капле жизнь из тела, что отдано ему на растерзание…

Скворцов сразу не понял, что с ним. Где он? Мелькнула мысль что в плену - но это не мог быть плен. В плену не бывает такого, в плену тебя избивают и кидают в зиндан. И ты живешь там, как крыса в норе, пока тебя не казнят или не обменяют.

Он в помещении. В доме. В каком-то афганской доме, не в хижине, а в настоящем доме. Он раздет, накрыт в несколько слоев какими-то шкурами. А рядом - горит очаг. Значит - те кто привел его в дом, знают кто он и принимают его как гостя. Это хорошо, так принято в Афганистане, среди пуштунов, гость - первый после Аллаха. Правда, как он вышел за ворота - гостем его можно и не считать.

Почему болит рука? Боль какая-то тупая, нехорошая. И кожа стянутая. Повязка? Он ранен? Когда, почему?

Осторожно, чтобы не зашуметь, он повернул голову - и встретился взглядом с невысоким, худощавым, бородатым мужчиной, читавшим книгу, сидя рядом с его ложем.

Мужчина заметил движение, отложил книгу.

Это же…

И тут он вспомнил. Вспомнил все.

- Я рад что ты выздоровел, русский - медленно и излишне правильно произнес Масуд по-русски - я очень обрадовался, когда тебя принесли живым…

Тебя…

- Шило… - с трудом вытолкнул Скворцов через пересохшее горло - что с ним… что с ним, Шило…

Масуд на секунду нахмурился - но тут же догадался о ком идет речь.

- Ахмад тоже жив.

- Ноги… его ноги…

- С ногами тоже все будет в порядке.

Масуд отвернулся и что-то резко сказал на таджикском

Через некоторое время подошла женщина - Скворцов как-то догадался, что это женщина. Осторожно присела на колени у изголовья, приподняла голову, поднесла к губам блюдце, пышущее жаром…

Это было молоко - но непонятно чье, такого молока Скворцов не пил никогда. Горькое до рези в глазах, жирное как сливки, горячее. С каждым глотком молоко проваливалось внутрь, наполняя его теплом…

- Женщина не должна ухаживать за мужчиной…- спокойно сказал Масуд - она не должна видеть слабость и немощь мужчины. За раненым мужчиной должен ухаживать другой мужчина - но у меня и так мало людей, извини…

Что-то сказав на местном диалекте, Масуд отослал женщину…

- Твой друг будет жить. И ходить. Настоящий доктор сделал ему операцию в госпитале, у нас здесь есть и госпитали и доктора. Доктор сказал, что он долго должен лежать - но потом он встанет и пойдет.

Поблагодарить? Поблагодарить врага?

Или не врага?

- Спасибо…

- Не стоит - Масуд захлопнул книжку - я должен тебе и твоему другу и этот долг мне никогда не отдать. Когда такое происходит - по нашим законам вы становитесь мне сводными братьями. Меня хотели убить, шакалы из Пешавара продали мою голову за океан. Они продали ее ворам, которые только и думают, как побыстрее добраться до афганской земли, как ограбить нас до нитки. Среди нас есть люди, готовые продать родную землю за горстку долларов. Я жив благодаря вам, и я продолжу воевать. Но скажи мне, русский - зачем ты пришел сюда? Тебе ведь не нужны ни наша земля, ни ее богатства - у тебя достаточно своих. Ты не похож на тех, кто приходит сюда из-за океана, потому что они хотят нас ограбить до нитки, а ты не хочешь этого. Знаешь - я отдал приказ своим людям не разрушать то, что строите вы, шурави для мирных афганцев. Потому что когда вы уйдете - это все пригодится афганцам. Скажи мне, шурави, скажи как есть - зачем вы пришли в Афганистан, ради чего вы воюете? Что вы потеряли здесь, на этой земле? Здесь ничего не растет, здесь только горы и ущелья.

- Интернациональный долг… - туманно сказал Скворцов, который не знал ответа на поставленный вопрос

- Долг? Но кому ты должен, шурави? Как же ты умудрился задолжать и задолжать так, что проливаешь свою кровь? Сколько тебе лет? Ведь немного. Как ты умудрился задолжать тому же Наджибу, который называет себя Наджибулла, потому что боится нас?