Самый яркий свет - Андрей Березняк
— Не вполне, но…
— Но сегодня постарайтесь не мешаться мне. У нас с Вами сегодня одно общее дело. Потом я вернусь к своим забавам с наивными девками, беспроигрышным спорам, так выгодным для моего кошеля, и прочим непотребствам. Но сейчас у Вас нет лучшего союзника. Пойдемте в кареты, уже все готовы.
В дороге я размышляла над словами полковника, о котором ходило множество неприятных слухов. Оказывается, он смотрел в сторону Мрака, но почему-то ну ступил на его путь, а вернулся его яростным врагом. Что же такого произошло с Иваном Стрыгиным, что увидел он, если столь сильно ненавидит тьму? И чувство это искреннее и очень сильное, здесь меня не обмануть.
Уже в Петербургской части осмотрела револьвер, проверила каждый патрон в двух барабанах: не размок ли, не обтрепалась ли бумажная гильза. Вроде бы все было в порядке. Странно, но чем ближе мы подъезжали к Зелейной улице, тем спокойнее было на душе. На одном из перекрестков кортеж остановился. Аслан достал пистолет и осторожно посмотрел в окно. Дверь открылась и меня пригласил выйти Спиридонов.
Рядом с ним переминался с ноги на ногу здоровенный мужик с переломанным носом и шрамом возле левого глаза. На полицейских он смотрел с опаской, но и с определенным достоинством. Оружия вроде как не видно, хотя нет — вокруг запястья намотана бечевка. Значит, в рукаве будет гирька кистеня.
— Нашли их, Саша, — сказал Николай Порфирьевич. — Знакомься с вот этим экземпляром — Михайло Бондарь. Мечтаю его на каторгу загнать, но вот все никак не получается.
— Обидны слова Ваши, господин пристав! Я — человек мирный, честным промыслом живу.
— Ну да, ну да, честным, — вздохнул Спиридонов. — Вот, Сашенька, правду говорит Добрей, что не любят его прохиндеи душегубства, но когда надо, то вот Бондарь с дружками тут как тут. Чего тебя-то Добрей прислал? Ты что ли нашел воров?
— Да какие там воры, мухорта[121]! Нашли другие, но скуп послал нас. Подсобить при надобности.
— О как! — аж крякнул в возмущении пристав. — В помощь мне и Тайной полиции!
— Век бы вас не видеть, — согласился Бондарь. — Но воды много налили, гамли, общество недовольно и требует упокоить пришлых. Сплошной яман[122] от их деятельности. Но главное: Сявку и Гундея нашли. То, что от них осталось. Страшное зрелище, господин пристав. Словно души из них вынули — такое страдание на лицах. Все скрюченные, а глаза открыты, в красных прожилках.
«Могут тратить чужие души», — вспомнилось мне тут же.
— Что там у вас? — высунулся из кареты Макаров.
— Да вот, Ваше благородие, воровское сообщество хочет воспомоществование оказать. Нужных нам людей они нашли, но просят допустить к участию в задержании.
— Да и ладно, только под ноги пусть не лезут.
Уже в экипаже я спросила начальника Особого отдела, зачем он позволил татям присоединиться к поимке.
— А чую я, Александра Платоновна, что просто нам не будет. Пусть покрутятся рядом, где задержат, где об их тела запнутся. Николай Порфирьевич, сколько людей они с собой привели?
— Мне о таком не доложили. Еще я командовать ими буду! Дом, нам нужный, на углу Колтовской[123] и Разночинной[124], там на третий этаж, правая дверь.
— Тогда не доезжаем, осторожно пешком идем. Никитин! Распредели кареты, чтобы со всех сторон заехали. Окружаем. Через пятнадцать минут начинаем.
Пришлось пройти с пару сотен шагов, но греметь колесами было бы неосторожно. Из небольшого сквера вышел тип, одетый как обычный мастеровой, и показал на угловое здание, выстроенное из красного кирпича.
— Вход с улицы, дверь открыта, никаких швейцаров. Мухорты сейчас там, вернулись заполночь, сейчас отсыпаются скорее всего. Бондарь приказал присмотреть, по надобности — помочь.
— Помощнички, — проворчал Спиридонов.
— Долг за ними, Николай Порфирьевич.
— Ты мне, Медведь, про долги не напоминай. Индульгенции тебе за твои дела все равно не будет.
Вор очевидно не знал слова «индульгенция», поэтому просто поклонился и скрылся за тополем.
На другой стороне улицы один из полицейских махнул рукой, подав знак, что их команда готова. Вторая тоже не заставила себя ждать, и Макаров дал сигнал выдвигаться к дверям парадной лестницы. В темной арке уже поджидал его сотрудник, тихо доложивший, что во внутреннем дворе черного хода нет, но двое остаются дежурить на случай, если кто-нибудь решит выпрыгнуть в окно.
Первым зашел Стрыгин, за ним еще двое канцелярских, только потом в сопровождении трех охранников дозволили приблизиться и мне. Воры остались наблюдать за фасадом, трое полицейских нервно поглядывали больше на них. Внутри полковник приложил палец к губам и начал подъем. Час уже наступил вполне рабочий, скоро могут начать выходить из квартир жильцы, и это было бы совсем некстати, но повезло. С пролета на этаж выше тихонько спустился еще один мужичок из добреевских, указал на нужную дверь и шепотом предложил вскрыть замок: у него, мол, и ключики есть, какие ко всяким запорам подходят.
— Нет, — также тихо ответил Стрыгин. — Услышат, как ты, подлец, железками скребешь. Всем приготовиться.
И озарил замок своим талантом.
Внутри что-то хрустнуло, осыпалось, и полковник дернул створку. Он первым ворвался в прихожую, за ним кинулись остальные. Казалось, что дело сделано.
Сначала грохнул выстрел, а потом из глубин квартиры с огромной скоростью вылетел тяжелый утюг, опрокинувший одного из полицейских. Аслан тут же дернул меня в сторону, закинув в крохотную кухню. Но даже через стены я увидела отблески Света. Стрыгин сцепился с кем-то из негодяев, а дальше пришел ужас.
Один из людей Макарова, которого я видела через открытую дверь, вдруг вспыхнул свечкой и, не успев даже крикнуть, рухнул на пол. Сгорел он в одно мгновение, и пламя, только что взвившееся до потолка, осело, оставив обугленный труп. Кто-то поспешил на выход, ко мне на кухню запрыгнул молодой полицейский и начал трясущимися руками перезаряжать пистолет.
Аслан тоже разряжен, выглядывает в коридор. Тимофея с Андреем не видно, очень хочется верить, что они еще живы. Стрыгин продолжает свою войну, это я ощущаю прекрасно. Но не могу понять, где спрятался второй — темный. Посмотрела на несчастного сгоревшего и содрогнулась: следы чуждого этому миру озарения просто кричали и торжествовали — еще! еще! Прикоснулась к нему своим талантом, и меня чуть не вывернуло, настолько мерзкое чувство пришлось испытать.
Еще два выстрела — а вот и Тимка выпустил пули с двух рук и снова спрятался в каморке напротив.
— Ты дурак?! — донеслось из глубин квартиры. — Сгорим все! Помоги с этим аккуратно, больно верткий!
И я почувствовала, что Стрыгина сейчас
