Ричард Арджент - Рыцарь зимы
Эндрю наблюдал за ними до тех пор, пока не увидел, как один из этих монстров заколол другого, укравшего у него кусок хлеба. Тогда юноша осторожно пробрался в свою пещеру. Там он дрожащими руками нацепил свои доспехи, вскочил на спину коня и бросился прочь из этого царства ужаса. Если и существует смельчак, способный уничтожить этих рыцарей, то Эндрю им точно не был. Каждый разбойник мог запросто раздавить его прямо в доспехах и отбросить прочь, как покореженный кусок железа.
Добравшись до Иерусалима, Эндрю направился прямиком в свою прежнюю комнату и лег на постель, весь мокрый от пота после дороги и пережитого ужаса. Великолепная идея на деле обернулась катастрофой. Оказывается, даже у его смелости и выносливости свои пределы. Человек способен справиться лишь с определенным количеством проблем, однажды наступает момент, когда приходится сдаться. Эндрю – юноша из плоти и крови, как и все остальные. Он не обладал неисчислимыми запасами надежды и силы.
Раздался стук в дверь.
– Кто там?
– Джеральд, паж короля.
Эндрю поднялся и открыл дверь.
– В чем дело?
– Король желает видеть вас, – с довольным видом известил бывшего рыцаря Джеральд. – Он велел явиться немедленно.
На душе у Эндрю стало еще тяжелее. Неужели до короля уже дошли слухи о его трусости?
– Ты знаешь, в чем дело?
– Да, еще бы! – радостно воскликнул паж. – Не в моей власти рассказать вам об этом. Но на вашем месте я бы поспешил. Помчался как молния.
– Но ты не на моем месте, – бросил Эндрю и захлопнул дверь перед носом у юноши.
Что теперь? Новые унижения? Эндрю чувствовал, что не вынесет очередного изощренного наказания.
Что же делать?
– Придется отправиться к королю и узнать, что еще случилось, – безрадостно произнес он. – Или немедленно улизнуть из замка, помчаться в порт Яффы, купить место на корабле и тут же уехать в Англию. Как поступить? Снова выдержать гнет королевской немилости – или бежать?
Часть третья
Глава 28
Рубин
Мать Эзры была в ужасе, узнав о том, что натворил ее сын. Она была столь же честолюбива и бесчестна, как и он, однако при этом куда менее импульсивна и вспыльчива. То, что он совершил за одну ночь и день, поддавшись гневу, могло уничтожить их обоих навсегда.
– Нужно решить, как следует теперь поступить, – произнесла Элспет, до крови прикусив кончики пальцев, как она делала всегда, пытаясь решить сложную проблему. – Когда вернется твой дядя и обнаружит, что его дочь исчезла, а управляющий – мертв, причем по твоей вине, он убьет тебя на месте.
– Нет, если я первым расправлюсь с ним! – бросил Эзра, надменно расправив плечи.
– Не будь дураком, Эзра! – рявкнула мать. – Роберт де Соннак не проиграл еще ни одного поединка. Он прирожденный воин, в то время как ты – идиот с рождения…
– Не называй меня идиотом – дураком, мама, поскольку я не тот и не другой.
– Ты и тот и другой, и ты по собственной вине лишился всякой возможности унаследовать этот дом и прилегающие к нему земли. Теперь нужно подумать о том, как сохранить твою жизнь. Если ты останешься в Англии, Роберт непременно разыщет тебя. Отправляйся на континент.
Эзра только сейчас начал осознавать последствия своих поспешных действий.
– Но куда мне ехать? – с отчаянием спросил он. – И что делать там?
– Может, во Францию? Ты мог бы поселиться в Аквитании… Но нет, нет, там он быстро разыщет тебя. Русь слишком близко, Китайская империя – слишком далеко. Постой! – воскликнула она, щелкнув тощими, морщинистыми пальцами. – Я придумала. Можно спрятаться в какой-нибудь общине так же хорошо, как и в другой стране. Ты отправишься в Константинополь.
– Но, мама, – заныл Эзра. – Что мне там делать?
– Примешь духовный сан.
– Мне – стать священником?! – вскричал молодой человек. – Зачем мне это? Я ненавижу церковь! Эти их кошачьи вопли и благовония! Скука смертная! Я не стану этого делать. Не стану. Я скорее останусь здесь, чтобы предстать перед разгневанным дядей. Полагаю, я смогу одержать над ним победу. В конце концов, он уже немолод. Ему, наверное, не меньше сорока! Или же… – Эзра задумчиво прищурился, – можно заплатить несколько монет и не возиться со стариком. На улицах Лондона хватает негодяев, которые за горсть меди готовы перерезать глотку родной матери – то есть, мама, ты же понимаешь, что я хочу этим сказать. Я не хочу ехать в Константинополь. И предпочел бы остаться здесь.
– Ты отправишься в путь, – велела она, – и станешь священником. Было бы неплохо, если бы ты принял сан до отъезда. В одеждах церковника тебя будет трудно узнать. К тому же дядя не видел тебя с детства. Возьми себе новое имя. Стань другим человеком. Начни служить в какой-нибудь процветающей церкви, и, как знать, возможно, очень скоро ты превратишься в богача. В Константинополь часто прибывают паломники, желающие очиститься от своих грехов и исповедаться. Тебе не составит труда подольститься к ним, сказать то, что люди хотят услышать, нужно лишь немного подобострастия и поклонов… Если вовремя научиться лебезить и заискивать, разбогатеть будет нетрудно. Да, так мы и поступим.
– Нет…
– Да, и это мое последнее слово.
Так и получилось. Мать отвела Эзру к архиепископу, который задолжал ей услугу, и молодой человек был безотлагательно посвящен в духовный сан. Он двинулся во Францию, оттуда выехал в Италию, а уже затем сел на корабль, отправлявшийся в город, некогда называвшийся Византием, а ныне носивший имя своего первого императора, Константина. Город, принадлежавший двум континентам, Европе и Азии. В Константинополе несложно затеряться и так же легко найти человека. Все зависит от желания. Там можно даже одновременно найтись и затеряться.
Было несложно скрыться на базаре размером с крупный английский город, или в лабиринте улочек, или близ прославленного водного пути, называемого Золотым Рогом. Каждый день в город входили толпы людей, столько же покидали его морем или сушей, туда или сюда, в Европу или из Европы, в Азию или из Азии. Константинополь не просто стоял на перекрестке, здесь сходилось бесконечное множество дорог, ведших во все стороны света, как спицы колеса, а затем возвращавшихся в него же. Здесь встречались представители всех рас и народностей из всех уголков известного мира, а порой из совершенно чужих краев. Чернокожие, белые, смуглые, краснолицые, розовощекие и так далее. Многие из них точно знали, где они очутились и с какой целью, некоторые оказывались в городе случайно. В лабиринте улиц, в путанице верований и культур несложно раствориться.
Человека могли найти по записке, оставленной в магазине сладостей, который называли «Лавкой пудинга», находившейся в самом сердце великого города, где имелась целая стена, сплошь усеянная сообщениями подобного рода. От бесстрашного путешественника по древним землям: «Антониус, я был здесь. Поезжай следом за мной в Катей. Фредерик». Или от бывшего посла прекрасной француженке: «Обожаемая моя Розалинда, если сумеешь сбежать из башни замка своего отца, ты найдешь меня в Египте. Верно любящий тебя Мустафа». Или даже более важные тексты: «Сын, я прощаю тебя. Если прочтешь это, возвращайся домой. Мать охвачена скорбью. Твой отец Адольфус». И даже совершенно загадочные: «Добрый человек, зная, как ты любишь реки, тебя искали повсюду – вдоль Инда, Нила, Евфрата. Но, увы, безуспешно. СХ».
Однако, хотя Эзра направлялся в этот дивный город, чтобы затеряться в нем, а не найтись, он не стал менять своего имени. Ему претила мысль о том, чтобы утратить собственную личность, перестать быть тем, кем он привык. В самом деле, взять чужое имя означало стать другим человеком. А он Эзра из Уорвика. Превратиться в кого-то еще? Добровольно уничтожить самого себя? На свете не останется больше Эзры из Уорвика – это равносильно смерти, которая всегда страшила его. В мгновения глубочайших раздумий о смерти и последующем бытии он нередко гадал, каким будет природа его духа или души. Точнее, его интересовало, сохранит ли она воспоминания о жизни, проведенной на земле? Эзра пришел к выводу, что если они изгладятся из памяти, то посмертие – на редкость бессмысленная штука. К чему становиться неким безличным, эфемерным существом? Это лишено смысла, поскольку оно будет не Эзрой, а странным созданием без имени, разума и памяти.
– Нет, я – это я, – твердо произнес он себе под нос. – Я не буду кем-то, кого не знаю, потому что это равносильно смерти.
Итак, облаченный в одежды священника, он шел дальше, благословляя тех, кто склонялся перед ним, выполняя священные обряды для путешественников, превращая невинных девиц в женщин. Он постепенно начал смотреть на подобные ритуалы как на свою священную обязанность, особенно в последнем случае – ведь юные девы уже были готовы для свадьбы. Он наставлял невест в том, что им предстоит ожидать от грубых, неопытных свиней, отныне становившихся их мужьями. Благословения и бракосочетания приносили ему деньги, необходимые для путешествия. Многие готовы заплатить любую сумму, чтобы очистить душу.
