Валерий Елманов - От грозы к буре
Когда небо опрокинулось, и сбылись слова
древних строк…
Они вышли под дождь, —
выжигая все вокруг и наслаждаясь войной.
О. ПогодинаВ юрту, которая была чуть повыше и побольше размерами, чем остальные, стоящие рядом, стремительно нырнул крепко сбитый монгол лет сорока.
– Ты снова мыслишь, Субудай-багатур, – спросил он почтительно, но с легкой долей иронии у одиноко сидящего в ней пожилого человека.
Очевидно, жизнь его была нелегка. Об этом наглядно свидетельствовал крепко зажмуренный левый глаз и скрюченная правая рука.
– Ты прав, мой умный Хур, – откликнулся Субудай. – Я мыслю, в какую ловушку ты залезешь снова, чтобы придумать, как тебя оттуда извлекать.
– Це, це, це, – защелкал языком вошедший. – Будь осторожен в своих словах, словно лошадь, идущая по весеннему льду. И потом, сколько раз мне приходилось убивать воинов, случайно услышавших, как ты меня назвал Хуром? Ты не считал? Так я тебе скажу – четырежды. Почему ты не хочешь называть меня так же, как все, – Джэбэ?
– Хур короче, – веселился одноглазый. – Но зачем ты сердишься? Разве ты не знаешь, что в гневе и прямое становится кривым, и гладкое – сучковатым?
– Зато я знаю, что ягненок на вертеле от жара огня источает жир, а печень человека от обиды – желчь, – хмуро заметил Джэбэ. – После разговора с тобой мне впору не выходить из своей юрты целый день, потому что я чувствую, как моя желчь растекается по всему телу.
– Если любишь мед, зачем жалуешься на укусы пчел. Нравится, когда тебе льстят в лицо, терпи и правду, сын певца, – насмешливо ответил Субудай. – А то ты как дикий жеребец, на которого первый раз надели седло, – тут ему тянет, там давит, в одном месте натирает, в другом – болтается. Лучше говори дело.
– Мы разбили этих диких горцев, что неслись на нас подобно стае бешеных собак. Теперь дело за их городами, но ты почему-то не хочешь идти туда.
– Я люблю степь и не люблю горы, – перестал улыбаться Субудай. – Если повелитель вселенной скажет свое слово – я пойду туда, хотя любви к ним у меня все равно не прибавится. Но он его еще не произнес, а караван, который сворачивает с проторенных путей, может заблудиться.
– У нас сейчас все пути нехоженые. Любой из них – дорога в неведомое, – упрямо возразил Джэбэ. – Зато в другой раз они смогут лучше подготовиться для встречи непрошеных гостей.
– Тогда мы им напомним, как поступают гости с нерадушным хозяином – только и всего. Кроме того, мы уже перерубили у бочки обруч, так что рассыплется она сама. Что же до нехоженых путей, то тот, что ведет в горы, вряд ли подойдет нам. Хороших пастбищ нет ни по дороге, ни в конце ее. Так зачем нам нужен этот путь?
– Слишком острый кинжал может повредить даже собственные ножны. Не думай, что ты умнее всех – это всегда плохо заканчивается. А знаешь ли ты, что пока мы тут отдыхаем, царь гурджиев[124] Лаша уже собрал все свои тумены и сейчас собирается выйти нам навстречу?
– Значит, я был прав, как и всегда, – хладнокровно заметил Субудай. – Зачем пауку идти за мухой, когда она сама летит в его паутину?
– Это очень большая муха, – буркнул Джэбэ.
– Тем больше почета пауку, – усмехнулся одноглазый полководец. – Коршун может закогтить жалкого зайца, но только орлу под силу поднять с земли ягненка. Мы все сделаем точно так же, как и прежде. Я пойду немного вперед, а ты сядешь в засаде. Когда я отступлю, ты ударишь по ним сзади, и мы расколем их, как камень раскалывает сладкую мозговую кость. Мы так часто это делали, что становится скучно, а потому меня больше заботит то, какой путь нам избрать потом, ибо помни, что повелитель вселенной назначил нам быть не одора[125], а хоорцах[126].
– Я этого никогда не забывал, – хмуро возразил Джэбэ. – Так какой же путь ты видишь перед нами и видишь ли вообще? – зло усмехнулся он, намекая на левый незрячий глаз своего собеседника.
– Даже одним своим глазом я вижу этот путь лучше, чем ты двумя, – хладнокровно парировал его наскоки Субудай. – А вот хватит ли у тебя смелости следовать за мной?
– Я не трус! – разозлился Джэбэ.
– Этого никто не говорил, – спокойно сказал одноглазый. – Не бери горячую головешку из костра – обожжешь пальцы. Бери лучше пример с меня – я пью кумыс и думаю. Опаздывать недопустимо. Спешить – еще вреднее. Лучше всего приходить вовремя и в нужное место. Мы пойдем берегом моря, пока не минуем горы.
– Но там стоят железные ворота[127], – возразил Джэбэ. – Как ты их пройдешь?
– Мы их пройдем, – сделал ударение на первом слове Субудай. – Мы, а не я. Один конский волос порвать легко, но если свить из них веревку… Хотя зачем я рассказываю, будто ты сам не знаешь, как прочны наши арканы.
– Хорошо, а дальше?.. – заинтересовался польщенный Джэбэ.
– Дальше нас ждут пастбища, где много сладкой травы и еще более сладкой воды для усталых монгольских коней.
– И там никого нет? – помолчав, уточнил Джэбэ.
– Я надеюсь, что там кто-то есть, – равнодушно заметил Субудай. – Там должны пасти своих коней наши будущие слуги. Только они об этом пока еще не знают, но разве тут есть наша вина? Скорее это их беда. – И засмеялся сухо и безжизненно.
Затем так же внезапно оборвал свой смех и добавил равнодушно:
– Когда придет время и мы сочтем нужным, то непременно известим их об этом.
– А потом?..
– Останется самая малость. Надо будет только проверить, кто живет в опасном соседстве с нашими будущими пастбищами.
– В опасном для кого? – не отставал Джэбэ.
– Конечно, для них самих, – хмыкнул насмешливо Субудай. – Но они этого тоже еще не знают. Возможно, что и мы сами не будем им пока об этом сообщать. Ни к чему предупреждать волка, что ты натянул тетиву, иначе он может прыгнуть раньше, чем ты ее спустишь. Повелитель вселенной еще не решил, куда ему устремить свой взор завтра. Наше дело – рассказать ему о тех народах, которых мы встретим на своем пути, и тогда он будет выбирать.
– А если он решит посмотреть не туда. Получится, что все напрасно?
– Разве ты не знаешь, что покоритель народов редко смотрит подолгу в одну сторону. Чаще ему достаточно одного беглого взгляда. Если он не посмотрит в сторону этих пастбищ завтра, значит, это случится послезавтра – только и всего.
– Ты уже знаешь, кто там живет?
– Купцы из Хорезма рассказывали, что в верховьях реки Итиль[128] живут их единоверцы, которые именуют себя булгарами, а рядом с ними обитает другой народ – русичи. Они более многочисленны нежели булгары, но совсем глупы. Их князья враждуют даже друг с другом.
– С глупыми хорошо воевать. Они будут радоваться тому, как мы бьем их соседей, а потом, как покорные овцы, сами подставят жирные шеи под наши острые сабли, – рассудительно заметил Джэбэ. – Хотя если они храбрые, то с ними придется немного повозиться, как с волком, когда мы делаем большую охоту.
– Но тут главное, чтобы у этих волков не появился вожак стаи, – в тон ему добавил Субудай.
– Ты хочешь сказать, что когда у них появится вожак, то они осильнеют настолько, что…
– Я хочу сказать лишь то, что если у них в стае появится вожак, то нам придется потратить на них чуть больше времени и сил, – резко перебил своего собеседника Субудай. – И это все, что я хочу сказать.
– Когда мы выступаем? – после некоторой паузы виновато спросил Джэбэ-нойон.
– Через два дня. Я думаю, что наши воины уже успели насытиться горянками. Теперь пора проверить, какого цвета тела женщин у тех народов, которые попадутся нам на пути. И скажи своим нукерам, что мы пойдем налегке, – уже у выхода из юрты остановил Субудай своего собеседника. – Я не люблю, когда излишняя добыча отягощает воина. В этом случае он думает уже не о новых победах, а о том, как бы сохранить то, что ему удалось награбить. Сытый человек – ленивый человек, только у голодного есть волчий азарт погони.
– Я предупрежу их, сказав о твоем мудром совете, – кивнул Джэбэ и вышел.
– Ну-ну, – презрительно проворчал Субудай. – Как не натаскать решетом воды из реки, утеряв все по дороге, так и все мои мудрые советы превратятся в твоей пустой голове в обычную глупость, мой маленький Хур. – И он залился каким-то странным булькающим смехом.
Правый глаз его, правда, не смеялся. Он всегда был неподвижным и холодным. Ни тени азарта, ни капли риска – только холодный трезвый расчет, помноженный на цинизм жизненного опыта.
Вот левый, который был постоянно прищурен, отчего казалось, будто владелец все время пребывает в игривом расположении духа, иногда и впрямь вводил людей в заблуждение. Особенно если он показывал его лишь на мгновение одним легким поворотом головы. Ощущение того, будто старик тебе подморгнул, подбадривая, было полнейшим. Зачастую Субудай любил так пошутить с тем, кто уже был обречен на смерть, но еще не знал этого. И не обязательно приговор выносил Чингисхан. Иногда это делал и сам Субудай, предварительно обнадежив жертву.