Исправитель. Книга 1. Первомай - Дмитрий Ромов
— Отлично, — согласился я, с трудом шевеля, пересохшими губами.
Алла опять начала что-то говорить, но я уже не ловил нить рассказа. Бляха… Стало действительно хреново, я провёл рукой по лбу. Он был раскалённым.
— Алла, — начал я, но не договорил…
Я хотел пить. Страшно хотел… и… отключился. На этот раз вполне конкретно.
Когда я открыл глаза, во рту было сухо. Пить всё ещё хотелось, но… я был не в машине. Точно не в машине. Комната… Да, это была комната с белым потолком и…
— Очнулся? — услышал я мужской голос и надо мной возникла фигура.
Это был мужчина средних лет. Он внимательно всматривался в моё лицо. Что-то с ним было не то…. Что не так? Я закрыл глаза, и тут же снова открыл. На нём была милицейская форма…
25. Детерминатор
Я снова закрыл глаза, не то чтобы надеясь, но, как говорится, а вдруг… Но нет, никакого «вдруг» не произошло. Когда глаза открылись, дяденька милиционер не исчез. Седой полковник с короткой стрижкой и седыми усами. Он внимательно смотрел на меня круглыми рыбьими глазами, не мигая и не проявляя эмоций. Как сканер. А что вы на меня так смотрите, отец родной? На мне узоров нету… И кюар кодов тоже…
— Алла, иди, очнулся твой пострадавший, — крикнул он и добавил уже мне. — По какой статье привлекался?
— Что? — удивился я. — Ни по какой.
— Ну, это поправимо. Кто это тебя?
— Дядя Миша, ты же обещал! — воскликнула Алла Сергеевна.
Она тоже нависла надо мной. В отличие от полковника дяди Миши, Алла смотрела с тревогой и сочувствием. Её карие глаза были влажными и полными сострадания. Положение моё не способствовало рассуждениям романтической направленности, но я не мог не отметить, как она хороша в этом своём волнении. На ней был мягкий бежевый свитер, светлые прядки волос, заложенные за уши, самовольно выбивались, норовя закрыть глаза. Ну, и грудь, конечно, не могла скрыть трепета.
— Ты сможешь что-нибудь сделать? — спросила она у мента.
— Ну… — пожал он плечами, — тут делов-то раз два и готово. Тащи ножовку. Сейчас отпилим руку и всё. Чтоб не мучился.
— Ну, дядя Миша! Я же серьёзно!
— Да какие тут шутки, — вздохнул он. — Ладно пойду руки помою, а ты саквояж мой принеси. И воду что ли горячую… Хотя нет, воду не надо, он же не рожает, вроде…
Полкан вышел.
— Это мой дядя, — кивнула Кумачёва. — Не обращай внимания на его шуточки. Он начальник медсанчасти МВД и хирург от Бога. Он сейчас твою рану посмотрит.
— Посмотрел уже, — недовольно бросил дядя, возвращаясь. — Пулевое, похоже, да?
— Бытовая травма… — поморщился я.
Рука довольно сильно болела.
— Быт у тебя братец, явно необустроенный. Суровый, можно сказать, быт. Менты подстрелили?
— Нет, — твёрдо и по возможности спокойно сказал я. — Слово чести.
— П-с-с… — скривился он. — Чести… Ну-ну… Ладно, подлатаю тебя, но будет больно. Это стрептоцид что ли?
— Да…
— Дядя Миша, поставь ему обезболивающее.
— Жирно будет.
— Дядя Миша… — кивнул я, — поставьте ему обезболивающее.
— Ну, дядя! — рассердилась Алла.
— Ладно, Аля, — неохотно кивнул он племяннице, — поставлю. Клистир с патефонными иголками. Сразу про руку забудет. Да, разбойник?
— А новокаин можешь поставить?
— Новокаин? — с сомнением в голосе произнёс он. — Ишь ты, грамотная какая. Если есть с собой, поставлю. Так и быть.
Он вздохнул и взял из её рук саквояж, как у доктора Айболита.
— Дай стул.
Из саквояжа появилась металлическая блестящая коробка, а из коробки — красивый стеклянный шприц. Загляденье просто, не то, что нынешнее пластиковое безобразие.
— Всё стерильно. Сделаем сейчас… криминальную операцию. Я б ему палку дал в зубы, чтоб анестезию не тратить. Но, если ты настаиваешь… Ладно.
Он воткнул шприц мне в плечо и ввёл обезболивающее. Обколол рану по периметру. Я поморщился и даже чуточку постонал, самую малость. И получил ободряющий взгляд Аллы Сергеевны. Больно было. Может, от того, что рука изодрана. Но, впрочем, боль быстро отступила.
— Помоги-ка, — распорядился дядя Миша. — Возьми клеёнку и подложи под руку. А то сейчас уделаю всё.
Из саквояжа появилась пузатая бутылочка с ярко-жёлтой жидкостью.
— Тазик, что ли принеси…
Алла убежала и тут же вернулась. Я отвернулся, не желая наблюдать, что именно будет делать с моей рукой милицейский Айболит. Отвернулся и уставился на диванную спинку. Я лежал на диване с велюровой, в мелкую полосочку, обивкой. Боли не было, но и приятного тоже было мало. Знобило. Жар не прошёл. Несмотря на антибиотики и стрептоцид. Омертвевшие после ранения ткани всё равно нагноятся. В Афгане я это видел…
— Ой, Аля, ты что такая бледная? — сердито бросил лекарь через пару минут. — Гляди у меня, в обморок не грохнись. Возьми вот бутылёк, понюхай. Не полной грудью только.
— Это что?
— Нашатырь, что же ещё. Нюхни-нюхни, а то ещё с тобой маяться потом.
— Дядь Миш, всё нормально, не переживайте.
— Нормально, — скептически произнёс он. — Я бы сказал, что ничего тут нет нормального, но тебе виднее, конечно. Так, всё. Получите и распишитесь. Через два дня нужно на перевязку. Пить тетрациклин. Или эритромицин. Я сейчас ему вколю. И тройчатку шарахну. Пусть поспит. Проснётся, будет как новенький. Ты если хочешь, можешь ему вечерком ещё раз задницу продырявить. Ну, и потом утром. Шприц есть. Но кипятить если не захочешь, можно и таблетками обойтись. В аптеку только бежать придётся.
— Сбегаю, конечно.
— Беги. Он сейчас вырубится, так что не обчистит, не переживай. Только дождись, когда уснёт и тогда иди. Больной, на бок ляг. Аля, приспусти штаны ему.
— Дядя Миша!
— Дядя, дядя, сто лет уже дядя.
— Ну, мне ещё не сто, допустим, — фыркнула замдиректора, грозная на комбинате, и такая вот практически девчонка в домашней обстановке.
Она наклонилась и потянула пояс моих брюк.
— Эй, инвалид, — прикрикнул дядя, — ремень расстегни.
Я расстегнул и тут же получил иглу в зад.
— Ещё не всё. Вот так… А
