День космонавтики - Борис Борисович Батыршин
…Вот скажите теперь: есть в мире справедливость? Нет, в мире справедливости, даже малой толики не сыскать…
Х — 2
Наш последний день в Артеке — полный, с подъёма и до отбоя. Завтра с утра, после завтрака, мы получим «сухой паёк» на дорогу — так именовались несколько будочек, сладкий творожный сырок и яблоко, предназначенные утолить потребности детских организмов во время долгой дороги — и рассядемся по автобусам, закинув предварительно чемоданы в багажный грузовичок. Все рутинные лагерные мероприятия уже позади, привычный распорядок порушен — если не считать прощального морского купания, без которого обойтись было решительно невозможно. Сборы, хлопоты, беготня по всей немаленькой территории, укладка вещей, попытки впихнуть в чемоданы сувениры, накопленные за время смены — по большей части это приобретённые во время экскурсий поделки из ракушек и камешков—голышей, пластиковых шаров с глазком и спрятанными внутри диапозитивами с видами Крыма. И, конечно, главное: сушёные, лакированные крабы на деревянных подставках и без оных.Последние обмены значками с гербами крымских городов — они продавались с лотка прямо на территории Артека, и были желанным предметом коллекционирования. В той, прошлой, жизни я и сам, помнится, привёз их десятка два, и они долго ещё висели у меня над диваном, приколотые рядками к куску красной ленты. На это раз я обошёлся вовсе без значков и прочих сувениров, так что и упаковывать было нечего, разве что, запрятал поглубже в рюкзак верную «бабочку» — Середа ещё вчера утром, улучив момент, сунул сложенный нож мне в ладонь. Что ж, спасибо — не хотелось бы так и оставить его ржаветь в трещине над водой. Как-никак, уникальная вещь, артефакт из параллельной реальности…
Что еще? Предательски влажные глаза почти у всех, не исключая некоторых девушек-вожатых; растянутый с утра и до вечера ритуал обмена адресами, столь же обязательный, сколь и бессмысленный, не помню, чтобы хоть раз что-нибудь написал, или сам получил письмо от кого-то из лагерных друзей. Хотя — именно на этот раз правило может статься, и будет нарушено: «космические смены» и задуманы, как способ познакомить тех, кому придётся уже совсем скоро двигать человечество в Космос, так что завязывать то, что называют «горизонтальными связями» имеет смысл как можно раньше. И уж тем более, это относится к полутора десяткам счастливчиков, тех, для кого «космические смены» не закончатся за воротами «Лазурного». Хотя им-то как раз обмениваться адресами ни к чему, так и так встретятся — если, конечно, не соврал Евгений Петрович, он же И.О.О. уже новой, нашей истории…
Небольшое уточнение: упомянутых счастливчиков должно было бы быть полтора десятка, но на самом деле — четырнадцать. Минус — я сам, собственной персоной, поскольку после такого откровенного палева ни о каком «юниорском наборе» и речи быть не может. Не оправдал. Не смог соответствовать. Таких не берут в космонавты, как пела в девяностых, какая-то из российских групп, кажется, «Манго-Манго». А может, и другая, они у меня уже все давно перепутались…
Впрочем, слова-то я помнил хорошо, и даже не поленился переписать из для членов нашей — теперь уже бывшей, — команды. И когда шестой отряд шумной стайкой выдвигался на «церемониальную» поляну, где после ужина должен был состояться общелагерный прощальный костёр, мы впятером загорланили эту песню, что есть мочи — всю, с начала и до конца, включая четвёртый, не предусмотренный авторами куплет. И даже Шарль старался вовсю, поскольку не поленился выучить полузнакомые русские слова наизусть:
…Один наш товарищ
Ну прямо был героем,
Он бурные волны пересёк.
Забрался в пещеру
У берега моря,
Не тем ударился об воду, дурачок!..
И остальной отряд с диким рёвом выдавал припев -припев:
…Таких не берут в космонавты!
Таких не берут в космонавты!
Таких не берут в космонавты!
Спейсмэн, Спейсмэн!..
Вожатые, начиная со старшего, Пал Палыча, заканчивая нашей распрекрасной красоткой «пани Зосей», услыхав столь откровенное глумление над дисциплиной, кривились напоказ и строили недовольные гримасы. Остальные, от мала до велика, ржали в голос, пытались подтягивать и демонстрировали выставленные большие пальцы — по большей части, по моему адресу. Я ухмылялся и делал ручкой в ответ — утешение, конечно, так себе, но другого-то у меня так и так нету…
Х — 3
…С неба лиловые падают звёзды,
Даже желанье придумать не просто…
На небосклоне привычных квартир
Пусть загорится звезда Альтаир…
И весь первый отряд, вожатый которого завладел сейчас гитарой, негромко подхватывает:
…Звездопад, звездопад —
Это к счастью, друзья, говорят!
Мы оставим на память в палатках
Эту песню для новых ребят...
Песня мне хорошо знакома — и по этой и по «той, другой», жизни. Стихи сочинила Пахмутова для всероссийского лагеря «Орлёнок», что стоит на черноморском побережье Краснодарского края, а гораздо позже, уже в начале следующего века её исполнил Егор Летов со своей «Гражданской обороной». Считается, что «Орлёнок» построили в некотором смысле в пику «Артеку», после того как Хрущёв передал Крым Украине. Здесь этого прискорбного события не случилось, однако новый пионерлагерь республиканского значения всё же появился, и на том же самом месте, немного севернее Туапсе. Видимо, история, и правда, обладает немалой упругостью, упорно возвращая события — как судьбоносные, важные доля всей планеты, так и незначительные, — в естественную колею.
Но бог с ней, с упругостью истории. Некоторое соперничество между двумя главными черноморскими детскими здравицами, видимое в нашем мире невооружённым глазом (так, вожатые-артековцы избегали бывать в «Орлёнке», и наоборот) здесь тоже имеет место, но в сильно смягчённом виде. Так, вожатый первого провёл в лагере-конкуренте две смены — и ничего, теперь работает здесь. И даже принёс в «Лазурный» фирменную «орлятскую» песню, изменив в ней всего несколько слов.
…Как бесконечные звёздные дали,
Мы бы на яркость людей проверяли.
Прав лишь горящий, презревший покой,
К людям летящий яркой звездой…
Звезда Альтаир, которая упоминается в первом куплете, если кто не знает — это Альфа созвездия Орла, одна из самых ярких звёзд северного
