Пираты в Сомали. Повстанец - Алексей Птица
Меня подтащили к стене, с которой свисали наручники. Приковав за одну руку, вторую оставили свободной. Мои голые ноги касались контактной пластины на бетонном полу.
Подойдя к небольшому стенду, Хасан включил здоровый металлический тумблер. Стенд оживился и заиграл красным цветом индикатора подачи питания. Хасан включил другой тумблер, и на стенде сразу же загорелся ещё один индикатор, подмигивая ему огоньком приятного зелёного цвета. Проверяя стенд, Хасан включил его самонастройку. Несколько раз щёлкнув, мерно загудел реостат, показывая готовность к работе.
Палач равнодушно посмотрел на меня и дёрнул вверх небольшой рубильник справа от себя. Я тут же почувствовал легкое покалывание током. Руку ощутимо дёрнуло, но пока не сильно. Хасан покрутил шайбой реостата, и меня затрясло, как в лихорадке.
— Ща, я этой сволочи добавлю, — злорадно улыбнулся Харам и неожиданно для Хасана окатил меня водой.
Меня шарахнуло так, что всё тело выгнулось дугой, а из глаз посыпались искры!
— Сукииии! Ненавижу вас, ненавижу! Буду грызть, рвать зубами, Ненааавижуууу! — успел проорать я и потерял сознание.
* * *
— На хрена ты это сделал? — зло гаркнул на пособника палач, дёргая шайбу реостата в обратную сторону и резко снижая силу тока.
Тело ещё несколько раз конвульсивно дёрнулось, потом обмякло. Бросив стенд, Хасан подскочил к арестанту и с размаху хлестнул ладонью по щеке.
— Сердце, млять, остановилось, — он метнулся обратно к стенду и слегка добавил напряжение. Тело снова дёрнулось, палач тут же отключил реостат и, подбежав к безвольно висящему телу, приложил ухо к груди.
— Живучий, собака. Ладно, — буркнул он и, наконец, отстегнул наручники.
Жертва безвольным мешком упала на бетонный пол. Похлопав арестанта по щекам и облив водой, Хасан убедился, что тот скорее жив, чем мёртв, и отошёл от тела.
— Ты осёл, Харам! Ты чуть не убил его! Это не мой метод. Я не убийца, я палач. Ты понял, придурок? Мой отец был палачом, и мой дед занимался тем же самым. Это целое искусство. Кто тебя просил лезть со своей дурной инициативой?!
— Он капрала чуть не избил, — стал оправдываться Харам. — Тот до сих пор животом мается от удара этого животного.
— Да? Не знал, так и поделом твоему капралу. А этого, — палач кивнул на безвольное тело своей жертвы, — я даже зауважал. Он явно не трус и не такое дерьмо, как ты, Харам. Уноси его. Постой, я помогу тебе, а то боюсь, ты не доведёшь его до камеры живым.
* * *
Сгустившаяся, непроглядная тьма клубилась у меня в сознании, порождая кошмарные видения. Но светлые эманации моей души всё же достигли нужного адресата.
— Что с тобой, Мамба? — неожиданно возник в моей голове образ змееголового.
Сейчас он виделся мне огромной человеческой фигурой, которая венчалась головой древнего ящера. Узкий раздвоенный язык скользнул по его сухим губам в недоумении.
— Я не ждал тебя так скоро!
— А я вот взял и пришёл! — усмехнулась моя душа. — Неожиданно, да?
— Ещё как неожиданно! Что с тобой случилось?
— Пытали, — пожал я несуществующими в этом нематериальном безвременье плечами.
— Эх, вот всегда так. Едва отвлечёшься, так ты сразу в историю попадаешь. Что ж ты на рожон-то постоянно лезешь?
— Я просто верю людям. А им верить нельзя.
— Да, нашёл, кому верить. Лучше собаке поверить, чем человеку. Собака хоть предупреждает, когда хочет тебя укусить, а человек совсем нет. Ладно, я посмотрю, что с твоим телом. Ммм, ничего страшного, ты жив и будешь жить дальше даже без моей помощи. Но настоек нужно будет попить обязательно. Да, и много попить.
— Это случится очень нескоро. Я в тюрьме, и настоек рядом со мной нет.
— Лучше поздно, чем никогда, — философски заметил змееголовый. — Я послежу за тобой и помогу, как смогу. Жди и надейся. Как ты умудрился туда попасть? Ладно, в следующий раз расскажешь.
— А что мне ещё остаётся? — усмехнулся я и очнулся.
Я лежал на полу в своей камере. Вокруг стояла тишина. С трудом подняв голову, я увидел удивлённо вылупившихся на меня сокамерников.
— Что, суки, уставились? А ну-ка поднимите меня и усадите.
Они нерешительно переглянулись. Потом один из них, кажется, его звали Фарах, подскочил ко мне, выполняя просьбу. Опершись на него, я с трудом поднялся и, пошатываясь, поковылял к ближайшей койке, на которой сидел незнакомый мне негр.
— Пошёл вон! — проскрипел я, и моя окровавленная рука схватила его за лицо. — Пошёл вон, — повторил, и мои налитые кровью глаза уставились в глаза этого негра. — Убью! — просипел я, падая на него.
Наверное, зрелище было не для слабонервных! Почти труп грозил убийством вполне дееспособному гражданину, гражданин же подался панике и стремительно уступил мне место. Я рухнул на кровать и забылся тяжёлым сном.
Через сутки я смог первый раз поесть, попить и справить нужду. Меня не трогали, лишь опасливо косились. Негры вообще очень суеверны, а я выжил там, где не всякий выживет. К тому же на следующий день капрала сбила машина, а Харама ранили в случайной перестрелке с бандитами.
Оба остались живы, и эти совпадения могли показаться случайностью, однако… Узнав о неприятностях, постигших моих палачей, никто даже не усомнился в моей причастности к ним. Ещё через неделю, когда моё лицо немного зажило, состоялся суд. Самый справедливый на свете африканский суд. Но об этом уже в следующей книге.
