Двойной генерал-2 (полуостров Сталинград) - Сергей Чернов
— Хочу оторвать кусочек Литвы. Этот треугольник с вершиной в Даугавпилсе, — провожу плавную дугу от Швенчониса до Акнисте. В этом районе сосредоточены 3-4 немецкие дивизии. Масштабы небольшие, поэтому никаких резервов от Ставки мне не нужно. Хватит собственных сил при поддержке Севзапфронта.
Уже с места продолжаю.
— Операция фактически местного значения. Войскам необходимо научиться проводить наступательные операции. Мы ещё этого не умеем…
— А предлагаете ударить в южном направлении, — бурчит Мехлис.
— Рокоссовский — талантливый генерал, — загибаю один палец, — я его подстрахую. В его направлении, до Тернополя точно, крупных сил нет. До него он точно дойдёт, и этого уже хватит для серьёзной угрозы.
Распрямляю четыре загнутых пальца.
— Что будет с Минском? — Сталин задаёт надоевший мне вопрос очень мирно.
— Минск пару недель должен продержаться. А когда мы ударим на юге и в Литве, давление на него спадёт. Чем дольше они будут заниматься Минском, тем дороже за него заплатят. Территориями, многими дивизиями, попавшими в окружение и плен, гигантскими потерями.
Ещё через час возвращаюсь на аэродром. Ставка одобрила мои наполеоновские планы. Со сроками и задействованными силами ещё уточнят, но в целом всё принято.
Одиннадцатый час ночи. Город очень слабо освещён. Только на некоторых улицах светятья фонари. Всё-таки действует режим светомаскировки. Бомбардировщики легко могут достать столицу из Латвии. Не так просто всё, конечно. Ночью летать сложно, и ПВО не спит. Но бережёного ВКП(б) бережёт.
В открытое окно залетает освежающий ночной ветерок. Подставляю под него лицо.
И что интересно, про мою 10-ую армию будто все забыли. И Ставка… обе ставки, и наша и немецкая. И, между прочим, совершенно напрасно.
Ещё о политике мы не поговорили. Что и как будем делать с Европой?
9 сентября, вторник, время 07:10.
Северные окраины Минска.
Заряжающий зенитного расчёта Егор Захаров, рядовой.
В голове непрерывный гул и абсолютная тишина вокруг. Как такое может быть? Как-как… каками вдрызг во все стороны. После почти прямого попадания в грузовик, на котором они улепётывали от артобстрела, без контузии никак. Видел уже таких, глаза по плошке и орут, как ненормальные.
Что там с грузовиком? А нет грузовика, одни обломки. Пушка на вид цела, только на боку валяется. Кто там поодаль ему лыбу рисует? Х-ха! Вместе с выдохом на траву выплёскивается со стакан крови. И как только во рту поместилось, ха-ха-ха!
Мишка, их наводчик, что-то ему кричит. Посечён знатно, сразу видно не жилец. Понимаю, что кричит. Он так часто употребляет слово «здорово», что по губам его считываю. И к чему относится, тоже понятно. Не к нынешнему их предсмертному, — пню последнему ясно, — состоянию. «Здорово мы им врезали!», — вот что кричит Мишка. Хочу показать большой палец, не получается. На одной руке лежу, и нет сил повернуться. Второй? Второй нету…
Четверть часа назад.
Засада полностью удалась. Среди развалин частных домов, поваленных деревьев, воронок их делать одно удовольствие. С другой стороны выставили дрын, замазанный сажей, в торце воткнули запал от гранаты. Дёрнуть за леску, выдернуть кольцо. Когда запал срабатывает, хлопок и дым, всё, как надо. Будто пушка пальнула. Ну, если издалека смотреть. Обломок столешницы за щит сойдёт. А рядом разбитую сорокопятку. Тоже издали не поймёшь, что она уже убитая. Вот и зарядили фрицы по ложной батарее изо всех стволов, да в атаку двинули.
Мы-то чуть сбоку затаились. Ясен пень, не дураки по кустам ховаться, да за развалинами прятаться. Те места самые подозрительные. Расширили пару воронок, в них и ждали под масксетью.
Зенитка 61-М страшное оружие на прямую наводку. А нас — два расчёта с пушками. Скорострельность бешеная, три выстрела в секунду. Так что наступающий батальон с пятью танками накрошили за пару минут. Не только мы, конечно, взвод прикрытия с тремя пулемётами тоже поработал.
37-миллиметровыми снарядами за двести метров в борт — никакой танк не выдержит. И как фашистов на куски рвало, тоже видел. А уж Мишка-то в прицел, ясен пень, нагляделся.
Через полминуты три танка, превращённые в решето, горят, два взорвались. Боекомплект сдетонировал. Ещё полторы минуты лупили по пехоте. Душа моя пела при виде непрерывных кустов разрывов, разбрасывающих по сторонам изломанные фигурки в мышиной форме.
Второй акт представления мы тоже отработали сверх нормы. Цепляем трос, машина вытаскивает пушку из окопа и ходу. Теперь главное ноги, вернее, колёса. Над нами воздушный бой, но раз в небе немцы, то на нас уже кто-то целится.
Мы успели. Первый расчёт точно ушёл, а нам не повезло. Зуб даю, стреляли по нам не прицельно…
Почему-то вижу себя сверху, и мой вид мне не нравится. Мишкина улыбка становится неподвижной и страшноватой. Моя не лучше. Голос не голос, но что-то говорит, что мне пора…
9 сентября, вторник, время 08:00.
Минск, штаб фронта.
— Товарищ генерал! Товарищ генерал! — меня трясут за плечо.
Какой голос для человека самый неприятный? Тот, который его будит. Лёг после двух, ворочался час, и тут на тебе — поспать лишних полчасика не дают. В такие моменты ненавижу даже Сашу, который не просто помощник, а часть меня. Недолго ненавижу. До момента, когда мне не подносят полотенце после умывания и чашку горячего кофе. Да, я не замедлил воспользоваться моментом и запасся им изрядно. Заразил мою сложную двухсоставную личность Арсеньевич этой порочной страстью.
— Ну, и чего ты меня разбудил? — занимаюсь зарядкой, запускать себя нельзя. Поприседать, помахать руками-ногами, поотжиматься. Гирю пока не трогаю, с утра не дело.
Мы во дворе, тут небольшой спортгородок организован. Брусья, тройной разновысокий турник, две трубы на тридцать и десять сантиметров над землёй. Пресс качать удобно. Сразу группой. Носки под низкую, задницей на высокую и вперёд. Отжиматься можно, когда сугробы или осенняя грязь.
— Немцы атакуют пригороды, — докладывает адъютант.
— Это как бы давно ожидаемо, п-пых! — подтягиваюсь восьмой раз.
— Не там, где их ждали. Гудериан обходит город с севера, Гот — с юга. И ударили с двух сторон одновременно.
–Ы-и-и-х! — кое-как выжимаю одиннадцатый раз. Настолько кое-как, что не решаюсь его засчитывать.
— Хотят окружить город — попутного ветра им в горбатую спину, — иногда позволяю себе фразочки из памяти Арсеньевича. Ничо, сойдёт за генеральские шуточки и причуды. Мне — можно.
— Они силы растягивают, Саш, — поясняю своё равнодушие, — пусть растягивают. Нам их легче бить будет. Что там с Эйдельманом?
— Рвётся в бой. Кое-как его в госпитале удерживаем.
— Ладно. Давай его ко мне. Поглядим осторожненько, как он.
Саша поливает меня водой сверху. Обожаю эту процедуру,
