Огненная купель Шантунга - Александр Борисович Чернов
Подошел портовый катер с командирами «Осляби» и «Победы» на борту, и наш командир, перебравшись на него, убыл к англичанам, обсуждать, на каких условиях мы можем провести ремонт и уйти в Порт-Артур. Через два часа командир вернулся, «Сисой» к этому времени еще опустился и сел на грунт носом. С одной стороны, это было хорошо, гибель нам теперь не грозила, с другой стороны – мы уже не могли никуда уйти из гавани.
Командир прислал приказание всем офицерам собраться на спардеке. Придя, я нашел там почти всех офицеров, способных стоять на ногах. И вот вошел Мануил Васильевич с измученным лицом и сказал нам, что «он, не видя больше исхода и не имея возможности что-нибудь предпринять, принял решение интернироваться, что он сам лично даст ответ в этом перед Родиной и царем». Все стояли как пораженные громом, почти никто не сказал ни слова, только старший офицер воскликнул: «Но ведь это же позор, нужно что-нибудь делать!» Ответил ему лейтенант Малечкин, наш изрядно пораненный в бою осколками старарт: «Давайте, Георгий Авенирович, колеса ”Сисою” приделаем. По дну до Артура и доедем!»
Дальше все было как в тумане. Пришел английский офицер и несколько рабочих, офицер попросил провести его по поврежденным отсекам для составления ведомости ремонтных работ. Я долго водил его по кораблю. Тем временем пришло телеграфом через Циндао разрешение на интернирование нашего броненосца. Причем, в связи с тяжелыми повреждениями корабля, нам всем было приказано оставаться на борту. Вечером спустили флаг. На следующий день разразился шторм, но в закрытой гавани «Сисой» выдержал его сравнительно безболезненно. Затем выгружали в береговой арсенал остатки боезапаса и оружия, замки с пушек и прочее имущество.
Через два дня после интенсивного обмена телеграммами решилась судьба наших броненосцев-крейсеров.
По указанию Петербурга, «Ослябя» и «Победа» тоже разоружились. Но некоторые из их офицеров во главе с командиром «Осляби» отбыли в Порт-Артур по приказу наместника. Они ушли той же ночью на истребителях, конвоировавших нас до Вэйхайвэя. По-видимому, на флоте была большая убыль в командных кадрах. Нас это решение уже не коснулось. Поскольку командир «Победы», раненный в бою осколком в руку, чувствовал себя неважно, а вскоре и вообще слег в местный госпиталь с неожиданным приступом лихорадки, Мануил Васильевич остался старшим начальником над всеми интернированными российскими кораблями.
Потекли длинные однообразные дни. Вэйхайвэй – не полноценная английская база, а только угольная станция и не имел дока, поэтому подводные пробоины на наших кораблях сначала заделывали с помощью водолазов, затем пришел нанятый американский спасательный буксир, и заделка пробоин пошла быстрее. Наконец удалось откачать воду из носовых отсеков, и «Сисой» всплыл.
Но мы были не одиноки. Японские корабли стояли у другого берега бухты. Они, как оказалось, тоже были слишком повреждены, чтоб дойти до Чемульпо и по протесту командиров наших кораблей, должны были или в течение 24 часов разоружиться, или выйти в море. Несмотря на всю приязнь английской администрации к японцам, провести ремонт кораблей в 24 часа было немыслимо, и японцы, после долгих сношений по телеграфу с Токио, также вынуждены были разоружиться. Только два их дестроера ушли под покровом ночной темноты, не открывая огней. Если верить англичанам, то на одном из них находился в бессознательном состоянии раненый командующий японского флота адмирал Того.
Резонно опасаясь столкновений между экипажами кораблей воюющих стран на берегу, английская администрация установила определенные дни схода на берег для русских моряков и другие для японцев. Причем разрешалось отпускать на берег не более двадцати человек команды в день. Стычек, таким образом, удалось избежать, хотя о большем количестве увольнений и думать не приходилось – слишком велик был объем ремонтных работ, который мы вели как своими силами, так и с помощью рабочих и мастеров двух законтрактованных английских фирм. Дела шли вполне споро. При этом нужно честно признать, никакой неприязненности между нами и англичанами не было. Работу свою они делали на совесть и весьма быстро. Мне же удалось подсмотреть у них несколько оригинальных технологических решений.
Уже через пять дней после подписания мира, 4 марта, за нами пришли «Три Святителя» и «Пересвет», а с ними, на всякий случай, буксиры «Силач» и «Русь». Вскоре в их сопровождении, отдав салют британскому флагу, наши броненосцы пошли своим ходом во Владивосток, где, как мы уже знали, ждала нас торжественная встреча. Японские корабли остались стоять в Вэйхайвэе.
Флот под флагом адмирала Всеволода Федоровича Руднева салютовал нам как героям, что многих, в том числе и нашего командира, растрогало до слез. Боевые корабли стояли в Золотом Роге на бочках в двух длинных колоннах, а мы проходили между ними на назначенные нам места напротив флагманских броненосцев – «Александра» и «Цесаревича», на котором держал флаг командующий. Кульминацией стало вручение Рудневым на мостиках «Святителей» и «Победы» их командирам Веницкому и Зацаренному контр-адмиральских погон. Наш командир тогда адмиралом не стал, но получил Владимира с мечами и Золотое Георгиевское оружие «За храбрость». Многие офицеры и нижние чины наших трех броненосцев были также награждены орденами и Георгиевскими крестами, а памятные медали за сражение у Шантунга получили все. Что уж греха таить, после интернирования, которое в нашем понимании легло пятном на замечательную победу, одержанную флотом у Шантунга, мы ждали совсем другого приема.
И как же жаль все-таки, что не удалось нам вместе со всеми поучаствовать в славном деле под Токио! Но в который уже раз перебирая в памяти события боя и обстоятельства, приведшие нас в Вэйхайвэй, могу сказать со всей определенностью – до Дальнего, или тем более до Порт-Артура, броненосец наш довести было практически невозможно. То же справедливо отнести и к «Ослябе» с «Победой»…
Еще через две недели, после того как отшумели все торжества, связанные с победным окончанием войны и прибытием к нам в гости германской эскадры, проходившие в высочайшем присутствии двух императоров, я был назначен старшим минным офицером на «Ретвизан». Мой предшественник уходил на Черное море с повышением,
