Балтийский ястреб - Иван Валерьевич Оченков
Второй «повезло» гораздо меньше. «Домовой» не только заблудился, но и наткнулся в темноте прямо на английский дозорный шлюп. Что еще хуже, неопытный командир отчего-то решил, что это идущий во втором эшелоне пароход «Усердный», и без страха подошел к нему.
Зато у немного обалдевших от такой наглости англичан сомнений по поводу национальной принадлежности приблизившегося к ним судна не было. Поэтому, как только оно оказалось достаточно близко, его немедленно расстреляли из всех орудий. Одно из 24-фунтовых ядер угодило в продолжавшие находиться в походном положении мины, после чего все было кончено. Именно этот взрыв и услышали перед своей атакой Шаховской с Селивановым.
Остальные отряды также действовали не без успеха. То тут, то там гремели взрывы. Подвергшиеся нападению враги яростно отстреливались и, как впоследствии выяснилось, частенько награждали друг друга бомбами и ядрами. Сделавшие свое дело юркие канонерки разворачивались и одна за другой исчезали в ночи. Без эксцессов не обошлось и тут. «Туча» едва не протаранила «Метель», два других корабля притерлись друг к другу бортом, но ничего непоправимого, к счастью, не случилось. И все выжившие сумели вернуться в родную гавань.
Тем временем наступила очередь «константиновок». Командовавший бригадой капитан-лейтенант Истомин с самого начала решил, что его подчиненным не следует ограничиваться прикрытием и спасением «миноносников». Напротив, темное время суток и неизбежно последующая за атакой неразбериха давали им неплохой шанс, как говорил генерал-адмирал, «подержать англичан с французами за вымя»!
Где и когда царский сын мог обрести такие познания в анатомии животных, никто не знал, но, глядя в его немного подслеповатые глаза, сомневаться не приходилось. Такой, если понадобится, подоит не только корову, но и…
Несмотря на непогоду и отвратную видимость, никто из его подчиненных не отстал и не потерялся. Чуть в стороне черными тенями прокрались возвращающиеся «шанцевки». Провожая их взглядом, моряки отмечали, что некоторые выглядят совершенно невредимыми. Другие даже в темноте казались изрядно побитыми. Хотя, возможно, всему виной была разыгравшаяся фантазия…
Приблизившись к месту боя, Истомин тщетно искал следы повреждений на видневшихся впереди вражеских кораблях и не находил их, задаваясь вопросом — неужели ничего не вышло?
— Напрасно вы так, — поспешил успокоить командира Брылкин, — обратите внимание, что в строю союзников большие прорехи. Наверняка стоявшие там корабли уже на дне!
— Вы думаете? — хмыкнул капитан-лейтенант, понявший, что от волнения стал говорить вслух.
— Уверен. К тому же видите, как дымится вон тот фрегат?
— Может, разводят пары?
— Может и так. Но не на корме же!
— Вперед! — велел повеселевший начальник.
Связи в такой темноте нет и быть не могло, поэтому перед боем он отдал только один приказ. Каждый выбирает себе цель сам, но первым огонь открывает флагман! А дальше, как Господь управит!
— Дистанцию не более полукабельтова, — уверенно и спокойно, словно на учениях, отдавал он последние распоряжения артиллеристам. — Целиться в ватерлинию…
Дождавшись, когда по его прикидкам все подчиненные должны были успеть занять места, обычно не демонстрировавший особой набожности Истомин перекрестился и махнул рукой.
Прозвучавший из темноты выстрел оказался для англичан с французами полной неожиданностью. Еще больше их поразило, что следом раздался пусть не слишком стройный, но залп. Приглядевшись, они все же рассмотрели нового противника и попытались открыть ответный огонь, но стоявшие к врагам носом канонерки являли собой слишком небольшую и малозаметную цель.
К тому же бронированный бруствер вполне надежно защищал маленькие корабли и их экипажи от ядер или бомб. Сообразив это после нескольких попаданий, русские канониры стали действовать все более слаженно. Промахнуться с такого расстояния по довольно-таки крупному противнику оказалось непросто, так что почти ни один выстрел не пропал даром!
Пару лет назад, когда новейшие пушки Баумгарта только проходили испытания, их отказались принимать на вооружение по причине чрезмерной мощности. Дескать, выпущенное из них ядро пробивает линейный корабль насквозь… Тогда это посчитали недостатком.
Но сегодня тяжелые 18-килограмовые чугунные бомбы с легкостью пронизывали толстые, набранные из отличного дуба борта и, сметая все на своем пути, неслись дальше, чтобы разорваться во внутренностях корабля. Некоторые из них застревали в угольных бункерах и рвались там. Другие крушили котлы и машины. Калечили матросов и кочегаров.
Хуже всего было, если взрыв происходил на батарейной палубе. Там всегда много пороха из прохудившихся картузов, который легко вспыхивал и грозил перекинуться на целые. Тогда все бросали свои дела и начинали тушить разгоравшийся пожар специальными вымоченными в соленой воде кошмами. Таскали ведрами воду, заливали из них огонь и, уж, конечно, никак не могли вести ответную стрельбу.
Большинство русских кораблей старались держать дистанцию, чтобы не угодить под ответные залпы. Другие по привычке маневрировали, отходя назад для перезарядки и возвращаясь для выстрела. Сам же Истомин настолько увлекся, что подводил своего «Башибузука» почти в упор, и когда волнение заставляло канонерку опускать нос, занявший место наводчика Брылкин всаживал во вражескую корму очередную бомбу.
К несчастью для французов, единственными ретирадными орудиями парусного «Бреслау» были несколько легких пушек на высокоподнятой корме. Ни одна из них не могла опустить свой ствол достаточно низко, чтобы поразить нахальную блоху, раз за разом кусавшую великана. Впрочем, заслуженно славящиеся своим остроумием галлы скоро нашли выход.
Не успел «Башибузук» влепить третью бомбу в аппетитно приподнятый зад противника, как все корму облепили вражеские стрелки и принялись обстреливать низкобортную канонерку из ружей. Сразу несколько артиллеристов упали, обливаясь кровью. Казалось еще немного, и вся прислуга окажется перебитой, но тут в дело вступила очередная новинка.
Лично вставший к картечнице Истомин прошелся длинной очередью вдоль фальшборта по выстроившимся как на парад стрелкам. Не ожидавшие такой подлости франки умерили прыть, а выглянувший из-за бруствера Брылкин успел-таки произвести выстрел. После чего командир счел за благо немного разорвать дистанцию, чтобы дать возможность подчиненным убрать убитых и перевязать раненых.
Тем временем выпущенная ими бомба пробила сначала медную обшивку, затем толстый борт, несколько переборок и, в конце концов, шипя запалом, увязла в стенке крюйт-камеры. Подававшие наверх порох матросы сначала замерли, потом кинулись в надежде потушить, но не успели. Фитиль догорел и четыре фунта черного пороха разнесли чугунную оболочку, вызвав пожар в самом уязвимом месте любого военного корабля. Грянул взрыв, и очередная жертва ночного сражения завалилась набок, после чего стремительно затонула.
На долю прочих «константиновок» такого успеха не досталось. Тем не менее, «Буян» лейтенанта Федорова и
