Александр Шаповалов - Переход
— Интересно, кто мог вам рекомендовать господина Дагона?
— Альберт Василиками, например, и ещё господин Нуротье. Их в свою очередь мне рекомендовал Фриц Вильвон. — с неизменной улыбкой джентльмен перечислил основных клиентов Рапсуна. — Да, они просили непременно добавить, я, понимаете ли, не сведущ в таких делах вот и забыл….
— Что просили добавить? — перебил болтовню посетителя сидевший за столом мрачный обитатель каморки.
— Так, секундочку, — незнакомец задумался, пытаясь вспомнить пароль, — Лотос расцветает на восходе. Весьма поэтично, не правда ли?
— С этого и надо было начинать, — буркнул в ответ обитатель каморки.
— Простите, но вы тоже должны мне ответить.
— Ах, да, вы совсем меня заболтали. Сезон дождей не за горами.
— А какая между эти двумя фразами связь? — не понял посетитель.
— Никакой. Что вы хотели?
— Я хотел поговорить с господином Дагоном, — напомнил джентльмен.
— Он перед вами.
— Мне поверить вам на слово?
— От удивления у Рапсуна открылся рот, раньше от него не требовали документального подтверждения своей личности. Он с трудом сдержал ругательство, готовое сорваться с его языка, молча достал удостоверение пилота и протянул его незваному гостю.
Взглянув на удостоверение посетитель перестал улыбаться, его лицо сразу преобразилось, стало сосредоточенным, взгляд, до это блуждавший по помещению, стал цепким и колючим.
— Формальности соблюдены, самое время приступить к делу. Ваше репутация, как человека исполнительного и не сующего свой нос в чужие дела, безупречна. Поэтому мы обратились именно к вам. Ваши расценки нам известны и нас они устраивают. В общем, дело обычное, надо забрать груз и людей с одного острова и доставить их на Сардинию в Ольбию, затем вернуть их обратно. — незнакомец замолчал.
— То есть нам придется садится официально на аэродром? — уточнил Рапсун.
— Да, воздушный коридор и место на стоянке уже согласованы с властями. — ответил наниматель.
— Вы были так уверены в моем согласии?
Незнакомец развел руками:
— Господин Дагон, за такую, скажем так, необременительную работу мы платим неплохие деньги. Более того, считайте, что с той минуты когда вы дадите согласие, ваш самолет уже зафрахтован.
— Тогда не буду терять деньги, я согласен, — протягивая руку, произнес Рапсун.
— Я рад, что мы пришли к согласию. — джентльмен встал, взял небольшой кейс, и протянул его Дагону.
— Что здесь? — не понял Рапсун.
— Деньги. Насколько я знаю, вы же предпочитаете наличные?
— С деньгами, которые можно потрогать, мне как-то спокойней, — признался Дагон. Ему очень хотелось открыть и пересчитать содержимое кейса, но усмешка на лице незнакомца удержала его.
— Вы не будете пересчитывать?
— Успею, тем более вам нет смысла обманывать меня, работа ещё не сделана.
— Разумно, — заметил джентльмен, — и последнее. Возьмите этот коммуникатор, по нему мы с вами свяжемся. До свидания, господин Дагон, было приятно иметь с вами дело.
Незнакомец развернулся и вышел из вагончика. Рапсун взглянул в окно, увидел, как отъехал новенький «ягуар», сверкнув на солнце полировкой.
— Пижон, — тихо произнес он и открыл кейс. — Ничего себе!
Сумма, которую вручил наниматель, была огромной настолько, что другого человека заставила бы задуматься и насторожиться, но не Рапсуна. Дагон Рапсун, владелец транспортного самолета, не отличался большим умом, но был хорошим пилотом и никогда не задавал лишних вопросов. Это сочетание позволяло ему неплохо зарабатывать.
На третий день ожидания раздался звонок, сухой скрипучий голос сообщил Рапсуну, чтобы он был готов. Примерно через четыре часа на его аэродром въехало несколько грузовиков. Когда в самолет стали загружать оружейные ящики, Дагон, как обычно в таких случаях, предпочел смотреть в другую сторону. Чувство опасности, выработанное им за те годы, что он занимался перевозками, колыхнулось где-то в глубине души, тут же затихло и больше не давало о себе знать.
— Старею, — подумал он, — чертики начали мерещится.
Его не раз нанимали скользкие типы, от арабов до американцев. Бизнес есть бизнес, каждый зарабатывает, как может и где может, — это было твердое убеждение Рапсуна, его жизненное кредо. Но едва на борт поднялись пассажиры, у Дагона неприятно засосало под ложечкой. От клиентов веяло чем-то необычным, но стоило Рапсуну увидеть браслеты на руках одного из пассажиров, ему стало плохо. Сам он был родом из Египта, причем с самого юга, где влияние Черной Африки гораздо сильней, чем на севере.
— Господи, — прошептал он, ища под футболкой амулет, — только колдунов мне не хватало.
Дагон наконец нащупал амулет и сильно сжал его в ладони. Впервые в жизни ему стало страшно, по настоящему страшно. Пассажир с браслетами африканского колдуна, словно почувствовав это развернулся и подошел к Рапсуну. Он заглянул ему в глаза.
— Чего ты так испугался? Твоя душа давно принадлежит темным силам, — голос колдуна был тихим, но у Дагона от него заложило уши, колени задрожали, а по спине сбежала капля холодного пота. — Теперь пришло время узнать своего господина.
Каждое слово колдуна громом отдавалось в голове летчика. Спина, казалось, сама согнулась перед черным чародеем.
— Рапсун Дагон, признаешь ли ты меня, Нонго, своим господином?
— Да, признаю, — покорно произнес летчик.
— Будешь ты служить мне и моему повелителю, не жалея жизни своей? — гремел в ушах голос колдуна.
— Да, господин.
— Встань, мой слуга, — сказал колдун и взял протянутую другим колдуном небольшую пузатую бутыль. Отвинтив крышку, чародей налил несколько капель тягучей жидкости в стакан. — На, выпей.
Часть сознание Рапсуна наблюдала за происходящим как бы со стороны, поражаясь своей покорности. Черный колдун наложил на Дагона чары, лишив воли и заставив преклонить колени.
— Нет, — кричала часть сознания Рапсуна, мечась в крохотном пространстве, которое ещё не было подвластно колдуну. — не пей этого!
Дагон протянул руку, но не спешил брать стакан, одолеваемый внутренними противоречиями.
— Пей! — с угрозой в голосе произнес колдун и всучил стакан Рапсуну.
Летчик, поддавшись давлению чародея, сделал глоток.
Сознание, которое еще не теряло надежды докричатся до остальной части разума Дагона, почувствовало, как крохотное пространство, где оно пряталось от воздействия чужой воли, стало сужаться.
— НЕТ! — издало оно последний вопль отчаянья и в тот же момент было раздавлено.
Нонго позволил себе улыбнуться, заметив что воля летчика сломлена окончательно.
— Ничего, что этот позор рода человеческого похож на дегенерата, — с презрением смотря на стоящего рядом с покорным видом Рапсуна, думал колдун, — для выполнения возложенной на него задачи ему не надо быть гением. Это даже вредно, а вот послушная марионетка — как раз то, что надо.
— Иди, проследи, чтобы всё закрепили, как положено, — распорядился Нонго, подчиненный летчик стал ему не интересен и даже скучен.
Вдруг колдун с неким удивление заметил, работая с Вебером, он многое от него перенял. Если раньше он тяготился тем, что люди видели в нем потенциальную угрозу для себя, то теперь он получал от этого удовольствие.
— Да, мой господин прав, заставлять людей служить себе гораздо приятней, чем самому пытаться угодить им. — от высказанной мысли вслух, у колдуна улучшилось настроение.
«А как же служба господину?» — выскользнула откуда-то подленькая мыслишка.
— Служба господину делает меня сильней, — произнес Нонго, словно заученную мантру в ответ самому себе.
«Ну-ну,» — ехидно заметил внутренний голос, — «ты можешь обманывать всех, но обмануть самого себя невозможно.»
Нонго почувствовал, как у него внутри стала подниматься волна боли.
— Хватит, убирайся, — приказал он внутреннему голосу, — ты червь, который разъедает мою душу. Но учти, она тебе не по зубам. Убирайся, я тебя не звал.
Голос стих, а вмести с ним стихла и боль.
— Господин, все погружено. Разрешите взлет? — доложил вернувшийся летчик.
— Да.
Дагон с равнодушным лицом уселся на своё место и запустил мотор. Стенки корпуса самолета завибрировали, уши находящихся на борту слегка заложило, когда машина после разбега поднялась в воздух.
Рапсун, словно робот, управлял самолетом и даже отрыв от земли не вызвал у него никаких чувств, хотя раньше он каждый взлет переживал так, будто делал это в первый раз. Детский восторг наполнял его душу, и бывало одинокая слеза застревала в уголке глаза. Теперь он был лишен этого. Если бы хоть на миг мог управлять своей судьбой, Рапсун ни секунды не задумываясь, направил бы самолет к земле. Жить без ощущения полета для него было хуже смерти, несмотря на все темные стороны его натуры
