Василий Звягинцев - Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»
– Нормально. К Кисловодскому поезду с Курского вокзала.
– Именно. Так я с оставшимися племянницами погулять пошёл. К вечеру, пожалуй, вернёмся…
– Гуляйте, чего ж, дело молодое. Сотовый твой у меня есть.
– Возьми ещё один. – Фёст положил перед консьержем свою «паранормальную» визитку, где подчеркнул нижний из четырёх номеров, всего четырёхзначный. Выводящий с любого телефона прямо на блок-универсал, помимо ГТС и любых провайдеров.
– Ого! Это что ж за… – не сдержал удивления майор.
– Наука – она что? Она находится в постоянном прогрессе, – назидательно сказал Ляхов. – Придёт время – может, все по двузначным звонить будем, – он постарался, чтобы прозвучало и это достаточно двусмысленно.
Можно считать, что пищи для размышлений он бывшему майору предоставил достаточно. Как он её использует – его дело, но Фёсту казалось, что тот сделает правильный выбор. Наш человек, по манерам и по духу.
На прощание Вадим бросил, негромко и почти в сторону, ещё одну фразу:
– Смотри, майор, глядишь, и мечта твоя исполнится. Быстрее, чем думаешь. Какие наши годы?
Девушки за время его задержки заскучать не успели. Стоя в самом центре Столешникова в платьях, и без помощи ветра (а довольно свежий ветерок вдоль переулка тянул) показывающих, какими должны быть настоящие женские ноги от переплетённых ремешками босоножек щиколоток до почти крайних пределов, можно услышать много лестного. Пусть слова эти сказаны не прямо им, а друг другу проходящими мимо мужчинами.
Особенно лестно прозвучала фраза сорокалетнего интеллигентного мужчины, адресованная спутнице, жене не жене – неважно.
– Видишь, вот тебе! А нам орут – «генофонд русский порушен, антропологическая катастрофа»! В подтверждение на подиумах моделей с ногами типа картофельной ботвы показывают. А это – настоящие русские девушки – смотри.
Что ответила дама, «валькирии» не услышали, но и у неё всё с ногами и прочим было в порядке.
Со словами мужчины-патриота нельзя было не согласиться. Они смотрели здешние телепрограммы, даже одну специальную (как положено разведчикам для изучения обстановки), где круглые сутки ходили по подиумам страховидные девицы на заплетающихся ногах толщиной в предплечье ребёнка.
Ещё двое не таких уже интеллигентных, явно подвыпивших мужиков снова хорошо отозвались о технических и эстетических достоинствах элементов их опорно-двигательного аппарата.
– Тех, на Тверской, соплёй перешибить можно, а эти, спорим, мячиком штангу сломают, как Бобров когда-то…
Кроме прохожих, к девушкам начал пристально присматриваться милицейский лейтенант, до того словно бы скучавший в салоне «девятки» с надписью «ППС» по борту. Фёст, спустившись с крыльца, это мгновенно отметил. Не свои патрульные, не нашего отделения. В инициативном порядке, что ли, на выигрышный участок вышли? Мимо ехали, вызывающе эффектными девчонками заинтересовались? Едва ли. Тут всё чётко поделено. И уж слишком (любому менту понятно) вид у девушек не тот! Не уличный. Вариантов придумать можно много. Допустим, лейтенанта раньше наблюдать за домом поставили, чем наверху диспозиция[128] поменялась? Теперь он сидит и думает, что правильнее – позвонить командиру батальона насчёт очередных инструкций или продолжать исполнять предыдущие?
Вадим что-то, из машины не слышное, сказал «валькириям» и с решительным видом направился прямо к машине. Лейтенанту показалось, что лучше всего сразу бы скомандовать водителю отъезжать: не с его звёздочками тут рисоваться, но не успел.
Ковбойской походочкой «а-ля Юл Бриннер» Ляхов пересек мостовую, наклонился к лейтенанту:
– Здравия желаю, командир! Полковник Ляхов представляется[129] по случаю неотложной необходимости. Тебе всё равно здесь скучно. Кинь нас до Суворовской площади, быстро и без затей. Даже и без сирены, если выйдет. Две штуки на пиво. И дежурь дальше…
Интересно, как легко и понятно выразился непримиримый боец с коррупцией. Так «коррупция» – это где-то там, наверху, в заоблачных высях. А так – простые «реалии жизни», от веку заведённые. Просишь у человека что-то, прямо в его обязанности не входящее, – будь готов отблагодарить. Чем и как – смотря по обстоятельствам. А уж снизойдёт он к твоей просьбе или нет – дело его совести и твоей удачи. Всегда так было, сколько Фёст себя помнил, и до него тоже, с времён Киевской Руси, как минимум.
Милицейский лейтенант нервно сглотнул. Полковников он опасался и не любил, возражать им хоть в чём-то – себе дороже. Тем более, судя по возрасту и манере разговора, этот полковник – никак не милицейский. А документы спрашивать – незачем, с первого взгляда ясно, не на понт берёт.
– Садитесь, товарищ полковник, довезём, труда не составит.
Втроём устроились на заднем сиденье, и всю дорогу лейтенант не сводил глаз с внутреннего зеркала. Будто никогда девичьих коленок не видел.
Где переулками, где проходными дворами, где по встречке с сиреной до бывшей площади Коммуны, ныне – Суворовской, долетели за двадцать минут.
– Спасибо, командир, – сказал Ляхов, выпустив на тротуар девушек. – Ты – хороший парень. Держись, господин офицер, всё ещё впереди.
Положил на торпедо машины обещанные деньги.
– Да вы что, товарищ полковник! Да зачем? Мы и так, из уважения… – Лейтенант, похоже, всерьёз попытался возмутиться.
– За уважение – спасибо. От меня взять можешь. Знаю я ваши с сержантом заработки. Только сволочью не становись за эти же копейки. Не окупается, ты мне поверь. Ладно, езжайте, заболтался я…
На самом деле Ляхов говорил очень продуманно, ориентируясь на довольно понятную натуру этого лейтенанта. С кем же дальше жить, работать и воевать, если молодёжь вовремя не воспитывать?
– Езжай. Вдруг чего потребуется – по службе или просто так – к старшему консьержу в моём подъезде обращайся.
Они вошли в ворота, ведущие к озеру в глубине парка Дома Российской армии. Людмила обернулась, убедилась, что милицейская машина потерялась в потоке, сжала локоть Вадима:
– Да, вот такому нам учиться и учиться…
– Не скромничай. На даче ты так лихо импровизировала…
Герта смотрела на них сбоку, до невозможности тонко улыбаясь. Милуются, понятное дело. Но Вадим Петрович партию провёл действительно аккуратно. Хоть в учебники вноси. Одно было Герте непонятно – для чего эта милицейская машина оказалась напротив подъезда именно в момент их появления? И отчего взгляд сержанта за рулём не соответствовал его роли и должности?
Глава тринадцатая
В пасмурный летний день очень приятно идти по аллеям густого двухсотлетнего парка в самом центре Москвы. Даже не верится, что совсем рядом гудят тысячами машин и стоят в пробках Садовое кольцо, Олимпийский проспект, проспект Мира и менее мощные транспортные артерии. Словно и нет вокруг гигантского мегаполиса. Липы пахнут, зеленеют газоны и лужайки, словно в каком-то Гайд-парке. В обширном пруду плавают утки и лебеди, бабушки с детьми неспешно прогуливаются. Благорастворение воздухо́в, одним словом.
Только Фёста, которого, пока он здесь один, снова можно называть просто Вадимом Ляховым, здешнее благолепие, невзирая на наличие двух прелестниц справа и слева, не слишком умиротворяло.
Герта передала ему своё впечатление от сержанта, сидевшего за рулём подвёзшей их машины, он им сообщил то, что услышал от майора Бориса Ивановича, и кое-какие собственные мысли.
Нельзя сказать, что он, как Михаил Берлиоз на Патриарших прудах жарким московским вечером, почувствовал внезапный укол тупой иглы, засевшей в сердце. И «необоснованного, столь сильного страха, что ему захотелось тотчас же бежать отсюда без оглядки», Вадим тоже «не испытал»[130]. Кое-чем существенным он отличался от председателя МАССОЛИТа, оказавшегося невинной жертвой слишком мощных, чтобы даже просто вступать с ними в дискуссию, сил.
Вадим каким-то не описанным в анатомическом атласе Синельникова органом ощущал тревогу, и это тоже понятно – надвигающаяся гроза на многих людей действует не самым благотворным образом. А если вдобавок к этому учесть факторы уже совершенно материалистические… С давних времён известно: «Минуй нас прежде всех печалей и барский гнев, и барская любовь». Связываться со всей «машиной государства российского», даже пребывающей в полуразобранном состоянии, одиночке не слишком разумно. Могущественные «братья» давненько не давали о себе знать, да если бы вдруг и дали… В данный конкретный момент он сам по себе на этой аллее и мало чем отличается от персонажа фильма «Три дня Кондора». За одним исключением – герои-одиночки далеко не всегда выигрывают поединки с такими организациями, как ЦРУ, НКВД, МГБ, РСХА. В кино – почти всегда, но у нас тут, к сожалению, не кино.
Ясное дело, знал, братец, на что шёл, сначала перчику в чересчур пресную жизнь захотелось добавить и денег подзаработать, потом втянулся. Но вот последнее время ситуация начала обостряться как-то слишком резко и, более того, малопонятно. Хорошо Секонду, при самом катастрофическом раскладе ему грозит всего лишь опала, но ни орденов, ни дарованных ими «преимуществ по службе» сам Император лишить не может, согласно указам «О вольности дворянства».
