Юрий Никитин - Труба Иерихона
Он не сразу врубился, что она не представляет танцы вокруг костра иначе как голыми. Хотя понятно, с её великолепной фигурой, чувственной и одновременно спортивной, это в самом деле зрелище...
Что меня к ней так тянет, спросил он себя яростно и в то же время беспомощно. Ведь это же просто тоска по простому миру... Подспудный страх перед сложностями. Ведь она же не только любви не знает, у них даже секс упрощён!
Он кое-что вспомнил, в щеки бросилась краска стыда, однако волна горячей крови пошла изнутри. Он с удивлением ощутил, как при одном только воспоминании о её тёплом и таком податливом теле в брюках потяжелело, набухло. Его тело вовсе не возражает против упрощённого секса. Совсем напротив, совсем напротив!
Она тихо засмеялась:
Ты бы видел своё лицо...
Он встрепенулся:
А что на нём?
Бедненький, пожалела она. Как ты можешь быть в таких... спецвойсках? Ты же весь как на ладони! У тебя крупными буквами написано, что ты меня хочешь, что ты бы меня сейчас раздел, поставил, повернул, попользовал, развернул ещё как-то... не поняла, дай всмотрюсь получше...
Дмитрий перехватил её руки:
Эй-эй! Ты слишком хорошо нас понимаешь.
Еще бы. Её смех был тихий, затаённый, полный древнего понимания сути мужчин, этих вечных самцов и только самцов. Я всё понимаю... Пойдём в палатку. Я сделаю всё, что ты хочешь.
Он в смущении оглянулся на боевиков. Все занимались делами, на них никто не смотрел, но Дмитрий представил, как они будут возиться в палатке, сопеть и вздыхать, а по тонкому полотнищу будут скользить тени молодых мужчин, что будут ходить мимо, слышать, чувствовать...
Нельзя, сказал он с усилием, неудобно.
Она засмеялась, ухватила его за руку:
Ты что? Ну совсем дикий!.. Как будто они не понимают!
Да, понимают, хотел он сказать. Но не о всех вещах, которые делаем, принято говорить вслух. О чём-то и умалчивается. Правда, это же скованность традициями, а юсовцы молодцы, они наплевали на традиции, что пришли из викторианской Англии, из эпохи парусных кораблей и пышных жабо. Сейчас жабо не носят, не нужны и эти жабо-манеры...
Все эти мысли суматошно и смятенно носились, сшибались, сталкивались в голове, а за это время он, оказывается, дал себя втащить в палатку, раздеть. Виолетта повалила его на пол, прижала плечи:
Сдаёшься?
Под толстым покрывалом, что заменяло ложе, сминался и принимал нужную форму горячий песок, мягкий и шуршащий. Дмитрий лежал навзничь, снизу шло сухое тепло, а сверху нависало девичье тело, гибкое и женственное, с мягкими валиками жирка в нужных местах и в то же время четко видными рёбрышками на боках.
Это ещё посмотрим, ответил он с усилием.
Тогда сразимся! сказала она весело. Но я тебя побью!
Её тело рухнуло, прижав его к горячему песку сильнее.
По ту сторону палатки слышались шаги, приближался и удалялся в другую сторону разговор, а если кто-то проходил с солнечной стороны, то по освещённой стене проходила угловая гротескная тень.
Да чёрт с ними, мелькнула раздражённая мысль. Почему, в самом деле, надо соблюдать эти смешные табу? Почему он должен стыдиться того, что лежит с обнажённой женщиной? Наоборот, пусть завидуют. В Виолетте словно бы воплотились все женщины мира: красивая, чувственная, ласковая, не требующая ничего взамен, готовая развлекать его, чесать и гладить, выполнять любые сексуальные прихоти... даже жаль, что у него их нет, а всё так по-простому, без выпендрёнов. И хотя сейчас она показывает ему всё, что имелось в секс-арсенале человечества, он всё равно чувствовал, что словно бы обманывает её, притворяясь насытившимся...
А затем, после новой опустошающей тело волны, в черепе забрезжила другая мысль, слабенькая, но другая. Ни фига, пискнула она, здесь не отыщешь нового. Да, мощнее этой страсти нет... наверное, нет, но это уже потолок. Ты уже достиг потолка. Сколько в него ни стучись, ни черта нового не создать, не придумать. Не потому, что человек ещё слишком туп или нечуток это для прыжка по звёздам он ещё слишком туп, а потому, что здесь... ни хрена больше нет. Хоть так её поставь, хоть иначе, а оргазм всё тот же...
По ту сторону палатки прошли двое. Сильный насмешливый голос Ивана произнес громко и отчётливо:
Обед готов?..
Заканчиваю, ответил другой голос, а ты смели пока кофе.
Сделаю, сказал Иван. А кто не успел, тот опоздал.
Да, ответил голос от костра, тогда поедим без опоздателей...
Опоздунов, поправил Иван. Или опозданцев... черт, не выйдет из меня лингвиста...
Шаги удалились. Дмитрий с усилием поднялся, Виолетта лежала навзничь, раскраснелась. По всему телу пламенеют пятна от его безжалостных пальцев. Глаза сияющие, накусанные губы и груди разбухли и стали вдвое крупнее. Вытянутые соски торчат, как наконечники пуль, кожа блестит от влаги.
Встаём, сказал Дмитрий. Слышала, что задумали эти мерзавцы?
Обед без нас?
Да.
В самом деле мерзавцы, согласилась она весело. У меня тоже волчий аппетит. И хотя во всем моем теле не осталось ни единой целой косточки... ты просто зверь!.. к вашему котлу я поползу хоть на брюхе! Зато ух и наемся...
Костёр горел, как показалось Дмитрию, особенно ярко. Солнце уже склонялось к закату, долина оказалась в гигантской тени. В накалённом воздухе чувствовалось ожидание ночи, поэтому огонь из бесцветного превратился в насыщенное золотом бешено полыхающее пламя.
Боевики сидели и лежали вокруг костра. Ал-Мас примостил на треноге кофейник. Так готовили кофе их далёкие предки, открывшие целебные свойства этого напитка, пусть же и теперь так.
Иван настраивал гитару. Он тоже застыл и смотрел на приближающихся почти восторженными глазами. Они были просто красивы: мужественный и смуглый, как араб, Дмитрий, золотоволосая и чистая, как пери, Виолетта. Её крохотная юбочка не скрывала её наготу, она подходила к костру молодая, но уже созревшая, спелая, все ощутили зов молодой самки, готовой тут же раздвинуть ноги.
Едва Дмитрий с Виолеттой подошли к костру, Иван запел сильным красивым голосом. Пел он по-арабски, на ходу подставляя слова. То ли в нём умер великий лингвист, то ли такой шедевр никаким переводом не испоганишь, но слова звучали красиво и торжественно:
Люди посланы делами,Люди едут за деньгами,Убегая от обиды и тоски.А я еду за туманом, за мечтамиИ за запахом тайги...
Слушали его удивлённо, только Ал-Мас переспросил, что такое «тайга». Иван объяснил, что это такая пустыня, на которой тесно-тесно растут огромные и толстые деревья, высокие настолько, что низкое небо опирается на их верхушки, а вместо раскалённого песка снег, и жара такая, что птицы замерзают на лету и падают на промерзшую землю комочками льда.
Дмитрий похлопал Ас-Зайдина по плечу, тот откатился в сторону, Дмитрий и Виолетта сели в круг. Боевики смотрели круглыми глазами. Глаза Ас-Зайдина заблестели, он старался вообразить ту дивную сказочную землю, где птицы от жары на землю комками льда...
А я еду за туманом, повторил он мечтательно, за... мечтами... и за запахом тайги... Как здорово!
Ал-Мас сказал саркастически:
Тебе хорошо, у тебя счёт в банке за миллион долларов. Тебе за мечтами можно!..
Ас-Зайдин спросил быстро:
А ты? Ты бы за деньгами поехал?
Ал-Мас пожал плечами:
Сейчас нет. Но шайтан может подстеречь, когда я не так твёрд.
Дмитрий перехватил его быстрый взгляд, слишком скользящий, чтобы быть случайным. Да Иван тоже покосился в сторону своего командира. Виолетта переводила непонимающий взгляд с одного на другого.
Пожаловалась Дмитрию:
Ничего не понимаю! А почему ехали в эту тайгу?
Великая стройка, объяснил он с неловкостью.
Виолетта просияла:
А, всё понятно! Туда были брошены большие деньги из бюджета! Ещё направлены финансовые потоки разных фирм, у людей появилась возможность заработать быстро и много. Конечно, поедут многие!
Иван повернулся в сторону красивой американки, сказал осторожно:
Однако в этой песне как раз про тех, кто ехал не за деньгами.
Она удивилась:
А за чем же?
За туманом, объяснил он очень серьёзно. Тайга это дикое место. Там надо было спилить деревья, выкорчевать пни, проложить дороги, заасфальтировать, лишь потом завозить оборудование... А дома и удобства намного позже.
А где жили? спросила она недоверчиво.
В палатках, ответил Иван спокойно. В которых летом нет спасения от комаров и мошки, а зимой от морозов. Да и жрать никогда не подвозят вовремя... Как раз то, что надо. Ведь ехали не за длинным... хе-хе... долларом.
Она смотрела непонимающе, потом вдруг догадалась, глаза заблестели:
За золотом? Большие залежи?
Крупнейшие, подтвердил Иван. Дмитрий наконец уловил в голосе напарника не холодок, а даже нечто вроде отвращения. Золотые самородки валялись на поверхности, размером с кулак! А уж с орех или горошину так повсюду, где жилы выходят на поверхность.
Арабы переглядывались. На их лицах читались то озадаченность, то смятение, но в их черных глазах Дмитрий начинал улавливать и некое понимание. Он ощутил тянущую пустоту. В сердце натянулась тонкая струна, тонко-тонко звенела.
