Александр Самохвалов - Боевой разворот. И-16 для «попаданца»
Видно, на чумазой моей отразилось что-то, поскольку кровавый гэбист снова заржал стоялым жеребцом – довелось как-то слышать, ну тютелька в тютельку, а водила запричитал вдруг скороговоркой.
— Что, тля, пробрало? Хозяйка моя умеет, ёпть! Знал бы, что такая оказия будет – бочонок захватил бы, ей-богу. Все последние дни – поверишь ли – молился увидеть, как этих в землю нашу загоняют! Порадовали старого, ёпть.
Приятно такое услышать. Под конец аж в слезу пробило. Водилу. Видно, сидели тут и изматерились все на предмет мартышкина труда – а тут на тебе. Весомый вклад. В победу. В которой здесь, кажется, никто и не сомневается. Глаза аж светятся. Даже у меня… вроде как в горле запершило. Пришлось ещё – квасу. Саджент мухой слетал, приволок баклагу побольше. В добрый путь. Взлетаю в кузов, мотор плавно так берёт на полтона выше, и, широким виражом по якобы лётному полю и к дороге. На имитации ВПП фигурки уже суетятся, десятка полтора. Большей частью бабы и подростки.
Вот нет у меня сомнения в том, что были и пытки, и аресты для галочки, и расстрелы – всё было. Только вот в моё время тоже среди полицаев-ментов разные служили. И убивали, и "демократизаторы" свои подследственным куда ни попадя засовывали, и бутылки из-под шампанского, и вымогали – всё было, наверное… И вой каждый раз такой поднимался, что создавалось впечатление – намеренно, не иначе – будто бы нормальных людей там вовсе нет. А в жизни будто других полицаев видел. Нет, не ангелов, отнюдь – но вполне адекватных, в подавляющем большинстве своём, нормальных мужиков. Впрочем, были и тётки. Некоторые – очень даже ничего. Может, дело ещё и в том, что взять с меня особо нечего было… а впоследствии ещё и чревато. Хотя уверен, если, к примеру, в маленьком городке банда властвует или наркотики без малого в открытую продают, то винить в этом не полицаев следует, ей-ей. А власть местную, мафию нашу бессмертную. Казалось, что. Оказалось – вполне. Смертную, в смысле. Насмотрелся. Одно время бунтов много было, наподобие Пугачёвского, по всей стране. Даже нас бросали, хотя мы больше не по этой части были. Экспортный, так сказать, товарец. Прилетаешь – и что? Кто виноват в том, что среди всеобщей нищеты и разрухи ваши особняки, как грибы, вырастали по живописным опушкам? И детки ваши ни в чём укороту не знали? Обычно так, бандюгов местных достреляем по лесам – и обратно. В остальном, де, сами разберутся. Не дети, чай. Собственно, и инструкции такие были. С возможностью интерпретации. В довольно широких пределах. Но никаких массовых расстрелов мирных жителей не было, отвечаю. С вованами общался, накоротке – и они ни о чём таком не слышали. Уж что-что, а когда врут, научился отличать. Не политики, конечно – тех хрен поймёшь, а примерно такие же, как я. И тем не менее спустя пяток всего лишь годков интеллигенты по ТВ аж глаза закатывали, типа, ну вы же понимаете, какие времена были – зверства обнаглевшей военщины, беспредел и всеобщее крушение демократических идеалов. Тошниловка.
Помню, бросили в городок, ивановской, что не удивительно, области. Действительно. Не приведи Бог видеть русский бунт – Саня писал – бессмысленный и беспощадный. Лучше не скажешь. Полыхнуло, как водится, с цыганских домов. Полицаи с бандюганами бизнес свой защищать кинулись, и – пошло-поехало. Управа, надзоры всякие, потреб который и прочие, полиция, больница даже – всё в дым. Магазины разбиты-разграблены. Мужики пьяные потерянными какими-то бродят, бабы причитают – ребятки, да мы ж, да если б вы знали, что они тут творили, сволочи… Бандюгов местных, во главе с авторитетом – на площади, кого за ноги, кого как получилось. По особнякам – очень даже не хилым, кстати – обгорелым, однако, уже, распятые-обугленные висят, так, что и не поймёшь, какого полу-возрасту. Воняет… Ей-ей, на боевых такого не наблюдал и не нюхал. Довластвовались, называется. Всласть. Надо думать, с тех времён и пошёл на убыль казавшийся бессмертным типаж российского чиновника. Оккупанта собственной страны. В провинции, во всяком случае. Бояться стали. А ежели что – так ведь и напоминить могли. С оччень убедительной наглядностью.
Полагаю, ещё со времён татаро-монгольского ига повелось. Так называемого. Поскольку иго, то есть ярмо, непосильное, постылое и ненавистное, являли собою не татары с монголами, а тогдашние наши же чиновники, начиная с князьёв и заканчивая последним дьячком не то подъячим. Именно они собирали налоги и подати, давили выступления и бунты, издевались, насиловали… С тех пор, наверное, и повелось. Вместе с интересной особенностью народа нашего – стоит кому выбиться чуток повыше, и тоже без малого каждый начинает плевать на всех, воровать не по чину и лизать сапоги – хорошо ещё, если только их – вышестоящему.
Цыгане, кстати, вовсе перевелись. Не в смысле, как нация. Профессии такой не стало.
Сначала по не дюже разбитому даже просёлку, похоже, недавно подсыпанному шебёнкой, смешанным лесом, потом ельником – с полкилометра до трассы. До Пинска по трассе – асфальтированной, однако – минут десять, там шлагбаум, цыри, нас пропускают без слов – водила знакомый. Дальше по городу, но, похоже, не через центр. Городишко небольшой, вполне провинциальный весь из себя, но… не вовсе русский, что ли, будто затаился – ждёт.[242] Много зелени, мало народу. Даже военных почти не видно. Разрушений практически нет. На выезде вместо цырей большей частью матросики, с Пинской, надо думать, флотилии. Военно-морская столица Белоруссии, как-никак. Сама Пина с мониторами и прочим левее осталась. Матвеича все знают, пропускают без вопросов. Откуда здесь – такой? Вроде как поляки тут были, или как? Гримасы судьбы… Ёпть.
Потом поворот с трассы направо, ещё километра три – вроде дома. На КПП шлагбаум, цырики втроём, с мосинками, справа из мешков что-то вроде блок-поста, "максимкино" рыльце бульдожье торчит.[243] Не пускают, зело борзо. Сунул документы – присмирели слегка, но – бегом на КПП. Телефон? Прибегает радостный. — На КП говорят, нет у них никакого младшего лейтенанта Малышева. На моё: — Ни х..!!! — весело так продолжает, — а есть лейтенант Малышев, Константин Иванович. Теперь.
Н-н-н-нах-х-х-х!!! Блин, шуточки. Впрочем, летуны народ здоровый, во всяком случае, до инфаркта большинство не доживает. Так и. Сойдут, значит, и такие… прикольчики. Подруливаем прямо к КП, старому, там прощаюсь с Матвеичем. Торопится. Вроде и знакомы всего-то ничего, почти не разговаривали – а вот прикипело будто. Одной крови, наверное…
На КП без малого счастливый Сиротин. Забавно. Комбез переделан – наподобие моего – и свинорез немецкий из-под клапана на правой штанине выглядывает. Откуда, понятно – десантуры немецкой неслабо накрошили, но – до чего ж быстро моды меняются! Вот и я уже своё веское слово сказал.
— Костик, а мы думали, ты… это… совсем (пиип). Хотели уже на посмертно посылать. Красную Звезду!
— Спасибо. Польщён. Весьма. Но пока не надо. Как с еропланами?
— С еропланами труба (пиип). Даже свой отдал. На одиннадцать боеспособных – поморщившись, скользнул рукой по ягодице – летунов шесть машин. Мне (пиип) (пиип) запретили (пиип). С прошлого раза (пиип) швы разошлись. Доктор обещался (пиип) ногу отрезать (пиип) не хочу!
Действительно не хочет человек, сразу чувствуется. Раньше, помнится, матерного слова не услышишь. Или отсутствие комиссарского шеврона сказалось? Надо бы изучить данный феномен. Если успею.
Печально, однако. Всего-то за день боёв. Из двадцати четырёх, с Толиком, молодых и с утра здоровых ребят больше десятка уже – всё. Впрочем, кто-то, может, и вернётся. Наподобие меня. Но и из без малого тридцати "чаек" – шесть. Пипец полчку.
— Однако это… (пиип). Пехота доложила, они аэродром освободили. Ивацевичи. Там "чаек" много. Говорят, есть и исправные. Откуда взялись – (пиип) знает. Безлошадная команда с технарями вон, видишь, у ангара собирается?
И правда, метрах в ста грузовик, ЗиС-5, кажется, и на него, в кузов, народ бочку закатывает. Все вместе. По толстым доскам.
— Разрешите? — Сиротину.
— Давай. Тебе надо летать.
Подхожу неспешно, молча впрягаюсь в трудовой подвиг. Рядом Коля трудится, сосредоточенный взгляд в бочку – тяжёлая, сволочь, воняет бензином и даже не булькает, полная потому что, падла – дотолкали почти доверху, тут он глазами скосил, и бочка тут же обратно валиться начала. Еле спасли. Бочку. Да и Коле мало не показалось бы. Водрузили, поставили на попа рядом с прочими – с десяток где-то, и что тут началось – словами не обсказать. Орали до хрипоты, охлопали всего. Толик тут же. Его, оказывается, тоже задело, сначала вроде ничего, а как на посадку, шасси не выпустились. Пришлось на брюхо, так что теперь тоже безлошадный.
Потом подъехала полуторка с начальником особого отдела, лейтенантом НКВД по имени Павел. Сиротин так называл. При мне. И шестью цырями. Один с ДП,[244] остальные с трёхлинейками. Мы на полуторке вперёд, ЗиС с Колей в кабине и парой цырей в кузове – следом. В Пинск заезжать не стали – водила с полуторки знал короткий путь. Часа за три обещал доставить. Тропою дедушки Хо,[245] как у нас говорили. Рванули сначала по малой шоссейке, потом по лесным и просёлочным дорогам. Повсюду довольно много войск, хотя очевидно, что здесь далеко не главное направление. Похоже, наши пытаются успеть укрепиться. По западному флангу продолжающей атаковать группировки. В основном пехота. Лица усталые, запылённые, но – без тени безнадёги. Наоборот, видно – бойцы идут. Кадровая армия. Почти полностью уничтоженная в том 41-м. Да и теперь… Большинство из них так и умрут – относительно счастливыми. Знать не ведая, какая силища им противостоит, и какие ещё муки да тяготы впереди…
