Шаг в палеолит - Сергей Николаевич Быков
Увидев меня, подходящего с остальными соплеменниками, он неуклюже стал подниматься, опираясь на массивное копьё. Девушка проворно и, как видно, привычно поднырнула ему под мышку, стараясь изо всех своих слабых силёнок ему в этом помочь. Бросив на секунду полный благодарности и нежности взгляд своих тёмно-карих глаз на девушку, он перевёл его на меня…
Воля, спокойствие, ум и, я бы даже сказал, мудрость – вот что я увидел в этом взгляде. Воистину, глаза – зеркало души. Увидеть такое в глазах записного абоминога – это полный разрыв шаблона.
– Хао, Великий шаман Горький Камень! – густым, слегка рычащим басом произнёс этот монументальный человечище. – Тот, кого звали Угох, по прозвищу Сын Старого, пришёл к тебе, чтобы услышать Слово Судьбы.
Вот так. И не надо быть семи падей во лбу, чтобы понять, что есть Слово Судьбы. Да или Нет. Жизнь или Смерть.
– Что ж, добро пожаловать, тот, кого звали Угох, Сын Старого, и его женщина, к костру племени Русов!
Поздняя ночь. Мы сидим возле рдеющего тихим пламенем костра и молчим. Давно уже накормлены, расспрошены и спать уложены нежданные гости. Впервые за долгие месяцы они наконец сыты, впервые за долгие месяцы они спят крепким спокойным сном, а не в полглаза, вздрагивая и просыпаясь от каждого шороха. Впервые за долгие месяцы они наслаждались теплом живого огня. Удивительные люди! Как говорил Маяковский, «гвозди бы делать из этих людей». Ан нет, уважаемый поэт, мелковато для них это будет. Из них булатные мечи ковать разве что. Я всё время обалдеваю! Если верить науке моего времени, в это время на земле проживает исчезающе малая горстка людей, а какие судьбы! Вот Хатак – воин, философ и путешественник, идущий за неведомым. Або Светлый Ручей – всю жизнь ищущая знаний. Яр и Соле – оловянные солдатики, своей стойкостью заслужившие право на чудо. Или, вы думаете, не чудо, что к ним пришла помощь в виде странного дяди, который и сам незнамо каким чудом пришёл к ним сквозь тьму тысячелетий?
Говорят, Шекспир якобы слизал сюжеты своих бессмертных трагедий с древнегреческих образцов поэзии. Очень может быть. Осталось узнать, у кого слямзили сюжеты греки? Они, точно, совсем не первые на сём поприще.
Приглядитесь, они ежесекундно вокруг нас: драмы, комедии, трагедии… Вот и Угох со своей возлюбленной Ша-Ша. Ша-Ша – значит Тихая. Необычайно правильное имя для этой невысокой и, можно сказать, хрупкой девушки. Но это – тишина молчаливого гранитного утёса! Ну-ка попробуй заедь по нему кулаком. А может, это тишина бездонного лесного озера? Кто из смельчаков рискнёт донырнуть до самого его дна. Угох и жив только потому, что черпает силы из этой тишины.
Сам Угох, как я и предполагал, был и вправду полукровка. Мать – из Людей, отец – из Старых Людей, то бишь родители – кроманьонка и неандерталец. Как, почему, Угох не знает. Лет до десяти он жил в племени отца, которого, естественно, не знал, там он получил своё родовое имя – Угох, которое никак не переводилось. Жилось ему, конечно, не сладко, ни свой – ни чужой. Но мать его любила. Он помнил её ласковые руки и прохладные пласты мха, которые она накладывала на много-много раз побитое тело, маленькие кусочки съестного, которые она по-тихому совала ему в рот. И голос, ласковый голос, который обещал, что скоро станет всё хорошо, когда-нибудь станет всё хорошо. А чтобы быстрее стало всё хорошо, Угох очень быстро покинул детство. Оно у первобытных детишек и так не длинное, а у него было совсем-совсем короткое. Там же он приобрёл многие привычки, от которых впоследствии так и не избавился. И они очень раздражали новых соплеменников, обретённых после того, как их с матерью в один далеко не прекрасный день без всякого объяснения выгнали из племени отца. Опять же – за что, почему, Угох не знает. Но Старые Люди – добрые люди. Просто выгнали. Могли убить и съесть, у них это запросто.
Как шли они тогда через бескрайние дикие просторы, одинокие, беззащитные, – это отдельная история. Повезло, что хоть лето было. В этом-то походе Угох совсем и повзрослел. Нет, не телом – душой. Сильно повзрослел. Было тяжело, но у матери был Угох, а у Угоха была материнская любовь. Они дошли.
В племени Большого Оленя, куда их с матерью приняли, жилось тоже «весело». Новые соплеменники были вполне добрые люди. Мать пошла третьей женой удачливого охотника делать самую тяжёлую и грязную работу за объедки со «стола», а Угох, которому дали кликуху Сын Старого, пошёл, так сказать, «на улицу». Живи как хочешь, а точнее, как хочешь, так и живи. Но люди Большого Оленя всё равно добрые. Мать ведь могли и прогнать, а Угоха прибить, хотя жрать, конечно, не стали бы. Да, не стали!
И в этом племени тоже по первости начали было поколачивать Угоха, но быстро прекратили. Как-то резко он в рост пошёл. И вот уже и ни втроём, и ни впятером с ним никак не справиться. Да что там пацанва, взрослые охотники скоро уже не рисковали связываться с Угохом. А тут ещё и как охотник он стал весьма успешным. Полюбила его удача, очень полюбила. Угох и сам не понимает, откуда он знает – вот там, в кустах, затаился Большой Кот, а там, через восемь рук ударов сердца, из-за большого камня на миг покажется косуля, или когда и почему именно сюда придёт на водопой свинья с поросятами. Он чувствовал: эта волчья стая равнодушно пройдёт мимо, а эта, если заметит, то непременно нападёт.
Очень скоро Угох стал Большим охотником. У него появился богатый чум, много мяса, вокруг него закружился хоровод женщин. Угох стал привлекательным мужчиной. В утехах он не отказывал никому. Но вводить какую-нибудь из девушек в чум Угох не спешил. Зачем? Мать жила в его чуме,
