90-е: Шоу должно продолжаться 5 - Саша Фишер
Под эту негромкую и, в общем-то идиотскую историю, оторваться от прослушивания которой было решительно невозможно, народ продолжал пребывать. На входе даже пару раз возникли какие-то трения, но команда Светы и Бегемота усилилась примкнувшим к ним Астаротом и еще каким-то рослым парнем из редакции Жана, и заминка была устранена. Я сначала пытался посчитать, сколько людей входит, но быстро сбился и забил на это дело. Потом спрошу у Светы, она стопудово все тщательно задокументирует.
— Лично мне на судьбу Марианны было наплевать, — с интонациями сказочницы продолжала Наташа. — И телевизор я смотреть не очень люблю, обычно он просто шуршит там что-то себе, а я занимаюсь своими делами. Но эта ужасная музыка! В общем, вы же понимаете, что терпеть было нельзя?
— Это точно! — подтвердил Бельфегор. — У меня однажды сосед пластинку с детской песенкой включал тридцать раз, так я…
— Говнюк этот не знал одной вещи, — Наташа перевела взгляд на меня, уголки ее губ дрогнули, обозначив хищную улыбку. — У моей тетушки хранился запасной ключ от его квартиры. Ну, в смысле, от квартиры его мамы. Тетушка моя вообще знатный Плюшкин, у нее полный дом всякой всячины, кажется, она в принципе ничего выбросить не в состоянии. Я взяла ключ. Потом подумала и прихватила с собой банку с краской для пола. Такая коричневая мерзкая краска, я не знаю, почему у нас принято красить пол в такой цвет. У тетушки от ремонта осталось. Или у кого-то осталось, а она не смогла пройти мимо, чтобы не спасти половину банки краски цвета говна.
Часть гостей с любопытством окружили наш импровизированный ринг и громко обсуждали правила. Скорее всего, оформляла их педантичная Света. При помощи трафарета и фломастеров. На сам ринг пока никто лезть не решался. Я усмехнулся, подумав, что все-таки публика пока еще довольно шуганная. Не сравнить с той, которая в двадцать первом веке. Миллениалы в комплекте с зумерами уже давно бы прыгали по скамейке и пререкались с охранниками, если бы таковые были. Пожалуй, завсегдатаи рок-концертов тоже, но сейчас их было совсем немного. Так что люди стояли вокруг «ринга», тыкали пальцами в правила и переговаривались. И головами крутили, будто искали вокруг запретительные таблички на тему, что здесь нельзя трогать руками, и куда не лезть.
— Я спустилась на два этажа вниз и открыла дверь, — продолжала свою историю Наташа. — Зашла в коридор. А там эта ужасная пищащая музыка. Очень громко. Оглушительно просто. Меня прямо затрясло от бешенства. Захотелось взять молоток, который лежал на тумбочке, и… Кстати, молоток я взяла. Но потом вспомнила, что я же цивилизованный человек. И что если я сейчас говнюку проломлю череп, то сидеть мне придется, как за человека. В общем, я положила молоток. И открыла банку с краской. Зашла в комнату. А там говнюк сидит в кресле, а перед ним — телевизор, а на телевизоре… Он был так увлечен, что даже не заметил, что я вошла. И не оглянулся. А зря, зря… Хотя хрен бы ему это помогло, вот что!
Людской поток потихоньку начал редеть. Но народу в нашу «Фазенду» набилось уже изрядно. Я запоздало подумал, что эта наша вешалка — это прямо-таки рай для карманников и прикинул, что надо бы тот угол возле входа превратить в гардероб с номерками. Очень там удачный выступ стены, если приколотить ширму и…
— Я меееедленно подошла к нему со спины, — невозмутимо продолжала Наташа. — Медленно — это не чтобы он меня не заметил. Он бы меня не заметил, даже если бы я чечетку сплясала прямо у него за спиной. Медленно — это чтобы сдержаться и не треснуть его этой банкой по голове, а аккуратно вылить все ее содержимое ему на голову. Чтобы говнюк приобрел наконец свой натуральный цвет, как ему и полагается.
Бельфегор сдавленно захихикал, но лицо Наташи было предельно серьезным. И даже немного грозным.
— А скоро все начнется? — спросил кто-то из бродящих по залу гостей.
— Я вылила на него всю краску, и его голова стала похожа на кучу блестящего коричневого свежего… Ну, понятно, в общем… А то я что-то так часто повторяла сегодня это слово, что уже даже тут, кажется, начало вонять. Он заорал и замахал руками. Но эту штуку, которой играл, из пальцев так и не выпустил. Я даже в краске руки испачкала, пока его руку разжимала. И подумала, что раз я теперь тоже в коричневом, то мне можно сделать и еще кое-что. Я вернулась в коридор…
— За молотком! — догадался Бельфегор.
— За молотком, — подтвердила Наташа, совершенно не обращая внимания на то, что у ее занимательной истории появились и другие слушатели. Уже не из числа устроителей, а из тех гостей, которые догадались, что всякие объяснения воспоследуют как раз со стороны сцены и начали стекаться туда. — Я взяла молоток и вернулась в комнату. Оторвала эту мерзкую коробочку от телевизора. Положила на пол…
Наташа обвела глазами окружающий мир, как будто только что заметила, что она тут вообще-то не одна.
— И разбила все это добро в мелкую пластмассовую крошку! — Наташа внезапно перешла почти на крик, так что эту фразу слышал уже почти весь зал. Потом она посмотрела на меня. — Вообще я это все
