Русская война 1854. Книга вторая - Антон Дмитриевич Емельянов
— А зачем его отсекать? — подобрался Михаил Михайлович. — Мы же хотели использовать его в дополнительных цилиндрах.
— А если отсечь, то пар ведь расширится в первом и, так или иначе, сделает всю работу?
Инженеры переглянулись.
— Мы попробуем, — кивнул Достоевский. — В теории — подберем такт, и должно работать. А на практике — теперь у нас есть стальной лист, чтобы спрятаться и проверить наверняка.
— Листы мы и еще дадим, — я посмотрел на Руднева, и тот кивнул.
— Григорий Дмитриевич, — подозрительно вкрадчиво заговорил Генрих Антонович. — А может, у вас еще идеи есть, как давление в котле увеличить? Ну, вдруг…
— Можно трубы закрутить, как спираль, тогда они займут меньше места, а общая длина будет больше, и котел станет еще лучше держать давление. Причем можно собирать не одну такую спираль, с сразу несколько: хоть пять, хоть десять. В зависимости от того, сколько у нас есть места.
— Словно стопка голландских болюсов, — понимающе кивнул Достоевский.
Я сначала подумал, что это какой-то термин, но местная память радостно подсказала, что нет. Всего лишь булочка, впрочем, и вправду закрученная в спираль.
— А еще что-то?.. — Генрих Антонович не поддержал разговор про булки и снова смотрел на меня, словно в ожидании чуда. И это вера помогла уцепить за хвост одну давно ускользающую идею.
— Можно поставить вентилятор и отвести на него трубку, чтобы часть пара била по лопастям и вращала его. Если сделать правильный разворот этих лопастей, то полученный поток воздуха начнет собираться в кучу, сам по себе увеличивая давление, и уже его можно направлять в топку или сразу на вал… — в голове сама собой вспыхнула идея турбины.
Сначала в общих чертах, потом появились детали про роторы и статоры. С ходу такое не вспомнить и не объяснить, но я пообещал инженерам сделать начальные расчеты, а потом вместе с ними попробовать собрать второе поколение двигателя. Да, первое мы решили готовить к запуску в текущем виде. Для бронированной повозки, которая стала на шаг ближе к поезду, и для дирижабля… Чтобы взлетел, чтобы им можно было управлять и, наконец, чтобы на практике посчитать, какая на самом деле мощность нам для него потребуется.
Мечта о полете стала еще ближе.
— Знаете, — я неожиданно понял, что нашел ответ на вопрос, над которым давно размышлял. — А я ведь придумал, как должен называться наш первый «Кит».
— Называться? — удивился Руднев. — Разве «Кит» — это уже не название для больших шаров?
— Это название серии, но каждому шару будет нужно и личное имя. Как кораблям…
— И какое? — глаза Руднева блеснули.
— «Севастополь», — ответил я. — В честь города, где мы впервые покорили небо.
* * *
Раньше я был уверен, что еще немного, и лягу, но новости из мастерских придали мне сил. Я дошел до базы «Ласточек» и выслушал доклад Степана. Казак долетел до лагеря Горчакова за каких-то полчаса — и это с учетом взлета, посадки и маневров — но было уже поздно. Петр Дмитриевич пропустил атаку Боске. Попробовал остановить ее без приказа парой казачьих рот, но, естественно, этого оказалось недостаточно.
— Ваше благородие, — Илья Алехин стоял рядом со своим командиром, и от былой лихости не осталось и следа. — Простите, что не смог ничего сделать. За «Ласточкой» не уследил, стрелка не заметил…
— Ругать за то, что не сделал то, чему тебя не учили — не буду. Ты пилот, Алехин, и хороший пилот. Так что бери себя в руки, продолжай заниматься и сбитыми врагами будешь мне доказывать, что ты лучший.
— Сбитыми? — глаза пилота расширились от удивления.
— А что ты думал? Что мы всегда будем одни в воздухе? Или что вас вечно будут прикрывать ракетами с земли? Нет уж, готовьтесь сами сражаться с врагами на таких же «Ласточках», а то и… Вдруг они чего получше придумают.
— Не придумают! — даже обиделся Степан.
— Я же придумал, и они придумают, — я покачал головой. — Так что готовьтесь!
Казалось, что настроил эту парочку на нужный лад, а они в итоге услышали только про что-то новое для полетов. Весь назидательный эффект насмарку. И так ведь всегда с этими энтузиастами! В общем, я расстроился и не стал ничего заранее рассказывать, но слово привлечь этих двоих к испытаниям все равно пришлось дать. А то бы не отпустили…
После летного полигона я заглянул на пехотный, и тут тоже не спали.
— Господин капитан, — сидящие у костра штурмовики разом вскочили на ноги.
— Сидите, — я махнул им рукой и опустился рядом. — Хотел сказать вам спасибо, ребята. Поспрашивал про то, что не видел сам. Вы многим спасли жизни, когда брали вражеские пушки. И хотел сказать отдельное спасибо от меня, что заметили, как наших ракетчиков убивают, и ударили раньше времени. Отвлекли врага, помогли им отстреляться.
— Господин… Григорий Дмитриевич, — прапорщик Игнатьев отвернулся. То ли от искры костра, то ли чтобы я не заметил одинокую слезу на правой щеке. Кажется, не привык старый вояка, что ему спасибо говорят.
— Если бы не ракетчики, — заговорил незнакомый мне солдат, — то и нас бы в разы больше полегло. Мы же понимаем. И даже хотели зайти к ним в госпиталь, но барышня-врач, что с нами первой помощью занимается, не пустила.
— Ничего, еще сходите, — я почувствовал, что и сам растрогался. Когда все части нашего сводного отряда заботятся друг о друге, уважают силу других — это дорогого стоит. — А Анна Алексеевна была права, сегодня в больнице слишком людно.
— Это точно, — кивнул другой солдат, и мы еще полчаса сидели, вспоминая все самые важные события этого такого длинного дня.
А потом я наконец-то пошел домой и лег спать. Чтобы завтра с новыми силами продолжить бороться. Как правильно вчера сказали мои штурмовики, каждый делает то, что должен. И если делает хорошо, то и остальные будут лучше сражаться. А моя сила — это не только изобретения или какие-то сражения, а прежде всего мои знания. О том, что будет
