Пионерский гамбит - Саша Фишер
Через несколько песен зов природы стал настойчивым, я встал и отошел в темноту. Оглянулся. Огонь освещал лица моих товарищей по отряду. Сейчас, ночью и без пионерских галстуков, они смотрелись практически взрослыми. У каждого на лице бродили тени каких-то потаенных мыслей. Может быть, они сейчас размышляли о чем-то важном, может, мысленно матерились на дым и комаров, а может что-то вспоминали. Черт их знает. В головы же всем не залезешь… Интересно, сколько сейчас время? Часа два ночи? Или это только кажется, что поздно?
Круг ребят явно поредел. Кто-то ушел спать, а кто-то, судя по тихим голосам из темноты, отошел в сторонку поговорить по душам. Елена Евгеньевна отложила гитару. Мой папа взялся что-то рассказывать. Мне было видно, как он жестикулирует, но не было слышно, что конкретно он говорит. Кажется, речь идет про какие-то байки из походов.
Идти обратно к огню не хотелось. Там было жарко и дым еще этот дурацкий. Стоять в темноте и слушать ночные звуки было гораздо приятнее. Несмотря даже на комаров.
Совсем рядом треснула ветка и раздался тихий женский смешок. Я замер с занесенной рукой. К комару, которого я собирался прихлопнуть на своей шее, присоединился десяток братьев. Хотя, если быть точнее, сестер, конечно же. Кусаются ведь вроде самки комаров, самцы просто летают. И даже не жужжат.
— Осторожнее, — раздался тихий голос Игоря. — Сейчас я расстелю одеяло.
— А фонарик у тебя есть? — спросила девушка шепотом. Голос не опознал, а видно мне ничего не было.
— Есть, но я в темноте без него даже лучше вижу, — Игорь тихонько засмеялся. — Кроме того, если я включу фонарик, то нас будет сразу же прекрасно видно вообще всем.
— Ой, я не подумала, — девушка тоже хихикнула.
— Жаль, что сегодня тучи, было бы здорово, если бы мы могли смотреть на звезды, — сказал Игорь. Раздался треск ломающихся тонких веток, шелест листьев и прочие звуки, которые раздаются, когда расстилаешь на траве в кустах одеяло. — Иди сюда.
— Я же ничего не вижу, — девушка захихикала.
— Зато я вижу, — сказал Игорь. — Вытяни руку, я тебе помогу.
— Ой…
— Что случилось?
— Крапивой укололась. Кажется… Включи фонарик на минуточку.
Послышалась возня, раздалось тихое «щелк!», и тусклый луч фонарика скользнул сначала по листьям, потом по светло-коричневой коре толстенной сосны, а потом по лицу девушки.
Глава 31
Коровина?! Я чуть не вскрикнул от неожиданности. Надо же, какой он оказывается, многостаночник, этот Игорь! Я рассчитывал увидеть Веру, судя по их обжиманиям у костра. Елену Евгеньевну, судя по тому, что рассказал, ну или точнее, о чем не договорил Мамонов. Ну на крайняк — Шарабарину. Но Коровина?!
Свет фонарика погас. Раздалась неопределенная возня, потом звук поцелуя. Мне стало неудобно. Надо как-то тихонько отсюда выбраться обратно к костру… Хотя, почему тихонько-то? Мне-то зачем прятаться? Это Коровина целуется в темноте с любимым человеком лучшей подруги, а я почему-то буду прятаться? Нда, вот что такое испанский стыд.
Я сделал шаг в сторону костра. За моей спиной раздалось тихое девичье «ой!» и все затихло. Я пожал плечами и продолжил осторожно шагать по ночному лесу.
За спиной раздались торопливые шаги.
— Стой, подожди! — рука Игоря опустилась мне на плечо. Я стряхнул ее и пошел дальше. — Да стой ты!
— Отвали, — буркнул я. А чего я, собственно, разозлился? Что он пудрит мозги моей матери? И что мне нужно в связи с этим сделать? Бежать к Вере и срочно рассказывать ей, какой Игорь козел? А что я вообще знаю об их отношениях? Может они и правда просто по-дружески договорились, что поставят по-быстрому Игорю штамп в паспорте и разведутся.
— Ты за мной следишь что ли? — Игорь крепко схватил меня за руку, я попытался вырваться, но силенок не хватило.
— С чего ты взял? — огрызнулся я. Прозвучало фальшиво. Даже как-то театрально. Как будто это не я сказал, а актер кислодрищенского драмтеатра, которому нужно изобразить оскорбленную невинность.
— Не знаю, что ты там себе навыдумывал, Крамской, — Игорь сжал мое запястье крепче. До боли, даже показалось, что лучевая кость хрустнула. — Может решил, что я шпион, и тебе за мое разоблачение орден дадут и портрет на городскую доску почета повесят. Но знаешь что…
— Да не слежу я за тобой! — почти заорал. — В тубзик ходил, ясненько? А тут ты с Коровиной.
— Тихо ты! — зашипел Игорь.
— А то что? — хмыкнул я. — Стукнешь меня по голове и прикопаешь под сосной? Развел тут Санта-Барбару, а все потом секреты твои охраняй…
— Что развел? — не понял Игорь и даже ослабил хватку.
— Ничего, проехали! — я вырвал руку и пошагал в сторону костра. Услышал, что за моей спиной Игорь выругался шепотом сквозь зубы, но за мной не пошел. На одеяло к Коровиной вернулся, не иначе.
Я забрался в палатку и как-то завернулся в свой тощий спальник. Неудобно, трындец. Спиной я упирался в брезентовую стенку палатки, над ухом зудел комар, и еще несколько алчно кружили где-то в густой темноте. Интересно, что за эволюционный выверт заставил комаров пищать? Всем было бы проще, если бы этот демаскирующий писк был признан вредным и потерялся на каком-то из этапов развития вида. Подлетали бы бесшумно, пили кровь и улетали. И всем отлично. И кормовая база бы не нервничала, размахивая руками в попытках прихлопнуть надоедливых насекомых, и самим комарам было бы безопаснее охотиться. Ведь есть же насекомые похожих размеров, которые летают совершенно бесшумно… Наверняка у энтомологов есть какое-нибудь до зубовного скрежета убедительное объяснение.
Я натянул спальник на голову. Поморщился от касания холодной металлической молнии.
Замер. И что дальше? Как в таких условиях полагается засыпать? Что-то твердое упиралось в бок. То ли шишку не заметили, когда место для палатки вычищали, то ли корень из-под земли вылезал. Было холодно и жарко одновременно. Новокиневск — это не Геленджик какой-нибудь, где летом по
