Во все Имперские. Том 6. Дриада - Альберт Беренцев
— Да какая-то изменница, — пожал я плечами, — Неважно, радость моя. Не бери в голову.
Маша мрачно умехнулась, принцесса же приняла самый холодный и чопорный вид, какой только было возможно. Интересно, что сейчас происходит у моей сумасшедшей женушки в голове?
Впрочем, плевать. Главное, чтобы младшая принцесса не сделала какую-нибудь глупость, которая поломает весь мой план. А в остальном пусть делает, что хочет. Тот факт, что младшая Лада впала в ступор и не узнавала сестру, меня сейчас более чем устраивал.
Кроме того, так будет легче и ей самой — несмотря на то, что младшая Лада ненавидела Старшую, смотреть как вешают твою близняшку — это наверное самое жуткое зрелище, какое можно увидеть в жизни в принципе.
Я бы вот, например, вряд ли смог так спокойно стоять и глядеть, как вешают моего брата Петю. Ибо он так похож на меня самого, что возникло бы ощущение, что смотришь на собственную казнь со стороны. А что может быть страшнее этого? Разве что реально собственная казнь…
Старшая Лада тем временем вела себя достойно. Даже несмотря на то, что девушка была не в курсе, что я собираюсь её спасти, в отличие от того же Чена, у которого была надежда.
Принцессу сильно трясло, хотя голову она держала прямо и смотрела прямо в глаза Соколову. Я в очередной раз убедился, что Старшая Лада — само воплощение царственности и благородства, аристократизм не покидал принцессу даже в присутствии самой смерти.
Мда. Жаль, что моей женой стала не она…
— Прошу вас, Ваше Высоче… — начал было Соколов, указав принцессе на эшафот, — Эм… Простите. Государь лишил вас всех титулов. Идите уже!
Шеф Охранки скорее отвернулся от принцессы, его теперь затрясло не хуже, чем саму Ладу. Судя по всему, ублюдок сознает, что делает сейчас нечто очень нехорошее, что совершает святотатство и нарушает все возможные традции.
Лада гордо и твердо поднялась на эшафот. Толпа притихла настолько, что было слышно, как стучат по металлическим ступеням сапожки девушки.
Поп быстро исповедал Ладу, они говорили так тихо, что их слов никто не услышал. Потом священник перекрестил девушку и отпустил ей грехи. На шею Ладе накинули петлю.
Неугомонный Чен попытался было лягнуть попа и начал ругаться по-китайски, но один из тюремщиков заткнул его ударом в лицо.
— Остальных давайте, всех, — раздраженно приказал Соколов, — Быстрее!
Вид у Соколова теперь был чуть ли не более напуганным, чем у старшей принцессы, ублюдок явно нервничал все больше. И я тоже, вместе с ним.
Из автозака вытащили четверых Корень-Зрищиных, у этих рты были заклеены лентой, руки связаны за спиной веревками, а одеты все четверо были в серые робы… Один был седым — вероятно дядя моего знакомого Корень-Зрищина, трое остальных — помоложе.
Младшего Корень-Зрищина, моего соратника по ложе, я узнал с трудом. Ран на нем, в отличие от Чена, не было, но это, видимо, только потому, что на нем все регенерировало, а не потому, что его не били в тюрьме. Корень-Зрищин был весь белый, как мел, его трясло так, как будто у него начинается эпилептический припадок.
Между ног у Корень-Зрищина расплывалось мокрое пятно — судя по всему, парень еще и обоссался от страха. В толпе это заметили, я услышал глухой хохот.
— Обделался изменник, ха-ха! В штанишки напрудил! — пришел в искренний восторг пьяный купец.
Я же почти не смотрел на Корень-Зрищиных, меня интересовал загадочный восьмой смертник, тот самый, которому предназначалась последняя петля, ставшая для меня сюрпризом.
И таинственный смертник не заставил себя ждать — сразу четверо дюжих тюремщиков вытащили из автозака деревянную клетку, выкрашенную в красный цвет. Или не выкрашенную… Стоп, что?
— Кто это? — обеспокоенно спросила Маша, заметив, как я переменился в лице.
— Леший его знает, — прошипел я ответ, — Но судя по клетке, обмазанной экстрактом каркаде — это некий «S».
— Кто? Что за «S»?
— Пациент Кащенко, — объяснил я, — Его держали на секретном отделении вместе со Словеновым. Вот в этой клетке, из которой его никогда не вынимают. Причем, сидит он в клетке уже лет тридцать, по словам моего информатора в Кащенке. А кто он такой и зачем он здесь — я понятия не имею, Маша. И мне самому интересно, как они будут его вешать. Прямо в клетке или…
Я замолчал, потому что осознал, что у меня за спиной вдруг оказалось сразу трое бородатых купцов. Я был слишком увлечен попытками рассмотреть скрюченную фигуру таинственного «S» в клетке, так что и сам не заметил, как купцы подошли…
— Ну че вам? — спросил я, обернувшись.
— Не дергайся, Нагибин, — тихо произнес пьяный купец.
Или не пьяный. Или не купец. По крайней мере, алкоголем от него совсем не пахло. Да и голос у него изменился — теперь бородач говорил совершенно спокойно и адекватно, а не орал бред про китайцев.
Товарищи купца уткнули пистолеты — один в голову Маше, другой в голову младшей Ладе. Сам «пьяный купец» наставил револьвер мне в спину — в район сердца.
— Рыпнешься — ты покойник, — сообщил купец, — И твои жены тоже.
Я внимательно наблюдал за ним, чуть повернув голову назад, купец же тем временем приподнял свой свитер — под свитером у него была взрывчатка. Кило десять.
— Я полковник Охранного Отделения Стригольников, — представился купец-полковник, — Я из политического департамента. Мы подчиняемся не придурку Соколову, а Павлу Стальному лично. Так что я готов помереть за Государя. И если ты, Нагибин, сделаешь глупость — клянусь своими детьми, я взорвусь. Тут все разнесет в радиусе двадцати метров. Никто не выживет. Взрыватель подключен к моему сердцу, если тебе интересно. Так что если слишком меня напугаешь, и у меня участится пульс — ты труп. Понял? Это ясно?
Блин. Блин. Блин. Твою мать. Двадцать леших мне в задницу…
Вот это все было совсем не кстати. Такого я не планировал.
Казнь тем временем шла своим ходом, наш VIP-загон прожекторы едва освещали, да и смотрели все на эшафот и автозак, а не нас,
