Второй шанс — 2 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
Мне в этот момент Нина Андреевна достаточно профессионально делала перевязку с помощью захваченного из аптечки бинта. Я отмахнулся:
— Да ну их, алкашей, только время терять. Надо вон в травмпункт ехать, рану зашивать, так что вы уж сами с ними разберитесь.
На порез мне наложили восемь швов. Мама, увидев меня с перебинтованной рукой, чуть в обморок не упала, насилу её с Айгуль вдвоём успокоили. Меня же больше волновал вопрос, смогу ли я выступить на первенстве Европы, которое стартует в Греции 11 августа? Хирург в травматологии, зашивавший мне рану, объяснил, что если руку не тревожить и не совать под воду, то снять швы можно будет уже через неделю. Но и после этого заниматься боксом можно будет не раньше чем через месяц. В принципе, по времени укладываюсь, главное, чтобы не случилось каких-то осложнений. Жаль только, что гитару пока в руки не возьмёшь, неделю как минимум.
Был в этом, впрочем, и небольшой плюс — завтра иду в поликлинику за освобождением от полевых работ. Честно говоря, мне и так не особо хотелось две недели заготавливать сено или что они там заставят нас, студентов, делать, а тут вполне уважительная причина отлынить.
А если призадуматься, это ж просто карма какая-то! Неприятности словно бы сами находят меня и каждый раз испытывают на прочность. Конечно, бывают моменты, когда я могу самоустраниться, но в глубине души понимаю, что не смогу этого сделать, иначе сам себя прокляну. Неужели я не спас бы тонущую Ингу или тут малышку не вынес из горящего дома? На моём месте так поступило бы абсолютное большинство, просто почему-то именно меня преследуют всякого рода события, где я вынужден каждый раз идти вопреки, касается ли это спасение человеческой жизни или выступления на ринге с треснутым ребром. А может, это «ловец» меня так экзаменует, может, ему скучно следить за жизнью простого «пензюка», в которой не случается ничего примечательного. Потому что книги, музыка и спорт его вряд ли интересуют. А вот добавить в эту историю драматизма — это ж совсем другой коленкор!
Ладно, всё это из области предположений, нужно просто жить и не забивать голову всякой мистикой. Может, этого «ловца» и не существует, может, он не более чем плод моего воспалённого воображения, а я тут целую гипотезу выстроил.
Признаться, за минувший месяц я уже начал подзабывать о нашей встрече с Сергеем Борисовичем, когда два дня спустя он сам о себе напомнил. Вечерний звонок и просьба завтра к 10 утра подойти по уже известному мне адреса. Хотелось очень спросить, что ему ещё от меня надо, и так уже всё, что мог, рассказал… Но по телефону такие вопросы не задают, особенно когда на том конце провода подполковник КГБ, так что пришлось выполнять просьбу.
На «тайной» квартире меня ждал сюрприз в виде ещё одного человека, который представился ни много ни мало начальником областного управления Комитета государственной безопасности, генерал-майором Иваном Ильичом Лазаревым. Правда, сейчас он был не в форме, но внутренним чутьём в нём всё равно угадывался человек, с которым лучше дружить.
— М-да, — протянул он, окидывая меня взглядом с головы до ног, — в жизни бы не подумал, что этот юноша на самом деле — пожилой мужчина.
— Внешне юноша, — подсказал стоявший рядом Козырев, — а внутри старик.
— Не такой уж и старик, — обиделся я, — мне всего лишь 59 должно было бы исполниться, а у нас теперь по указу Президента на пенсию можно выйти в 65 лет.
— Это который Президент, Путин, что ли? Из Ленинградского управления КГБ?
— Он самый. Смотрю, вы неплохо осведомлены.
— Обижаете, Максим Борисович, мы очень скрупулезно изучаем предоставленную вами информацию… А что у вас с рукой?
Последняя фраза мне так живо напомнила аналогичное высказывание управдома в исполнении Мордюковой из фильма «Бриллиантовая рука», что я не выдержал и выдал:
— Упал, поскользнулся, очнулся — гипс.
— Это он так шутит, — прищурился в мою сторону Сергей Борисович. — Вчера на пляже алкашей утихомиривать кинулся, а у одного в руке была «розочка» от бутылки, вот он его и царапнул, пришлось восемь швов накладывать.
Гляди ты, всё-то он знает! Не иначе как брат наябедничал.
— Поаккуратнее надо, — покачал головой генерал-майор. — Осознавать должны, Максим Борисович, важность своей жизни. Может быть, к вам негласную охрану приставить?
— Вот уж нет, спасибо, как-нибудь сам.
— Ну ладно, я особо на ваше согласие и не рассчитывал.
Да и я, если честно, тоже не очень рассчитываю на то, что за мной уже не ходит «хвост». Я бы на месте этого генерала сразу же приставил «наружку» к столько ценному кадру. Впрочем, в чём сейчас заключалась моя ценность, я представлял довольно слабо. Вроде бы всё, что вспомнил, уже рассказал Козыреву, снова доить меня на получение дополнительной информации я смысла не видел,
Однако у Лазарева был свой взгляд на этот вопрос. Его заинтересовали некоторые моменты из конспекта Сергея Борисовича, которые он хотел бы прояснить более детально. В частности, подробности смерти Кулакова, Машерова и Косыгина.
— Иван Ильич, если бы я знал, что попаду в прошлое и здесь будут интересоваться такими деталями, то, уверяю вас, проштудировал бы весь Интернет от корки и до корки…
— Интернет? Ах да, в эссе и в вашем конспекте, Сергей Борисович, эта вещь упоминается. Правда, что на Западе эта сеть уже существует?
— С 1971 года в США уже отправляют друг другу по сети электронные письма, — подтвердил Козырев. — В этом плане мы прилично отстаём. Я сам не очень владею вопросом, может быть, Максим Борисович что-то подскажет?
— Я не слишком глубоко изучал, как с этим обстояло дело в 70-е годы, то есть сегодня, но в моём будущем Интернет — неотъемлемая часть жизни практически каждого человека, разве что за исключением глубоких стариков и дикарей Амазонки. И в этом плане Россия сильно отставала от всего цивилизованного, если можно так выразиться, мира, особенно в 80-е и 90-е годы.
— Угу, понятно… Я вот ещё что хотел бы от вас услышать, Максим Борисович… У вас уже, как я понял, есть собственное мнение по поводу того, что нужно сделать с ближайшее время, дабы предотвратить, например, тот же ввод советских войск в Афганистан.
Я посмотрел на собеседника исподлобья.
— То есть вот так вот, начистоту?
— Да, именно что начистоту, — подался вперёд генерал. — Если вы боитесь, что ваши слова могут стоить вам свободы или здоровья, то, уверяю вас, этот разговор останется между нами. И подслушивающих устройств здесь нет, если вы это имели в виду.
— Хорошо, — вздохнул я, — начистоту так начистоту… Моё мнение — нужно устранить Андропова. Какими угодно способами, хоть на почётную пенсию спровадить, но боюсь, по собственной воле он не уйдёт, а у Брежнева не хватит воли его убрать. Оптимальным выходом считаю прибегнуть к радикальным мерам.
— Каким именно?
— Ну, скажем, у Юрия Владимирович серьёзные проблемы с почками. Это я точно знаю… В итоге они его в начале 85-го доконают. Но этот процесс можно ускорить. Как — это уже работа специалистов. Что-то добавить в еду, напитки, следом обострение хронической почечной недостаточности, почечная кома и всё, финал. Смысл этой акции — вывести на главный пост в КГБ своего человека. У вас же есть свои люди или вы действуете по собственной инициативе, и кроме вас, никто относительно меня не в курсе?
— Хм… Максим Борисович, давайте мы лучше не будем углубляться в эти дебри, но в любом случае можете смело полагаться на меня и товарища Козырева. А кого вы видите на посту председателя Комитета?
— Ну это уже, наверное, вам виднее. Я знаю только что Андропов председатель, а Цвигун и Цинев — его заместители. Этих двоих тоже нужно убирать. Да и Брежневу пора на покой. На посту генерального секретаря партии лично я вижу Машерова. Он уже у себя в Белоруссии доказал, что может достойно управлять отдельно взятой республикой, думаю, уже дорос до того, чтобы ему можно было доверить целую страну.
Лазарев меня внимательно слушал, а Козырев тем временем сидел в сторонке и что-то чиркал себе в блокноте, видно, снова конспектировал мои мысли. Ладно, конспектируйте, Сергей Борисович, на то вы и поставлены.
