Евгений Токтаев - Неугасимый огонь (СИ)
-- Говорят, он был недавно в гостях у вашего царя. У Алесанраса, -- сказал один из Щитоносцев фараона.
-- Он от царя Нахарина часто ездит к нам послом -- добавил другой, -- а теперь вот ещё и от Алесанраса.
-- Как челнок ткацкий между царями мечется, -- хохотнул первый.
-- Ты это... поуважительнее, -- возмутился второй, -- Иштартубал -- достойнейший муж.
-- Что же, он сейчас снова поедет к Александру? -- насторожился Аристомен.
-- Кто знает?
Теперь эллин совсем потерял сон. В голове его складывалась весьма прескверная мозаика.
Если этот Иштартубал поедет к Александру, то одни ли слова он повезёт? Что, если все эти мастеровые жрецы передали царице нечто...
Посланник. Везёт послание. Какой-то свиток. Возможно, едет к Александру. Возможно.
"Стрела и яд, срывающие планы враждебных царей..."
Яд. Послание. Какой-то свиток. Отравленный свиток.
Все сходится. И они выбрали на эту роль варвара. Подозрение в убийстве не падёт на Египет.
Когда мысль оформилась, Аристомен уже не мог думать ни о чём другом. Все надуманные, высосанные из пальца допущения казались ему теперь совершенно очевидными, неоспоримыми. Он потерял голову, утратив на какое-то время способность рассуждать взвешенно и бесстрастно.
Надо предупредить. Спасти царя. Но как? Аристомен даже не в Бехдете, чтобы подсунуть папирус с тайнописью какому-нибудь купцу-фенех. Он слишком далеко от побережья. И нет никакой возможности отправить послание немедленно. Никанор пишет письма царю нечасто, да и не дадут увидеться с Никанором. Что делать? Время уходит...
И когда лазутчик уже совсем пришёл в отчаяние от своего бессилия, боги, неожиданно, явили ему милость.
* * *
Эфраим стоял на палубе купеческого судна, трюмы которого были забиты тюками с полотном. Изначально он предлагал Эвмену загрузить судно тканями, взятыми у персов, но как выяснилось в общении с Эли-Баалом, египтянам некоторые из них не были известны. Если бы Эфраим попытался торговать ими в Уасите, это привлекло бы к нему ненужное внимание. Пришлось загрузиться местными. Хотя на всякий случай несколько тюков тончайших персидских тканей он всё-таки прихватил. Но не для того, чтобы на них нажиться.
Судно проходило мимо богатых кварталов Уасита. Эфраим стоял, разинув рот, поражённый роскошью и изяществом двух и трёхэтажных домов знати. Матрос-египтянин (из простых моряков, при этом золотом увешен, как жрица Аштарт) указал купцу на одну особенно роскошную усадьбу. Настоящий дворец с фасадом, украшенным колоннадой розового гранита. От ворот в зубчатом каменном заборе, локтей в восемь высотой, к Реке спускалась лестница, а у причала стояла частичка новой родины Эфраима. Эллинская триера.
-- Здесь живёт посол царя Александра? -- спросил Эфраим.
-- Как есть посольство, почтеннейший! -- моряк свободно разговаривал на языке Ханаана, -- сама Царственная, да живёт она вечно, даровала Посланнику Ника... тьфу ты, язык сломаешь на именах нечестивцев, одну из усадеб, принадлежащих её роду.
Эфраим отметил в памяти очертания и расположение посольской усадьбы. Пригодится.
Наконец, корабль, втянув вёсла, аккуратно притёрся к главному торговому причалу Уасита. Эфраим спустился по сходням. К нему приблизился египтянин-чиновник и вежливо попросил представиться и сообщить, какой товар он привёз:
-- Люди зовут меня Дагоном[115], -- Эфраим выпятил живот и грудь, изображая непомерную гордость, -- за то, что нипочём мне шторма. А вот сообщить истинное имя тебе не могу. Торговать собираюсь тканями.
-- Суеверный? Как все ваши, -- усмехнулся чиновник, записывая имя купца в свитке, приколотом к деревянной дощечке, которую он удерживал левой рукой, -- впервые в Священной Земле?
-- С чего ты взял, достойнейший?
-- Видел, как ты вокруг озираешься, -- ещё шире улыбнулся чиновник.
-- Впервые! -- сознался Эфраим, который действительно нервно оглядывался по сторонам.
Проницательсноть чиновника пугала его, в каждом встречном мерещился Хранитель.
-- Небось, и где лавку снимать не знаешь, и золото старое везёшь? -- не унимался чиновник.
-- Как это старое? Золото, брат, не стареет!
Египтянин усмехнулся и объяснил:
-- К меняле тебя отведу для начала. У нас сейчас плату принимают в дисках. В прошлом году ввели, указом Величайшего. Подсунешь старые слитки, никто и разговаривать не станет. Там у чиновника Серебряного Дома и пошлину заплатишь.
Эфраим поинтересовался, можно ли как-то до обмена золота нанять осла.
-- Не самому же мешки тащить.
-- У тебя много? -- прищурился чиновник.
-- Да уж хватает.
-- Это решаемо, -- обнадёжил его египтянин.
Эфраим рассыпался в благодарностях, при этом помянул Баала, назвав его "Нетер Нефер" -- Благой Бог. Одно из Имён Триединого. Хотел польстить египтянину, но тот все понял иначе.
-- Ишь ты... Первый раз, говоришь, в Священной Земле? Заранее, значит, вызнал, что не следует тварей Дуата поминать? Умён.
Эфраим выругался про себя. Перестарался. Видать, купец-фенех, который славит Нетеру, для египтян все ещё что-то вроде заморской диковины. Надо быть осторожнее. Не привлекать внимания.
До дома менялы оказалось недалеко. Эфраим не забывал вполголоса недовольно бубнить, причитая, что при размене непременно окажется в убытке. Возмущался, что мицри считают сынов Ханаана падкими на торговый обман, а сами готовы и набедренной повязки лишить своими пошлинами. Чиновник, слушая его, лишь ухмылялся.
"Купец" вертел головой из стороны в сторону, ещё чуть-чуть и шея переломится. Ну да, тут было на что посмотреть. Казалось, после увешанного золотом матроса, Эфраима мало что могло поразить, однако, теперь он с куда большим удивлением рассматривал крестьян, одетых в одни лишь льняные набедренные повязки и головные платки, но при этом несущих на себе столько золота, что их легко было спутать с высокородными вельможами. Крестьяне продавали зерно, получая за него небольшие золотые кружки. Монеты покрупнее шли в уплату за товары ремесленников. Охотники взвешивали связки шкурок ушастых лис и драгоценный пятнистый мех, обладатель которого, ныне почивший, не так давно оглашал окрестности грозным рыком. Теперь за его шкуру давали столько золота, сколько хватило бы купцу для того, чтобы не один месяц жить почти по-царски в дорогом Цоре.
В душе Эфраима стал разгораться подзабытый азарт истинного купца. Он начал прикидывать, как и на чём здесь можно было бы навариться. Впрочем, эти мысли он быстро отогнал. Не за тем приехал.
К миссии своей Эфраим относился очень трепетно и не собирался отвлекаться на суетное стяжательство. Он должен, ни много, ни мало, спасти народ Израиля.
Однако, будучи воином, в своё время немало попортившим крови персам, Эфраим не смог пройти мимо оружейных рядов. Ему захотелось купить хопеш.
Мастер поинтересовался, какой хват предпочитает покупатель. Рубить серпом или выгнутой стороной? Эфраим решил, не мудрствуя, заказать такой же, какой видел у моряков во время путешествия. Кузнец невозмутимо вытащил несколько рукоятей, подобрал одну по руке покупателя, насадил и удивительно быстро заточил кованую заготовку с учётом пожеланий покупателя. "Купец" взял в руки увесистое приобретение. Крутанул кистью.
-- Достойный меч.
Купил он к нему и ножны (как-то странно было называть чехол для клинка хопеша ножнами), не поскупившись, выбрал дорогие, богато украшенные золотыми пластинками с чеканкой, изображающей охоту на антилоп. Проверил, как клинок входит и выходит. Внимательно осмотрел приобретение со всех сторон, разве что на зуб не пробовал. Удивив оружейника, даже заглядывал в щель чехла, задумчиво покусывая ус, будто что-то прикидывая.
Лавку Эфраим снял очень дорого, зато с ночной стражей и носильщиками. Те довольно быстро перетаскали с корабля товар.
Просторное здание со спальным покоем избавило его от необходимости останавливаться в гостевом доме. Это давало Эфраиму больше столь нужной ему свободы и меньше лишних глаз. За отдельные деньги он нанял приказчика и продавца.
Ни драхмы не стоил "ученик Дома Вечности, опытный подмастерье Дома Серебра и Золота Величайшего". Ага... Только налоговика-надзирателя Эфраиму и не хватало. "Особая милость Величайшего". От этой "бесплатной милости" можно влететь в убыток на целый талант. Хека по-местному. Но Эфраим собирался торговать честно, ни к чему создавать сложности ради призрачных барышей. С заходом солнца торга нет, а все питейные дома, как по заказу, открываются, когда "особая милость" изволит свалить.
Эфраим ещё, как говорили мицри, "во время Хепри" открыл торговлю, выставил окрашенные пурпуром и шафраном ткани. Пурпуром тут было никого не удивить -- обычный товар фенех. А вот шафран расходился хорошо. Ибо обычно везли его из Киццувадны и после того, как там обосновались акайвашта, поток шафрана истончился. Многие купцы все ещё опасались ездить в царство Александра.
