Глеб Дойников - Возвращение «Варяга»
- Вадюш, я тут — Николай Григорьевыч, — менторским тоном начал Лейков, — не забывай, пожалуйста. А что до машин — тут да, работы здесь непочатый край. Как я понимаю главное зачем ты меня выдернул, это металлодетектор, так?
- Так, дя… Николай Григорьевич, — поправился доктор, — если не считать выяснения вопроса с вашим, а не папиным тут появлением, то — да. У нас на носу — кровавое воскресенье, а с него началась первая русская революция, как вы наверное помните. Я думаю, что лучше всего даже не предотвратить беспорядки, а обратить события в нашу пользу. Для этого надо дать Николаю встретиться с рабочими. Но, если информация о готовящемся покушении верна, то надо как — то отсеять покушающихся. У жандармов такая каша их двойных и тройных агентов, что ее и Балк за год не разгребет, хотя он кое что и почитал перед переброской. А я и соваться туда не хочу, не справлюсь. Так что остается отсеять всех кто понесет на встречу с царем револьверы. Это реально?
- В принципе, схему колебательного контура, на имеющихся в наличие материалах, я за время путешествия набросал. Все одно делать было три недели нечего, хотя и курьерским ехал. За два месяца должны успеть собрать и опробовать, но мне понадобится…
Чрез день во дворце выделенном Вадику появилась еще одна лаборатория, на этот раз электромеханическая. А на заводы Германии полетели заказы на вакуумные насосы, проволоку с очень точным допуском по толщине, серебряные пластины весьма хитрой формы и прочие интересности.
- Это что? — с испугом пробормотал здоровенный парень испуганно крестясь в сторону образа.
- Так, братец, по легенде икона предупреждает о ком — то, замыслившем недоброе по отношению к Государю Всея Руси, — задумчиво проговорил Вадик, — но ты не переживай, иконе то за триста лет будет, может и ошибается, кто ее знает? Отойди пока в сторонку, вон в тот уголок.
Неизвестно откуда материализовавшийся казак конвой Его Величества проводил оторопевшего мужика в дальний угол залы. Некоторые из выборных проводили его тяжелыми, недобрыми взглядами. Такая же участь постигла еще пятерых участников встречи, причем в их числе, к ужасу Рутенберга, оказался и второй из готовивших покушение эсеров, у которого тоже был припрятанный за голенищем сапога маленький дамский браунинг. Неужели эта старая доска работает, черт бы ее побрал? Не может быть! Сам Пихас пока был в числе последних трех ожидающих своей очереди к арке. Решив не рисковать, он тихонько подошел к руководившему процедурой Банщикову.
- Видите — ли, господин офицер, я правоверный иудей, Пихас Рутенберг. И мне никак нельзя проходить под символом чуждой для меня веры. Можно мне избежать сей процедуры, по религиозным соображениям?
- Мне очень жаль, но нет, — вся мягкость и обходительность доктора куда — то исчезла, — если помните — то когда русские, православные, князья приезжали в орду, то им приходилось проходить «меж двух огней». Проходя между кострами они, по языческим верованиям, показывали что у них нет дурных намерений. И ничего, проходили, не морщились. Вот и вы в чужой монастырь со своим уставом не лезьте. Коль пришли к православному императору, так извольте пройти под иконой. Хотя, из уважения к вашим верованиям, один вариант я вам могу предложить. Вы проходите в соседнюю комнату, и в присутствии двух казаков раздеваетесь до исподнего. Это же предстоит и всем тем, на кого указала Святая София.
- Товарищи, это же произвол! — попробовал разыграть последний козырь Рутенберг, — мы, представители трудового народа, пришли требовать от…
По знаку Вадика, стоящий рядом казак резко ударил провокатора под дых, не дав тому договорить. Еще до того, как рабочие поняли, что одного из их депутатов только — что «оскорбили действием» — в просторечии избили, Вадик с казаком сноровисто обыскали упавшего Пихаса. Не успел еще под сводами Зимнего раздаться крик его напарника эсера, ожидающего своей очереди на обыск — «наших бьют, товарищи», как Вадик вытряхнул из за пазухи Рутенберга браунинг. Кричавшего на всякий случай сбили с ног, и так — же обыскали. Перед глазами собравшихся появился изъятый, на этот раз из — за голенища крикуна, второй браунинг, близнец первого.
- Итак, с этим представителем «трудового» народа, все ясно. Теперь вам, господа рабочие, понятно ЗАЧЕМ была устроена вся эта история с вручением ЛИЧНО В РУКИ царю вашей петиции?
Неожиданно один из рабочих, старый мастеровой, явно не один год тянувший лямку на Путиловском, и давно и прочно занявший свое место в рядах рабочей аристократии, рухнул на колени. Он стал истово креститься в сторону иконы, которую Вадик и установил то исключительно поддавшись на неоднократные просьбы Ольги. Отказывать своим женщин он так и не научился. Сначала неуверенно, но потом все более искренне его примеру последовали и остальные члены депутации. Тем временем, у остальных пяти не прошедших «святой тест» был изъят еще один револьвер, и куча разного металлического хлама. Отделив агнец от козлищ, Вадик вернулся к обязанностям распорядителя балла.
- Господа! Товарищи рабочие, я вынужден перед вами извиниться, — далее последовало несколько сбивчивое и путаное объяснение, — обнаружение заговорщиков заслуга не чудотворной иконы, а новейшего прибора — металлоискателя. Арка, через которую вы все вынуждены были пройти, его главная часть. А икона… Она нужна была более для отвлечения внимания злодеев. Просто объяви мы о металлоискателе — они выбросили бы пистолеты в толпе, а то вообще стали бы стрелять направо и налево. Да и мы тогда, не зная, кто именно из депутации хочет убить государя, вынуждены были бы завернуть вас всех. Или кого из вас бы застрелили эти гады, а потом еще винили бы в этом «царскую охранку». Но Император хочет встретиться с представителями народа (святая ложь…), и ничто не сможет его остановить в его стремлении!
- Чай поди не совсем идиоты, господин доктор, — раздался голос того самого старого мастера, — сам гальванером [47] на Путиловском работаю, догадался о вашей машинке как провода разглядел, что арку обвивают. Только молод ты еще доктор, уж прости старика, но что есть, то есть, а чем помысел божий…
- Не нам простым смертным дано догадаться, — пришедшая на помощь явно запутавшемуся в непривычных для него длинных словах работяге великая княжна, — он действовать не только через гудящую и светящуюся икону способен. Он может, дабы не смущать умы чудом божьим, и послать гениального изобретателя именно туда и тогда куда нужно. Чтобы тот изобрел это металлонаходитель именно перед покушением на помазанника божьего. Это как в притче о набожной женщине, которая при наводнении три раза отказывалась садиться в лодку, все ждала что ее Бог спасет. Когда же она, утонув, пришла к Господу, и спросила «отчего же ты меня не спас?», что он ей ответил?
- А кто тебе, дура, три раза посылал лодку? — ответил тот самый старый мастер, — и сразу же поправился, — простите ваше высочество…
- Отчего же, за исключением «дуры», вы совершенно правы, — неожиданно весело ответила Ольга, — ну да пройдемте господа, а то мой брат уже заждался.
- Вы хотите сказать, что после всего что тут было, после раскрытой попытки покушения на Его Императорское Величество, — запинаясь выговорил организатор шествия поп Гапон, — хочет встретиться с нами?
- С вами — не уверен, — отрезал Вадик, которому решительно не нравился поп расстрига, — вам я бы порекомендовал готовиться объясняться с вашим начальством в третьем отделении. По поводу того, что вы, фактически, организовали шествие, под прикрытием которого к царю чуть не приблизились трое убийц.
Раскрыв истинного «работодателя» Гапона, Вадик окончательно зарубил его карьеру как «вождя народных масс». Конечно, рабочие его не прибьют, как сделали в нашей реальности эсеры, но и слушать полицейского провокатора больше не станут.
- А остальных выборных — прошу! Его величество ждет вас, для беседы о ваших, во многом, справедливых требованиях.
ДОПИСАТЬ ЧАЕПИТИЕ!
Послесловие. Два адмирала.
«…Теперь, если не возражаете, господа, обратимся к более общим итогам этой войны. Ведь на войне сама война, это все же не главное. Война — не только смертельный экзамен для всех — начиная от матроса или солдата и заканчивая руководством страны, да и всей страны в целом. Это серьёзнейшая школа, в которой происходит такое же тотальное и невиданное по интенсивности в мирное время обучение. Если война краткосрочная — недели или, в крайнем случае, месяц–другой — итоги этого обучения проявляются уже в дальнейшей, послевоенной жизни и в новых войнах. И обычно интерпретируются ошибочно или с запозданием, ибо любая следующая война не похожа на предыдущую. Сравните хотя бы две последние войны в которых участвовал японский флот, против Китая и России.
Если же война затягивается хотя бы на полгода — весьма важным фактором становится способность всего военного (да и всего государственного) организма учиться «на ходу», как на своих ошибках и достижениях, так и на ошибках и достижениях противника. Тот, кто сделает выводы из ошибок быстрее, быстрее перестроит свой образ действий по наиболее эффективным образцам — тот и выйдет в этой войне победителем, невзирая, быть может, и на не вполне удачное начало. Но такая перестройка требует ломки закостенелых представлений, смелости ума и быстроты реакции.
