Возраст – преимущество - Виктор Сергеевич Мишин
– Так это тот самый малец, что тебя в Сталинграде из Волги вытащил? – вступил в разговор Тихоня, до этого внимательно наблюдавший за нами.
– Ты чего им наболтал, Боря? – с упреком спросил я Малыша.
– Только правду рассказал, – серьезно заявил Борис. – А ты возмужал, вон, и в плечах раздался, помнится тогда, в сорок втором, соплей перешибить можно было, а сейчас вполне себе взрослый.
Я и впрямь был довольно взрослый. Уж не знаю, гены этого тела так повлияли, или это раннее взросление из-за вселения моей души и сознания, но я реально за последний год сильно изменился. Голос стал грубее, ломается, мышцы уже перекатываются под кожей, небольшие, но их видно, да и рост больше ста шестидесяти сантиметров.
– Расту помаленьку, да и ты не убавился, – засмеялся я, – так ты здесь сейчас, в СМЕРШе?
– Тс-с-с, – шутливо приложил палец к губам Борис, – это тайна. В прошлом году, аккурат под наше наступление под Курском, написал рапорт и попросился на фронт. В разведке я давно, рассказывал тебе, если не забыл, вот и решили меня сюда засунуть. Учусь мало-помалу, не совсем мой профиль, сам понимаешь, наверное.
– Давайте вы позже пообщаетесь, – встрял Тихоня.
Разговор затянулся до поздней ночи. Капитан, которого я окрестил Тихоней, задавал правильные и своевременные вопросы, ничего не записывал, по лицу было видно, что он абсолютно все запоминает. К разговору присоединялся еще один человек, в звании аж полковника, с двумя орденами Ленина на груди, но он в основном только слушал. Я всячески уговаривал взять меня в их группу, доказывая знаниями свою полезность. Старший лейтенант Кириленко больше не ерничал и не грубил, так же внимательно слушая мои объяснения и выводы. Боря вообще молчал и лишь спокойно слушал, поигрывая время от времени ножом, нервничает немного, хочет скорее поболтать. В общем, когда расходились спать, а мне предоставили целую кровать, я был вымотан и выжат как лимон, но доволен. Кажется, я сумел убедить этих зубров контрразведки в своей полезности.
– Малыш, нет, даже не пытайся.
Уже вечером следующего дня мои новые товарищи и я вышли в перспективный для поиска район.
Через пару часов поисков были обнаружены свежие следы, по каким-то одним разведчикам известным приметам они определили, что здесь были те, кто нам нужен. Я обратился к командиру группы, капитану Павлову с просьбой отпустить меня одного в лес. Капитан, тот самый, кого я обозвал про себя Тихоней, колебался всего несколько секунд и дал добро, а вот Малыш… Боря, видимо, слишком давно меня не видел и соскучился, стал проситься со мной.
– Там может быть целый отряд оуновцев, куда ты собрался в одиночку?
– А с тобой куда? – ответил я вопросом. – Боря, у тебя НКВД СССР на лбу написано, даже рот открыть не успеешь. Пойми, сейчас, когда эти крысы бегут на запад, среди них почти не осталось тех дристунов, которые сдавались при виде наших солдат. Эти рвут на части всех, прежде чем узнать, кто перед ними вообще стоит. В этой организации собрали весь сброд, не имеющий ни стыда, ни совести. Они жгли людей сотнями, издевались как могли, они лучше других понимают, ЧТО им грозит.
– А как же ты?
– Ты забыл? Я – один из них, – сказал я всерьез, – по крайней мере, пока меня не раскрыли, должен им оставаться. Вот когда вычистим всю эту шваль, тогда, возможно, мне позволят наконец вернуть свое имя.
– Осипчук не твое имя? – внезапно спросил Павлов.
Боря раскрыл рот, но я опередил его.
– Не мое. И, Боря, не думаю, что ты имеешь право раскрыть мою маленькую тайну.
– Ясно, то, что ты внедрен к врагу, я знаю, думал, что под своим именем.
– Под своим именем, – я усмехнулся, – меня бы вздернули на первом суку, предварительно содрав кожу Да, Малыш?
– Алексей, он немцам в Сталинграде такое учудил, что те носом рыли до самой капитуляции Паулюса, пытаясь его найти.
– И ты после такого опять смог внедриться?
– Так уж получилось, – развел я руками. – Ну, я пойду, командир?
– Мне даже сказать тебе нечего, ни условных сигналов не отработали, ни позывных, ничего…
– Не страшно, если точнее, когда я найду этих отморозков, вы точно об этом узнаете, по крайней мере услышите, – вновь усмехнулся я.
Ночью в лесу довольно страшно, несмотря на весь мой опыт, я действительно опасался. Даже не знаю, кого больше, людей или зверье. Двигался очень медленно, не из-за возможного обнаружения противником, а просто боясь глаз на ветке оставить. Выслушав старлея Кириленко, он в группе Павлова был лучшим следопытом, я последовал совету и отмерил тысячу шагов в сторону, для того чтобы вести поиски на расстоянии от места дислокации группы. Тысяча в одну сторону, тысяча в другую, в сумме, как видите, аж две тысячи. Так и двигался, когда из крайнего положения, отсчитав тысячу, я как бы возвращался на исходную, делал двадцать шагов влево, удаляясь таким образом от группы. Сколько я так протопал, не представляю, ноги гудели, хотелось пить, а с собой у меня ничего нет.
Как оказался на маленькой опушке, даже не понял вначале. Напугал меня до жути протяжный вой и лязг цепи. На опушке, с самого краю, располагалась избушка, ладно хоть без куриных ног. В темноте ночного леса эту приземистую недвижимость не разглядел вообще, если бы не собачья цепь, так и вовсе прошел бы мимо. Про собачью цепь не просто так сказал. Когда услышал лязг металла и чей-то вой, сообразил сразу – собака. Саму хозяйку этой лесной усадьбы я до сих пор не видел, и это смущало.
– Хто здеся? Кого черти носят по ночам? – услыхал я оклик на суржике, но не разглядел говорившего.
Где он, откуда говорит, не знаю, и от этого становится еще более жутко. А если он меня видит, а я его нет, шмальнет сейчас, и баста.
– Дяденька, помогите, нога так болит, что сил больше нет, – коверкая польские и русские слова, запричитал я.
– А ну выходи, кто таков! – новый окрик был более озлобленным и требовательным.
– Помогите, нога совсем не дает вступить, я еле ползу уже, – взмолился я. Так-то я давно уже был на коленях, сразу после первого возгласа, а теперь еще и притворился раненым.
– Где ты там? – кажется, чуть смягчил гнев хозяин берлоги.
– Здесь, – я поднял руку вверх и помахал, но опомнился, ведь мужик, а по голосу это точно мужик, скорее всего тоже меня не видит.
Это была
