Нил Стивенсон - Движение

Приехав в Клеркенуэлл-корт, Даниель обнаружил, что Роджер Комсток или кто-то, объявивший, будто действует от его имении, разместил во Дворе технологических искусств два эскадрона вигской кавалерии: один состоял из могавков, другой — из людей с обычными причёсками. Даниелю было всё равно: он уже утратил способность чувствовать досаду или чему-либо удивляться. Так оказалось даже лучше. Гробница тамплиеров, с её окованными железом дверями, выглядела вполне внушительно. Присутствие кавалеристов делало её, в глазах Петра, ещё более надёжным хранилищем для золота.

Даниель всю дорогу готовился к тому, что день или два будет мучительно объяснять все чудеса и диковины Двора технологических искусств — именно до такого рода курьёзов Пётр Великий был особенно падок. Однако инженеры, освобождая место для кавалерии, по большей части либо заперли оборудование, либо забрали с собой. Смотреть оказалось особо не на что. Пётр спустился в гробницу, но потолок был слишком для него низок, а сам царь явно скучал, как любой монарх на любой церемониальной инспекции; Даниелю осталось предположить, что потайные склепы древних военно-религиозных сект встречаются в России на каждом шагу и не рассматриваются как нечто примечательное. Соломон Коган выказал больше интереса, чем его начальник. Так что покуда барон фон Лейбниц и Сатурн (на удивление быстро оправившийся после того, как вооружённый казак поднял его с постели остриём сабли) показывали царю различные механизмы, относящиеся к логической машине, Даниель и Соломон сидели возле саркофагов, наблюдая за тем, как золото с «Минервы» складывают в гробницу тамплиеров. Каждую пластину надо было взвесить и записать в амбарную книгу, а потом свести и сверить результаты; не слишком сложная задача для двух таких людей. В промежутках Соломон Коган развлекал Даниеля лёгкой светской беседой:

— Занятное место.

— Я рад, что вам интересно.

— Оно напомнило мне то, чем я некогда занимался в Иерусалиме.

— Кстати, тамплиеры полностью именовались «рыцари Храма Соломонова». Так что если вы тот Соломон…

— Не надо играть словами. Я не о могиле давно позабытых рыцарей, а о том, что над ней.

— Двор технологических искусств?

— Если вы так его называете.

— А как бы назвали его вы?

— Храмом.

— Нда? И какой же религии?

— Религии, которая исходит из предпосылки, что мы можем приблизиться к Богу через лучшее понимание созданного Им мира.

— Вы хотите сказать, потому что для нас это единственное указание на то, как Он мыслит.

— Для большинства из нас, да, — отвечал Соломон.

— Вот как? Есть меньшинство, для которого существуют иные способы познать Бога?

— Вообще-то есть, — сказал Соломон, — но говорить так опасно, поскольку почти все, причисляющие себя к упомянутому меньшинству, — шарлатаны.

— Что ж, очень лестно, что вы сочли возможным раскрыть эту тайну мне. Следует ли сделать вывод, что вы верите в мою способность отличить шарлатана от…

— Мудреца? Да.

— Значит ли это, что я — мудрец?

— Нет, вы — учёный. Член Societas Eruditorum.

— Лейбниц говорил об этом обществе, но я не знал, что к нему принадлежу.

— Оно не такое, как у них. — Соломон постучал костяшками пальцев по саркофагу храмовника. — В нём нет ни устава, ни посвящений.

— Вы к нему принадлежите?

— Нет.

— Вы мудрец?

— Да.

— То есть у вас есть способы познания, недоступные для нас, учёных. Мы должны пробавляться тем, что даёт нам наша религия.

— Вы напрасно говорите о ней так пренебрежительно. Лучше знать, как вы пришли к знанию, чем получать его извне.

— Енох Роот — мудрец?

— Да.

— Лейбниц?

— Учёный.

— Ньютон?

— Трудно сказать.

— Такое впечатление, что Ньютон просто знает. В голове у него рождается законченное знание, никому не понять как. И черта с два кто-нибудь сделает то, что делает он.

— Да.

— Это чёрно-белое различие, мудрецы и учёные, или есть оттенки серого? Когда меня осеняет удачная мысль, я — мудрец?

— Вы приобщаетесь к мудрости, или магии, или как вы это называете по-английски.

— Сколько сейчас магов? Вы и Енох — два. Возможно, Исаак.

— Представления не имею.

Тут Соломона отвлёк какой-то звук на лестнице. Они с Даниелем посмотрели в ту сторону, ожидая увидеть казака с золотом, но это оказался Сатурн. Он тихо шагнул к ним. Даниель не знал, сколько Сатурн пробыл в крипте и что из их разговора слышал.

— Вы закончили подсчёты? — робко спросил тот.

— Они были несложные, — отвечал Даниель. — Почему вы спрашиваете? Мы нужны?

— Господин Романов спешит.

— Вот как? Куда это он вдруг надумал?

— Мы услышали, что в Хокли собирается народ, — объяснил Питер Хокстон. — Царь спросил, что там. Я имел неосторожность ответить, что скорее всего будут травить собаками привязанного быка. Царь изъявил горячее желание увидеть потеху.

— И кто мы такие, чтобы его задерживать?

Хокли-в-яме, таверна. Позже

— Два светоча науки и еврей заходят в бар… — начал Сатурн.

— Простите?

— Не важно.

— Большинство назвало бы меня просто натурфилософом, а не светочем науки, — поправил его Даниель и кивком указал через стол на Лейбница. — Вот он — светоч.

— Да, — согласился Сатурн, — и он тоже.

И кивнул на дверь в таверну.

Даниель поднял голову и увидел, что к ним входит сэр Исаак Ньютон.

Когда закончилась бычья травля (бык проиграл), Пётр выразил желание угостить всех выпивкой и попросил Сатурна порекомендовать таверну. Туда все и прошествовали.

Даниель как-то давно заметил, что таверны делятся на две категории: одни внутри оказываются гораздо меньше, чем выглядели снаружи, другие — гораздо больше. Таверна, в которую они вошли, относилась ко второй категории, что было хорошо по нескольким причинам. Во-первых, даже без казаков, карликов и прочего сопровождения свита Петра насчитывала двенадцать человек. Во-вторых, двое — сам Пётр и Сатурн — были огромного роста. В-третьих, за то время, пока Исаак шёл от двери к столу, Даниель успел хоть немного очухаться.

Они с Сатурном сидели рядом, лицом к окну и входной двери, Лейбниц и царь — напротив.

— С чего он вдруг сюда заявился? — спросил Даниель.

— Пока мы были в Клеркенуэлл-корте, царь за ним послал, — объяснил Сатурн. — В свой прошлый приезд, несколько лет назад, он был у сэра Исаака на Монетном дворе и остался очень доволен. Сегодня, увидев наши станки для обработки золота, он вспомнил про тот визит и захотел возобновить знакомство с занятным малым, который показывал ему Монетный двор.

Пётр встал и повернулся к двери, так что всем остальным тоже пришлось встать. Самый миг встречи между сэром Исааком Ньютоном и бароном фон Лейбницем прошёл для Даниеля незамечено: от расстройства кровь на какое-то время перестала поступать ему в мозг. Он не упал, и глаза его оставались открытыми, но в голове на полминуты наступило полное умственное затмение.

Когда он пришёл в себя, Сатурн легонько тянул его за рукав. Даниель огляделся и увидел, что стоит он один. Царь пересел на их сторону, чтобы освободить место для Исаака. Даниель втиснулся худым задом между двумя тёзками: Питером Хокстоном и Петром Великим, самыми крупными людьми в помещении. Лейбниц и Ньютон сидели бок о бок — большую неловкость трудно было измыслить. Против света Даниель видел только силуэты их париков, но не различал лиц, что, вероятно, следовало считать подарком судьбы.

Пётр Великий через Кикина обратился к Ньютону:

— Я сегодня о вас думал.

— Весьма польщён, ваше царское величество. Позвольте спросить, в какой связи?

Силуэт Ньютоновой головы слегка наклонился к Лейбницу. Исаак предполагал, что встреча как-то связана с анализом бесконечно малых; вообразите же его изумление при ответе Петра:

— Золото! Я прекрасно помню день, когда вы провели меня по Монетному двору и объяснили, как золото со всех концов мира течёт в Тауэр, чтобы стать гинеями. Сегодня я принял в этом участие: доставил обычное золото из России в ваш банк, а тяжёлое золото с «Минервы» — в казнохранилище доктора Уотерхауза неподалеку отсюда.

Долго молчал Ньютон. Даниель чувствовал (хотя и не мог видеть), как Исаак на него смотрит. Лицо горело, словно от жара Исаакова гнева, и Даниель гадал, способны ли ещё его старческие щёки зарумяниться от стыда.

Ну и наплевать! Ему глубоко безразлично Соломоново золото. Ради Лейбница, чьё имя Ньютон ежедневно смешивал с грязью, и ради того, чтобы продолжить работу над логической машиной, Даниель выступил посредником в сделке по обмену «Соломонова» золота на обычное — сделке, которая, негаданно, всё-таки осуществилась несколько часов назад. «Минерва» наконец избавлена от своего проклятого груза. Джек Шафто, видимо, избежит наказания за чеканку фальшивых монет. Золото в гробнице тамплиеров, формально под надзором Роджера, фактически в полном распоряжении Даниеля. Он шёл к этому много месяцев и сейчас с полным правом мог бы обмывать успех. Единственная загвоздка — Ньютоново отношение к алхимии, но Даниель с годами научился спокойнее воспринимать странности и опасные причуды своих друзей, а то и просто закрывать на них глаза, поэтому не очень задумывался об этой стороне дела.