Алексей Кулаков - Наследник
– Сказание о Великом княжестве Литовском и королевстве Польском, со слов думного дьяка, печатника и головы Посольского приказу Ивана Михайловича Висковатого писанное.
Слегка улыбнувшись, юный властитель тихо пробормотал:
– Как же, верю. Вот прямо забросил все свои дела – и текст наговаривал.
Быстро пролистав полторы сотни страниц, наследник выдал первое за все время недовольное замечание:
– Почему так мало иллюстраций?
– Прости, Димитрий Иванович… Чего мало?
– Картинок мало, Иван Федорович. Почитай и нету их!
– Так некому у меня их малевать-то. Лик красивый или там богатыря из сказки – еще можно, а чтобы улицу какую или там литвина богатого – ну никак. Наш богомаз уж как только над этими картинками не бился! Говорит, если бы он все своими глазами видел, то, может, чего и получилось бы. По-всякому уже думали да пробовали…
– М-да. Это что?
Перевернув увесистый том другой стороной, десятилетний мальчик вновь хмыкнул:
– «Первое путешествие Ивана-морехода».
Вновь полистав страницы, автор первого на Руси приключенческого боевика остался доволен – на иллюстрации к его небывальщинам таланта неудавшегося иконописца все же хватило. Меч размером с весло, птица Рух, способная в один присест сожрать пару слонов, отвратные рожи османов… То что надо для не избалованной художественными изысками читательской массы.
– Хвалю. Что здесь?
– Книжицы малые, с листами из бумаги, четыре дюжины штук. А тут особливый заказ.
Из предпоследнего узла на свет явилась самая настоящая книга-исполин, шириной в полметра, длиной чуть более чем метр, да и толщина ее тоже. Внушала.
«Это же сколько они страниц в нее напихали? Из тончайшего, белейшего, самого лучшего пергамента?»
Упершись в нее остановившимся взором, Дмитрий только и смог, что слабым голосом поинтересоваться:
– Это мне?..
– Как есть тебе, государь-наследник… Кхм.
– Иван. Я просил книгу для записей. Такую, чтобы взять ее с собой и в ДОРОГЕ заполнять!.. А не это!..
Вздохнув, отрок разом успокоился. Он же хотел когда-нибудь написать справочник по травам? Вот как вернется из Гжели – так и начнет.
– Через два дня на третий я уезжаю. Успеете сделать то, что мне нужно?
– К завтрашнему вечеру все устроим, Димитрий Иванович! А с этой что? Разобрать?..
Осмотрев «записную книжечку», ее владелец (а куда деваться?) приблизился к столу, на котором она монументально возвышалась:
– Вот здесь… – Указательный палец юной руки небрежно черкнул по мягкой замше обложки. – …Добавить название: «Травы».
С некоторым подозрением посмотрев на Федорова, Дмитрий на всякий случай уточнил:
– Одно слово из пяти буквиц.
– Сделаем!..
– Ну-ну. Что в последнем узле?
Чуток повозившись с излишне тугим узлом, мужчина раскидал в стороны небеленую посконь.
– Трактат, рекомый «Мази», Димитрий Иванович.
Осмотрев высокую стопку пятикнижия, хозяин покоев раскрыл обложку первого тома:
– Писана княгиней Евпраксией Мстиславовной рода Рюрикова, за деяния свои прозванной Добродеей.
Пролистав с десяток страниц, Дмитрий улыбнулся: его первый вклад[163] в Кирилло-Белозерскую обитель получится очень красивым и ценным. Искусное тиснение обложки, золоченый обрез страниц, серебряные застежки – это снаружи. И настоящая энциклопедия медика двенадцатого века внутри, причем большая часть знания не устарела и спустя четыреста лет после того, как была перенесена на пергамент нежной женской рукой.
«Сколько же раз прапрабабкой мне нынешнему приходится княжна Евпраксия? Она – седьмое колено от Рюрика, а я двадцать первое… Четырнадцать раз, да еще с невообразимыми завитками уточнений. Через нее я в родстве с императорским родом Византии – Комнинами. А через прабабку Софью еще с одним – Палеологами. Если же считать от многажды раз прадеда Владимира Мономаха, великого князя Киевского, то среди родственничков числятся правители Англии, Швеции и Венгрии, Норвегии и Дании, а также племенные вожди ободритов[164]. Хм?!»
Потеряв всякий интерес к своему гостю и к принесенным им книжным богатствам, юный властитель медленно прошелся по комнате, пребывая в глубокой задумчивости.
«Если хорошенько покопаться в генеалогии предков, в моем наследии наверняка обнаружатся неоспоримые права на земли полабских славян. Главное – правильно искать, вдумчиво и неторопливо, не пропуская ни одной самой завалящей грамотки или хроник в качестве доказательств. На что можно рассчитывать? На Пруссию, земли Мекленбургской марки, Нижнюю Саксонию и часть Прибалтики. М-да, больно уж велик кусок, таким только подавиться и получится. Но идейка-то какая заманчивая!.. И перспективы!»
Выплыв из мыслей, Дмитрий почти без участия сознания подхватил с близкой полки небольшую шкатулку и вернулся к столу.
– Сколько копий трактата уже отпечатано?
– Как и велено – дюжина. Правда, собрали да отделали только одну.
Еще раз погладив корешки пяти книг, мальчик чуть изогнул кончики губ в намеке на улыбку.
– Я доволен тобой, Иван сын Федоров.
Пребывая все в том же отстранении, он откинул резную крышку и подцепил кончиками пальцев два браслета: узкий женский и широкий мужской, набранные из полированных пластинок темного как ночь нефрита, оправленного в серебро низкой пробы.
– Этим украсишь жену. Этот для твоей руки.
Поверх двух браслетов лег третий, из нежно сияющей на свету древней смолы.
– Янтарь же укрепит здоровье сына. А заодно послужит знаком – таким, как это кольцо.
Мельком показав невзрачное колечко из темного янтаря с едва заметной гравировкой по внешнему и внутреннему ободкам, десятилетний целитель небрежно бросил его обратно в шкатулку, достав взамен еще один браслет – из темного сердолика в оправе из бронзы, схожей своим видом с золотом.
– Достоин ли твой товарищ, Петр по прозвищу Мстиславец, моей награды и внимания?
– Как есть достоин, государь-наследник…
Увидев недовольно вскинутую бровь, Иван Федоров на ходу исправился:
– Потому как он для меня, Димитрий Иванович, ровно десница для воина.
Закрыв крышку, первенец великого государя добавил браслет к остальным.
– Что ж. Передай ему мою похвалу и дар малый.
С великим бережением подхватив со стола браслеты, странно теплые, словно бы они долгое время лежали под жаркими лучами солнца, голова Печатного двора низко поклонился.
– Теперь о том, чем ты займешься в мое отсутствие.
Шкатулка вернулась обратно на полку, а вместо нее на стол легло несколько стопок исписанных листов с частыми мелкими кляксами и гораздо более редкими зарисовками – эскизами будущих иллюстраций.
– Это третья и четвертая части «Сказок».
Уложив наградные браслеты в небольшую калиту с серебром, Иван Федоров вновь поклонился (на сей раз едва-едва), принял две пухлых рукописи и спокойно завернул их в освободившуюся от прежнего содержимого посконь, а хозяин покоев тем временем, находясь вроде как в легком сомнении, придавил рукой третью рукопись.
– Моя челядинка провела немало времени на дворцовой поварне, выспрашивая и записывая тонкости приготовления различных похлебок, пирогов, каш и прочих разных кушаний. Как бы ты посоветовал назвать ее труд?
– Да так и назвать – Поваренной книгой.
Увязывая Авдотьин труд в очередной кусок поскони, Федоров деловито поинтересовался:
– Сколько штук повелишь отпечатать, Димитрий Иванович?
– Полсотни. На пробу.
Книгопечатник понятливо кивнул, хотя в душе даже и не сомневался, что вкусить яств по рецептам с царской поварни захотят весьма многие – с родовитых князей начиная и самыми худородными купцами заканчивая.
– Это мне разыскал дьяк Мамырин. Посмотри.
Взяв в руки изрядно замусоленный сверток грубой замши, Федоров его аккуратно развернул, выложив на стол потрепанную рукопись. Внимательно осмотрел ее со всех сторон, потом осторожно смял кончик обложки и уголки страниц, понюхал корешок и, полностью успокоенный, раскрыл.
– «Хождение за три моря». Писано купцом тверским Афанасием Никитиным в году шесть тысяч девятьсот восемьдесят втором[165], о путешествии его торговом в земли османские, персидские да индийские.
Перекинув первую страницу, книгопечатник вполголоса зачитал (предварительно испросив взглядом на это должное разрешение):
– Пошел я от Спаса святого златоверхого с его милостью, от государя своего великого князя Михаила Борисовича Тверского, да от владыки Геннадия Тверского…
Опасливо отстранив от себя рукопись, в коей хвалебно упоминались прежние соперники московских Рюриковичей, книгопечатник осторожно уточнил:
