Дмитрий Хван - Знак Сокола
– Почтенный Сон Сиёль! – с поклоном воскликнул Оккюн, когда тот взялся за перила лестницы. – Будете ли вы столь добры, чтобы уделить мне совсем немного времени?
– Оккюн, здесь ты можешь звать меня просто Уам. Мы не во дворце, – узнав придворного чиновника меньшего, чем Сиёль, ранга, милостиво отвечал Сон.
Он указал просителю на плетёные креслица, стоявшие в углу еле освещённой террасы. Собираясь с мыслями, Оккюн внезапно пожалел, что вообще ввязался в это дело, внутренне похолодев. Ведь этот разговор явственно пах смертью. Его утешало лишь то, Сон Сиёль был известен своими антиманьчжурскими взглядами. Его учитель Ким Чансэн в своё время участвовал в обеспечении корейской армии при нападении на страну захватчиков-японцев, а спустя почти три десятилетия и маньчжуров. До сих пор там, где некогда прошли враги, лежали в развалинах горелые остовы домой, а в ярко-зелёной траве белели непогребённые кости.
– О чём ты хотел поговорить со мной, Оккюн? – спросил замешкавшегося человека Сон.
– Почтенный Уам! – сильно волнуясь, начал Чон. – Вы конечно же знаете о том, что случилось с маньчжурской крепостью на Мудангане?
– Конечно знаю, Оккюн, – с улыбкой проговорил Сиёль. – И это приятное знание. Крепость развалена до последнего камня, а всё вокруг сожжено.
– И до сих пор сжигается то, что маньчжуры успевают построить, – кивнул чиновник. – А знаете ли вы, кто это сделал?
Сановник нахмурился и произнёс:
– К моей досаде, я мало что об этом знаю. Лишь то, что это варвары с севера. Они снова окрепли и теперь дёргают тигра за усы, совершенно не опасаясь маньчжуров. – С удовлетворением откинувшись в кресле, он сказал собеседнику доверительным тоном: – Они разбили не один их отряд, в Мукдене, похоже, царит растерянность. Варвары точно угадали со временем безвластия. Император слишком мал, а за власть борются два регента.
– Мой господин, у меня с собою есть письмо от северян, адресованное лично вам, – запинаясь от чудовищного волнения, проговорил вдруг Чон, передавая оторопевшему сановнику свиток.
Нетерпеливо пробежавшись глазами по тексту, он поднял глаза от исписанных листов бумаги и обратился к Оккюну:
– Кто дал тебе это письмо, отвечай!
– Его передал мне один чиновник из Хверёна, чей племянник несколько лет служил в войске северного князя.
– Корейцы служат солдатами у варваров? – поразился Сиёль и начал читать письмо более внимательно.
– Это не варвары, мой господин, – скороговоркой проговорил Оккюн. – Они не убивали наших солдат, когда громили отряды маньчжуров, а предлагали им пойти на службу. Сейчас там сотни корейцев. И они довольны, по словам того молодого человека. Если ваша милость желает, мы можем отправиться к этому чиновнику прямо сейчас.
– Да! – воскликнул Сиёль, читая письмо. – Я желаю поговорить с ним немедленно!
– Я покажу дорогу моему господину, – поклонился Оккюн.
Уже через несколько минут повозка сановника катила по ночной столице к дому Ли Гёнсока, отца Минсика, сопровождаемая дюжиной солдат конной гвардии.
Во дворец Сиёль вернулся ранним утром, в белёсой дымке тумана, спускавшегося с ближних холмов. В руках у Сона, до сих пор не смыкавшего глаз, был свиток плотной серой бумаги, перетянутой красной бечевой. Письмо он помнил уже наизусть и теперь томился раздумьями – посвящать ли своих товарищей в эту тайну или сделать всё самому? Но всё же не зря князь северной страны просил именно об этом? Значит, не будет лишним рассказать о нём и его державе своим ближним людям.
«Не буду же я доводить текст письма до ведомства для обсуждения дел правления, – думал сановник. – Или того хуже, до старцев из саганвона? Они с удовольствием будут критиковать и своего вана!»
Волнение снова овладело Сиёлем, и он снова развернул свиток, чтобы прочитать текст ещё раз, а уж потом и решить, как поступить дальше.
«Ваша Милость, почтенный Сон Сиёль, славный последователь Ли И!
От всего сердца и с великой радостью тебя приветствует Сокол – Великий Князь Ангарской державы, что находится в нескольких днях пути на север от пределов Корейского государства.
Сразу же хочу пояснить, почему я пишу это письмо тебе, а не твоему досточтимому и достойнейшему господину – Великому вану Ли Инджо. Это письмо адресовано лично тебе, Сон Сиёль, потому как твой ван в силу ряда причин не сможет на него ответить. К тому же письмо не является официальным документом, а лишь личным посланием к тебе, Сон Сиёль. Мы наслышаны о тебе как о стороннике реформ в стране и противнике идеологических догм, что затрудняют развитие твоего государства. Всецело поддерживаю твои стремления и радуюсь, что ты, Сон Сиёль, следуешь по стопам твоих уважаемых учителей – Ли И и Ким Чансэна. Ты находишь в себе силы противостоять закостеневшим правилам.
Сообщаю тебе, что в моём государстве реальные науки возведены в ранг обязательных для изучения всеми гражданами моей страны. Мы воспитываем умных, трудолюбивых и свободных людей, способных мыслить, не упираясь в стену догматов. Догматы есть тягость для народа и чиновников, что в итоге не даёт возможности для развития, и государство чахнет и слабеет, будто бы находясь за стеной.
А ещё мы знаем, что ты, Сон Сиёль, являешься противником нашего врага – маньчжуров. Я разделяю твои идеи о том, что Корея должна стать свободна от варваров-захватчиков. Корея должна сама определять свою судьбу, а не быть чьим-то младшим братом или вассалом. Для государства это есть позор и унижение. Возможно, пришло время перевернуть эту некрасивую страницу истории Корейского государства?
Поэтому, почтенный Сон Сиёль, я, Великий Князь Сокол, и пишу тебе это письмо. Я обращаюсь к тебе с искренним предложением дружбы, которая станет весьма выгодна для наших государств. Если Ангарская держава и Корейское государство заключат союз с целью усмирения диких и варварских народов, живущих грабежом и войной, то этот союз изменит очень многое.
Ты, наверное, уже знаешь о том, что небольшой отряд моего войска уничтожил маньчжурскую крепость Нингуту и сжёг дотла всё вокруг? А скоро мы сожжём и Гирин. В этом походе на маньчжуров будут участвовать и четыре сотни корейских солдат, что служат у нас. Ты, верно, знаешь, что мы не убивали корейцев, что маньчжуры заставляли их воевать против нас, а мы приглашаем их служить нам? Сон Сиёль, ваши люди полны решимости сражаться с этим подлым врагом!
Лучшим способом устроить наши дружеские отношения стала бы наша личная встреча. Если ты, к великой моей радости, ответишь на это письмо и передашь ответ нужному человеку, то мой посол будет готов поговорить с ним в Хверёне. Я был бы счастлив, если бы ты распространил это послание среди своих единомышленников и сторонников.
С надеждой на будущую встречу и последующую за ней великую дружбу, я, Великий Князь Сокол, заканчиваю своё письмо.
С величайшим уважением к твоему достойнейшему отцу, вану Ли Инждо, да продлит судьба его годы!»
Столичный округ, Ангарск. Июль 7152 (1644).
Кузьма Фролыч Усольцев ехал в столицу, обуреваемый тяжёлыми думами. Он уже пытался поговорить с князем по радиосвязи, но Сокол хотел встретиться со своим воеводой лично, чтобы не выносить их разговор на всеобщее обсуждение. Кузьма до сих пор искренне не понимал, почему князь Сокол был недоволен его действиями в тот день, когда на марийскую деревню напали степняки. Как ему казалось, он сделал всё, что от него требовалось, – вывел отряд из крепости на помощь осаждённым и скорым маршем прибыл под стены Петропавловки. А что до того радиста, гордеца окаянного, то Усольцев решил просить Вячеслава Андреевича, чтобы в Селенгинск прислали нового. Ибо Басманов никакого уважения к Усольцеву не питал, а второй радист, Матвейчук, после того случая зыркал на воеводу яко волк. «Ну да ничего, – думал Кузьма, – надо будет – я и его пообломаю. Нехай знают, кто тут голова и кого князь поставил воеводой в Селенгинск. Чай, Сокола я не первый год знаю», – успокаивал неясное чувство тревоги устюжанин.
Подав два гудка, байкальский пароход подходил к шумящему причалу Ангарска, где разгружалась баржа, притащенная пароходиком со свинцового прииска. Кузьма сошёл на доски причала, и многое из того, что он хотел сказать, показалось ему уже таким мелочным, что и упоминать было неловко. Нешто он будет на какого-то радиста жалобы учинять? Да ни в жизнь! Тем более и разговор с князем пошёл совсем не так, как его себе представлял казак.
Вячеслав встретил его сдержанно, а в глазах его читалось некое сожаление.
– Ну что же ты, Кузьма Фролыч, радистов моих лупишь? – негромко проговорил Соколов, заняв кресло напротив воеводы. – Радисты – это люди, поставленные мною для докладов по любому случаю, доброму или нет. Понимаешь?
