Иван Оченков - Приключения великого герцога мекленбургского Иоганна III
- Ну, что же, обувка знатная, а то негоже в моем тереме босячками ходить. А тебе Глаша нравится? Вот и умница, а ты бы Дуня встала, полы тут вроде мытые.
Пока сконфуженная Авдотья поднималась, я выразительно посмотрел на сотника и тот, от природы будучи человеком сообразительным, сразу засобирался. Настя так же припомнила что у нее есть дела и вышла, захватив с собой Дуню и обеих девочек.
- Настенька, будь любезна и Глашу с Дуней приоденьте, а то как-то и неприлично в моем доме-то, - сказал я ей в спину.
Когда все вышли, я подошел к царевне и взяв ее за руку тихо проговорил:
- Ну, что же, Ксения Борисовна, я свое слово сдержал, нашел твою Марьюшку.... Подожди, не благодари. Ты мне скажи, а что теперь будем делать? Ищут уже и тебя и дочь твою, и жизни вам и обоим и поврозь спокойной не дадут. Так что надо что-то придумать.
- Ох, герцог, а что тут думать. Я хотела всего лишь кровиночку свою увидеть прежде чем в затвор уйти. Спасибо тебе, ты мне не только увидеть ее дал, но и приласкать напоследок. Авдотья любит ее как свою, не даст пропасть. У меня денег малая толика осталась, отдам им, а сама в монастырь.
- Не даст пропасть? Ну-ну, видела бы ты царевна отца Мелентия который их искал такого бы не сказала. От него не то что Дуня, и я бы без божьей помощи девочку не защитил. Есть у меня одна идея как Машеньку спасти. Я здесь все одно не останусь, вернусь в Швецию или к себе в Мекленбург. Могу ее с собой забрать, человек я не бедный могу дать ей и воспитание и приданное приличное. Если о ее происхождении не узнают, а я о том никому не скажу, то будет жить она будет спокойно и счастливо, и никакой отец Мелентий до нее не доберется. Что скажешь Ксения Борисовна?
- Спаси тебя пресвятая Богородица за доброту твою, а только ведь ей на чужбине веру придется чужую принять?
- Лютеране такие же люди, как и вы, также живут, любят, ненавидят.
- И то верно, но что ты от меня хочешь?
- Спросить хочу, а ты поедешь?
- Эх, Иван Жигимонтович, герцог великий, а кем ты меня с собой зовешь? Ты ведь человек женатый, а все-таки царевна. Кем я там буду, любовницей твоей? Нет уж, хватит с меня одного позора, лучше в монастырь! Спасибо тебе что ты о плоде моего греха печешься, а со своим ты что делать будешь?
- О чем ты?
- Беда с вами с мужиками, все видите кроме того что у вас под носом, Настя твоя, спрашиваю, когда родит чего делать будешь? Принцессу Катарину свою радовать побежишь, вон я какой, дескать, плодовитый?
Сказанное царевной не сразу дошло до того места где у нормальных людей бывает мозг. Когда, наконец, я понял что именно сказала мне царевна и припомнил странное в последнее время поведение Насти, ноги мои подкосились, и я плюхнулся на лавку.
- Боже мой...
- Гляди-ка, о боге вспомнил, - вздохнула Ксения, - вот и мне о боге помнить надобно и суде страшном. Пойди к ней, поговори, успокой, а то мается...
Увы, поговорить с Настей, мне было не суждено. Во дворе раздавался какой-то шум и вскоре к нам поднялся до крайности обеспокоенный Анисим.
- Герцог-батюшка, от Пожарского гонец, князь просит немедля со всеми силами подойти к Боровицким воротам.
- А что там стряслось?
- Не ведаю, однако Дмитрий Михайлович зря просить не станет, так что я велел коней седлать.
- Тогда по коням!
Уже вскочив в седло, я обернулся к своему терему и увидел стоящую на крыльце Настю. Почему-то от вида девушки защемило сердце, захотелось все бросить, соскочить с коня, побежать к ней, прижать к груди и не отпускать.... Но вместо этого я лишь улыбнулся и помахал ей рукой. Ответила ли она мне или нет, я уже не видел, погнав коня со двора вскачь, и слыша как за мной двинулись мои драбанты.
Пожарский и Трубецкой встретили меня у ворот вместе с прочими воеводами, среди которых я с удивлением заметил некоторых недавних сидельцев в польском "плену". Уже переодетые в брони с покрытыми шлемами головами они выглядели весьма боевито.
- Что случилось, Дмитрий Михайлович, - обратился я к князю, - никак пожар?
- Да нет, князь, не пожар покудова, но и дело отлагательства не терпит. Замятня у ляхов в кремле, похоже наемники, после того что ты на обмене сказал, взбунтовались. Полковники Струсь и Будило сдаться готовы, но только если ты им и людям их жизнь гарантируешь.
- Эва как! Слушайте, воеводы, а может, ну их переговоры!
- Как это?
- Да так, подтащим пушки, да разобьем ворота пока у них замятня, а там кто не спрятался, я не виноват?
У вождей ополчения от моих слов удивленно поднялись брови, но похоже моя идея их не прельстила. Первым из ступора вышел Дмитрий Тимофеевич:
- Все шутишь князь? А нам не до шуток твоих, ежели на приступ сейчас пойти ляхи озлобиться могут, а тут без крови, без потерь... Короче, вон полковник тебя дожидается, иди и договаривайся, чтобы они сдались!
- А чего тут договариваться? Эй, Кароль, спешивай драбантов, и строй в каре. А вы бояре своих ратников наготове держите. Как поляки выходить начнут, так становитесь между ними и казаками. Только упаси вас бог за оружие взяться, ругайтесь сколько влезет, кулаком в рыло если что, но ничего тяжелее плети. Нам только передраться, сейчас не хватало!
Раздав приказания, я подскакал к Струсю и вопросительно поглядел на него. Тот попытался приветствовать меня, но я его перебил:
- Виделись, полковник. Вы хотели со мной поговорить?
- Ваше королевское высочество, ваше предложение еще в силе?
- Да. Если вы хотите сдаться, то выходите прямо сейчас и складывайте оружие. Мои люди все здесь, их ружья заряжены. Конечно, казаки и многие из рядовых ополченцев имеют на вас зуб, но им известен мой нрав. Но нужно сделать все быстро, пока здесь не так много народа.
Полковник тяжело вздохнул, потом кивнул, будто отвечал сам себе на какой-то вопрос, затем снял с себя драгоценную перевязь с саблей и с поклоном протянул мне. Я так же с поклоном принял ее и передал стоящему рядом Казимиру. Капитуляция состоялась, и жолнежи стали один за другим выходить из ворот бросая оружие.
- Ваше высочество, - тихонько сказал мне Казимир, - мы здесь совсем одни и если кому-то придет в голову...
- Нет друг мой, они уже сдаются. И то, что мы тут одни среди них и совсем их не боимся, только играет нам на руку. Впрочем, приведи сюда несколько рейтар. Я смотрю у многих поляков недурные сабли и ружья. Если пленные достанутся ополченцам, то почему бы их оружию не стать моим?
Казимир, коротко поклонившись мне, ускакал к фон Гершову, а из ворот выбежал худой и оборванный шляхтич и, подбежав к нам с полковником тяжело дыша, выпалил:
- Немцы, ваша милость, не хотят выходить, они просят его милость герцога принять их на службу.
- Черт меня подери! Не иначе эти прохвосты надеются таким образом сохранить свою добычу.
- Желание понятно, но вряд ли осуществимо. Мне совсем не нужны проблемы с воеводами ополченцев. Впрочем, надо выяснить чего они хотят на самом деле.
Тронув коня шпорами, я к немалому изумлению окружающих направился к воротам и проехав сквозь башню скоро оказался посредине между ощетинившимися пиками и мушкетами немцами с одной стороны и размахивающими обнаженными саблями поляками с другой. Во главе последних стоял полковник Будило правая рука которого висела на перевязи, но второй он воинственно размахивал шестопером. Кроме меня посредине между противоборствующими сторонами стоял еще мой старый знакомец отец Тео, очевидно пытавшийся примирить противников. Подняв на меня глаза священник удивленно прищурился и непроизвольно пролепетал:
- Фон Кирхер это вы?
На мою беду этот возглас услышал Будило, который после подсказки тоже узнал меня.
- Matka boska! Ты тот самый негодяй, который... - начал он, размахнувшись на меня шестопером, но выстрел из допельфастера заткнул ему рот и отбросил к остальным полякам.
- Я герцог Мекленбургский! - Проревел я в наступившей тишине, - и теперь только я могу спасти ваши никчемные жизни от ярости московитов! Или вы сейчас сдадитесь мне безо всяких условий или уже вечером ваши задницы будут красоваться на кольях. Эй, парни, - продолжил я, обращаясь к наемникам, - выгоните эту гонористую сволочь прочь отсюда и я возьму вас к себе на службу.
- Вместе с добычей? - с надеждой спросил худой как жердь пикинер в ржавой кирасе и помятом морионе, с протазаном наперевес.
- И даже со всеми твоими вшами бродяга!
- Да здравствует герцог Мекленбургский! - заревели немцы и, сплотившись еще больше, начали двигаться на поляков. Те, однако, не вступая в схватку, подхватили тело своего полковника и стали быстро отступать к воротам.
- Падре, - обратился я к оставшемуся на месте и недоуменно хлопающему глазами священнику, - не знаю с кем вы меня, так не вовремя, перепутали, но категорически рекомендую на некоторое время заткнуться. Пока по вашей милости еще кто-нибудь не отправился к праотцам.
- По моей милости? - пролепетал сбитый с толку францисканец.
