Друг и лейтенант Робина Гуда - Анна Георгиевна Овчинникова
Гарнизон Ноттингема, судя по всему, лишь вяло отругивался в ответ на стрелы, которыми засыпали его осаждающие, да и этот обстрел то и дело прекращался, когда обе стороны вступали в переговоры.
Когда стемнело настолько, что видны были только горящие на поле костры да силуэт замка на скале, мы вернулись на поляну Великого Дуба — все, кроме Барсука, которого никто не смог заставить покинуть его наблюдательный пост за кустами боярышника.
Вялотекущая осада продолжалась весь следующий день, а поздно вечером город сдался. Войско втянулось в ворота, все костры погасли, и мы отправились восвояси, чтобы поужинать подстреленной Кеннетом оленихой и лечь спать.
Однако всю ночь кто-нибудь из аутло дежурил на вершине Великого Дуба, и на рассвете мы вернулись на поросший боярышником пригорок, желая убедиться, что Ноттингем не сметен с лица земли разгневанным королем. Вообще-то в этом жаждал убедиться Барсук, все остальные ни на полпенни не верили в такой кровавый исход… Зато по дороге к ноттингемскому перекрестку мы мечтательно обсуждали возможность того, что Вильяму Певерилу придется заплатить головой за глупую преданность принцу Джону.
Пробравшись сквозь кусты, мы увидели целый и невредимый город — во всяком случае, над ним не поднимались клубы дыма и не кружило голодное воронье.
А на полпути между Ноттингемом и лесом на одетых в яркую весеннюю листву больших вязах висели трупы. Десятки трупов, среди которых не видно было грузного тела в богатом красном наряде. Все мертвецы были облачены в простые серые котты, в плетеные кожаные доспехи, в бригандины…
Ричард Львиное Сердце не тронул зарвавшегося правителя города, но повесил весь гарнизон.
К вечеру трупов на деревьях еще прибавилось: услышав о продажности шервудских лесников, король Ричард без долгих разговоров приказал вздернуть каждого пятого.
Как только опустилась ночь, мы вышли из чащи, держа наготове луки, готовые в любой момент открыть стрельбу и отступить.
Однако импровизированные виселицы никто не охранял; королю явно было наплевать, что станется с телами казненных. Вместо воинов мы увидели в роще жителей нескольких окрестных деревень: молчаливые угрюмые мужчины двигались, словно призраки, между деревьев, вынимали мертвецов из петель и укладывали на стоящие возле рощи повозки. При виде нас эти люди схватились за дубинки, и мы тоже приготовились драться. Лесников повесили из-за того, что они получали деньги от шайки Локсли; если бы их родня захотела отомстить аутло за их смерть, в этом не было бы ничего удивительного…
Удивительным было другое: как только стало ясно, кто мы такие, отовсюду послышались едва ли не радостные возгласы.
Значит, крестьяне из Ретфорда не врали! Робин Гуд вернулся, а вместе с ним и Маленький Джон! И Кеннет Беспалый, и Вилл Статли оказались живы-здоровы, что бы там ни болтали об их смерти!
Думаю, если бы родичи погибших могли сейчас улыбаться, они улыбнулись бы. Я даже почувствовал себя неловко от всех этих похлопываний по плечу — и от того, что мы могли помочь столь немногим. Но кажется, мы помогали уже тем, что остались живы… Как же Робину Локсли удалось перевернуть все с ног на голову, если честные люди были так рады убедиться, что обосновавшиеся в их лесу разбойники благополучно пережили зиму!
Уложив тело Вольфа на одну из повозок, мы помогли снять тела других повешенных. Почти все ноттингемские стражники были из местных жителей, но и трупы тех, кто не имел в Ноттингемшире родни, положили на телеги, чтобы достойно похоронить.
Ни одного наемника среди казненных я не увидел. То ли они не пожелали рисковать своими шеями в таком неверном деле, то ли король пощадил их, как пощадил графа Вильяма Певерила.
Мы не повезли Вольфа в Эдвинстоун, а похоронили в Папплвике, между давно умершей сестрой Барсука, женой здешнего кузнеца, и молодым лесником Адамом Коултом.
Когда-то папплвикские лесники воевали с аутло не на жизнь, а на смерть, но теперь «псы» и «волки» стояли бок о бок в холодных предрассветных сумерках, слушая речитатив священника и причитания женщин над свежими могилами.
Брат Тук держал руку на плече Барсука, что-то тихо нашептывая ему на ухо, но Дикон ничем не показывал, что слышит голос фриара. Хоть бы наш красноречивый монах нашел нужные слова! Мне самому было трудно не только говорить с Диконом, но и встречаться с ним глазами. Дьявол, и зачем я только помог Вольфу сделаться стражником!
Заупокойная служба закончилась последним протяжным «Аминь!», и мы молча двинулись к лесу… Но через несколько шагов остановились, когда нас почти бегом догнал старший брат молодого Адама, Стивен Коулт.
— Я ухожу с вами! — заявил он. И в ответ на удивленные взгляды с вызовом добавил: — Я беру след не хуже любой ищейки и стреляю без промаха!
Робин, прищурившись, посмотрел в глаза высокому черноволосому парню.
— Я помню тебя, Стив. Прошлым летом ты всадил стрелу в дерево рядом с моим ухом. Такое не скоро забудешь!
— А твоя стрела оставила мне на память вот это, — задрав рукав, Коулт продемонстрировал длинный шрам на предплечье. — Такое тем паче трудно забыть.
— В тебя стрелял не я, а Вилл Скарлет. После моего выстрела ты бы уже не встал!
Коулт только фыркнул:
— Я и раньше смог бы обставить тебя на одной стреле из десяти, йоркширец, а уж теперь…
— Теперь? — нахмурился Робин.
— Ну да, теперь, после твоей свиданки со старым Губертом. Могу побиться об заклад — я побью тебя на все три стрелы!
Даже Дикон вскинул голову от такой безмерной наглости, Вилл и Дик угрожающе шагнули к молодому леснику, и я приготовился разнимать драку.
Но Локсли после короткого молчания только пробормотал:
— Посмотрим, — и снова зашагал к просеке.
Глава тридцатая
ОХОТА
Давно заметил Робин Гуд,
Что дело не к добру,
Когда шериф зовет стрелков
На честную игру.
Мол, кто в далекую мишень
Вернее угодит,
Того серебряной стрелой
Шериф и наградит.
«Ну что ж, — подумал Робин Гуд, —
Одна игра не в счет.
Шериф готовит западню,
Посмотрим, чья возьмет».
«Робин Гуд, Ричард Ли и шериф»
