Царь нигилистов 3 - Наталья Львовна Точильникова
По Сашиным прикидкам к лету будут готовы привилегии на изобретения, а из путешествия в Италию и Святую землю вернётся дядя Костя, которого Саша надеялся привлечь в качестве одного из учредителей, инвестора и лоббиста.
Так что раньше января 1860-го эмиссии акций не будет. За год бы успели повернуться бюрократические колеса.
Приват-доцент Императорского Санкт-Петербургского университета Дмитрий Иванович Менделеев дочитывал студентам последние лекции и собирался в апреле в Гейдельбергский университет для усовершенствования в науках. А посему обещал Саше только одну лекцию. То есть он, конечно, передавал через Якоби, что прочитает, сколько будет угодно великому князю, но тогда ему придется пожертвовать зарубежной командировкой.
«Ни в коем случае! — отвечал Саша. — Гейдельберг важнее. Одной лекции мне пока хватит. Будет замечательно, если вы ответите мне на несколько вопросов».
Тем временем Соболевский согласился дочитать Саша физику «Весомых». И отдать Якоби вторую часть физики под названием «Невесомые».
«Весомые» включали в себя Механику во всех её проявлениях: от блоков и рычагов до гидростатики и звука. К «Невесомым» относилась оптика и все, что связано с электричеством и магнетизмом, а также Термодинамика: теплород же невесом.
Однако «прочитать» был не совсем подходящий термин для той методики преподавания, на которую Саша уговорил Соболевского.
— Давайте вы мне будете задавать очередную тему из Ленца, а я вам писать всё, что я об этом думаю, — предложил Саша. — А потом вы мне дадите листок с задачами.
— Вы первый мой ученик, который предлагает методику преподавания, — заметил Соболевский.
Методика была фантазией на тему метода Константинова, широко применявшегося в 179-й школе. Если можно сделать листочки по математике, почему их не сделать по физике?
Флигель, пожертвованный Еленой Павловной на лицей имени Магницкого, находился в стадии перестройки, но к сентябрю первая в мире физмат школа обещала быть открытой. Так что Саша хотел заранее обкатать методику. Тем более, что учебник Ленца для сего прогрессивного заведения был явно неприменим.
— Хорошо, — сказал Соболевский. — Тогда посмотрите тему «Свободное падение».
И плотоядно улыбнулся.
Смысл этой улыбки Саша постиг, когда начал читать Ленца.
Глава начиналась с того, что силу тяжести уважаемый академик называл «внутренней». Саша слегка подвис. Ну, какая же она внутренняя, если со стороны Земли?
Вчитавшись, Саша понял, что под внутренней силой автор понимает ту, что действует на тело постоянно, в силу его свойств, например, обладания массой. А внешняя сила — это кратковременная: подействовала и прекратилась. Первая, по словам Ленца, должна приводить к постоянному разгону тела, а вторая к равномерному движению.
Терминология была непривычной, но почему бы и нет.
Равноускоренное движение Ленц называл «ускорительным», а равнозамедленное «укоснительным», что хотелось перевести, как «отлынивающее».
Понятие «ускорение» автор не вводил вовсе. Просто некоторая константа, обозначаемая латинской g. Скорость при этом он обозначал буквой «c», что совершенно сбивало с толку. Ну, скорость света же!
И это самое g у Ленца было равно 32-м футам. Саша перевел в привычные единицы. Получилось примерно 9,75. Не поспоришь. Близко.
С размерностями у академика был полный бардак: в футах он измерял и расстояние, и скорость, и ускорение.
Саша вздохнул, взял листочек и начал переводить Ленца на нормальный язык.
Слава Богу, кое-что он помнил.
Ввел понятие системы отсчета, нарисовал координатную ось, написал, что скорость это производная координаты, а ускорение — производная скорости. Предложил новые размерности.
Причина улыбочки Соболевского обнаружилась в конце главы, когда Ленц выводил формулу для пройденного расстояния, стараясь оградить от высшей математики неокрепшие гимназические мозги. Интегрируя на пальцах, и при этом тщательно скрывая, что интегрирует. В результате вывод простейшего уравнения занимал три с лишним страницы. Видимо, это была местная неберучка. Вроде основного уравнения МКТ.
Саша поморщился и проинтегрировал скорость. Заняло меньше строки.
На всякий случай нарисовал произвольный график со столбиками под ним, в доказательство того, что понимает, что такое интеграл.
На очередном уроке Саша протянул свои листочки Соболевскому.
— Я немного по-другому вывел, чем в учебнике, — прокомментировал он. — Ничего, что скорость «v»? Просто «c» мне кажется обычной константой.
— Ничего, — проговорил учитель. — Вы умеете интегрировать?
— Многочлены, — скромно уточнил Саша. — Что-то сложнее — уже не факт.
— Ладно, — вздохнул Соболевский. — Я сделал для вас подборку задач, как вы просили.
И вручил листочек с рукописными задачками.
В учебнике Ленца присутствовала парочка задач на параграф, но совсем простых, на формулы. Соболевский постарался, но до Гольдфарба и ему было далеко, не говоря про олимпиаду «Физтех». Так что Саша всё решил за полчаса.
Всё-таки такого издевательства над физикой, как ускорение свободного падения в футах, он не вынес и везде писал футы на секунду в квадрате. Зато очень легко запомнилось число 32 вместо 9,8.
Учитель посмотрел решения.
— С вашего позволения, я возьму это с собой, — сказал он. — Собираюсь показать одному человеку.
— Конечно, — беспечно согласился Саша.
Интересно, кому?
Лекция Дмитрия Ивановича состоялась 26 марта. Из-под почерневших сугробов во дворе текли ручьи, и сияла на солнце брусчатка, отражая небесную лазурь.
Менделеев оказался ещё очень молодым человеком с пухлыми губами, высоким лбом и волной зачесанных на бок волос. Будущая окладистая борода была представлена сантиметровым пухом под подбородком и над верхней губой, а черный лавальер напоминал скорее бант гимназистки.
Был четверг, так что учёный доехал до Зимнего только во второй половине дня, после лекций в Университете.
Знакомство с рукопожатием прошло кратко и по-деловому. И гость тут же перешел к сути.
— Я читал ваш вывод и ваши вопросы, Ваше Императорское Высочество, — начал он.
И достал листочки с его выводом основного уравнения. Закон Авогадро был обведен широкой красной окружностью.
— Мне тоже неизвестен учёный по фамилии Авогадро, — сказал Дмитрий Иванович. — Хотя гипотеза интересная.
— Мне казалось, что это век восемнадцатый, — заметил Саша. — Он итальянец. Возможно, поэтому мало известен в наших широтах.
— Опыт Торричелли все знают, — возразил Менделеев.
— За два века слава дошла.
— Вам известен опыт Торричелли?
— Конечно, ртутный барометр.
— Похвально. Но пока я бы не рекомендовал вам это публиковать.
— А если поставить эксперимент по проверке гипотезы? Атомные массы основных газов известны?
— Массы?
— Веса.
— Разумеется: водород, кислород, азот, хлор.
— С хлором бы я не связывался, — заметил Саша.
— Это не так уж опасно.
— Как знаете, но я бы предпочел живого Менделеева в российской академии наук.
— Вы мне льстите.
— Зависит от вас. Газы взвешивать мы умеем?
— Конечно.
— Тогда в чём проблема? Вес газа делим на атомный вес и получаем число частиц. С давлением и объёмом проблем, видимо, ещё меньше.
— Проблема в
