Отряд (СИ) - Валериев Игорь
Пока шёл к балкону, проанализировал информацию по Савинкову и иже с ним. Три года назад Борис Викторович, возможно, будущий вдохновитель боевой организации партии эсеров, которой ещё нет и в помине, был арестован в Варшаве за революционную деятельность, но потом отпущен. Год назад его снова арестовали и вновь выпустили. В этом году он женился на дочери писателя Глеба Успенского и месяц назад, отправил её беременной в Швейцарию, куда собирался выехать в ближайшее время и сам.
«Зашевелились товарищи революционеры, – подумал я, открывая дверь на балкон и выходя на него. – И полгода не прошло со дня смерти Александра Третьего, а в Мюнхене и Цюрихе начали собираться и консолидироваться революционеры всех мастей. Пошли разговоры о создании единой революционной организации. И одну из первых скрипок начал играть Володя Ульянов, выехавший за границу меньше, чем через месяц после смерти императора. За это время Ульянов-Ленин, псевдоним остался тем же, успел издать несколько работ, будто бы написал их заранее. И неплохих работ, признаться. В опубликованном произведении „Что такое „друзья народа“?“ впервые выдвинута идея „революционного союза рабочих и крестьян как главного средства свержения царизма, помещиков, буржуазии“. А в работе „Что делать?“ прозвучало: „Дайте нам организацию революционеров – и мы перевернем Россию!“ Жандармы, конечно, держат руку на пульсе, но события готовы поскакать вскачь, надо готовиться и думать, как это всё повернуть в менее кровавое русло».
* * *– Маша, значит, ты не поедешь в Берн, как мы планировали до этого?
– Нет, Борис. И здесь в Петербурге отличный женский медицинский институт. Нам читают лекции такие светила отечественной медицины, как Альбицкий, Бехтерев, Вреден, Ивановский, Кульнев, Левин и многие другие. Зачем ехать за границу, когда всё есть дома. Тем более, я сейчас помогаю Бутягиным, которые изобрели чудо-лекарство. Это так здорово! – Беневская мечтательно улыбнулась. – Я чувствую, что живу полной жизнью!
– А как же наши мечты о помощи народу, о решительных изменениях в обществе?! Все прогрессивные люди собираются за границей: Плеханов, Чернов, Аксельрод, Ульянов и многие другие. Готовится объединение всех революционных сил! Нам надо встать под их знамёна!
– Борис, Борис, я, видимо, выросла, – Беневская грустно улыбнулась. – Знаешь, когда рядом с тобой свистят пули и рвутся снаряды, когда ты видишь убитых и страдания раненых простых солдат и обычных жителей, мировоззрение меняется. Только в Благовещенске я поняла, что мы не знаем своего народа, которому так хотим принести свободу, равенство и братство. Простому народу этого не надо. Они хотят просто жить.
– Это тебе твой жених, флигель-адъютантишка такого наговорил? – зло бросил Савинков.
– Не надо так говорить про Тимофея. Он до такого положения в обществе дорос из обычного казака, сироты-пастуха. Всего достиг сам, не раз проливая кровь. Все его награды боевые, а не получены расшаркиванием на паркетах. На Дальнем Востоке Ермак, такое у него прозвище, легендарная личность, о нём там, чуть ли не былины и песни слагают, – ноздри Беневской гневно расширились. – Кстати, в своём подаренном царём имении он организовал настоящую коммуну. Мой брат просто в восторге. Он там прожил целую неделю, изучая опыт, так как хочет точно также всё организовать в нашем хозяйстве. По его словам, за неполный десяток лет крестьяне, работающие в имении, достигли достатка, о котором не могли и мечтать. Они буквально молятся на, как ты только что сказал – флигель-адъютантишку.
– Значит, ты решила отказаться от революционной борьбы?! Выйдешь замуж за этого Аленина-Зейского, нарожаешь ему детей и будешь жить барыней в вашем поместье?
– Эх, Борис… Ты так ничего и не понял. Я не хочу заводить, особенно сегодня, дискуссии о необходимости революционных преобразований в России. Просто поверь, мне это теперь неинтересно. А по поводу жениха и замужества… Пока предложения я от него не получала, хотя в любви он мне объяснился. Это было так романтично, – девушка смущённо хихикнула. – Представляешь, мы с ним осматривали недостроенный собор в Благовещенске, когда китайцы открыли по городу артиллерийский огонь. Кругом разрывы гранат гремят, а Тимофей мне рассказывает о своей любви.
Беневская невольно покраснела, вспомнив продолжение этого признания.
– После последней встречи в Благовещенске в июле прошлого года, я с ним виделась всего два раза, – Мария вновь хихикнула.
– И чего ты смеёшься? – угрюмо спросил Савинков.
– В феврале мы ходили с ним в Мариинский театр на «Пиковую даму». Как там пел Давыдов в роли Германа! Это просто чудо! А, Тимофей, представляешь, он там чуть не заснул. Извинился потом, сказав, что это его второй выходной за полгода, и что спит не больше четырёх часов в сутки. Служба… - девушка уже грустно вздохнула. – А первый его выходной был в январе, когда он приходил сюда в гости. Так что при таких темпах ухаживания я, скорее всего, старой девой останусь.
Борис недоумённо посмотрел на Марию, а потом звонко расхохотался.
– Надеюсь, сегодня он решится, – сдерживая смех, произнёс Савинков. – Вон твой герой показался. Ему что-то ваша гувернантка говорит.
* * *Несколько задержавшись, последовал за Бутягиным в зал, где собирались гости. Скоро должен был подойти мой сюрприз. В последнюю мою встречу с Машей, мы ходили с ней на «Пиковую даму». Я видел, с каким восторгом она слушала партию Германа, поэтому решил сделать ей подарок в виде новой песни. Прогулка во время снегопада до театра навеяла «Снежный вальс» Малинина. Потом была встреча с Александром Михайловичем Давыдовым, который не только пел в опере, но и исполнял романсы.
И вот на день рождения Марии должны были прийти Давыдов и Долина Мария Ивановна ещё одна прима Мариинского театра, чьё контральто завораживало зрителей. Также с ними должны были прийти несколько музыкантов с инструментами. Давыдов и Долина пошли на это после того, как узнали, что я являюсь автором нескольких романсов и песен, которые так полюбились многим. А здесь я пообещал кое-что новенькое: «Снежный вальс», «Журавли» и «Выйду в поле с конём». Плюс к этому они составили партитуру на все «мои» песни, так сказать от первоисточника.
Пришлось на несколько дней брать «отгулы» у Николая. Тот, узнав для чего это мне нужно, горячо одобрил моё решение по поводу Беневской.
И вот после того, как ко мне подошла гувернантка дома Иващенко, и я встретил мой сюрприз, в зал вошла большая группа людей.
По помещению сразу же зашелестело: «Боже мой, это же Давыдов и Долина…», «Не может быть…», «Господи…».
– Уважаемые дамы и господа, – раздался лирико-сочный тенор Давыдова. – Как, говорится, не званый гость хуже татарина, но мы пришли сюда, чтобы помочь господину Аленина-Зейскому поздравить именинницу. Надеюсь, все гости собрались?! Нам нужно пара минут, чтобы приготовиться. Где здесь зал с роялем?
Ошеломлённый хозяин дома, вышедший к гостям, смог лишь махнуть рукой, показывая куда идти. Глаза Машеньки смотрели на меня с удивлением и восхищением.
Давыдов энд компани двинулся за гувернанткой, показывающей дорогу, я же подошёл к генералу.
– Порфирий Алексеевич, извините, что не предупредил, – начал было я, но Иващенко перебил меня.
– Ах, молодец! Как говорил Александр Васильевич Суворов: «Удивить – значит победить». Такого дня рождения, как у моей внучатой племянницы, точно ни у кого в столице больше не будет. Иди уж, Тимофей Васильевич, – генерал задорно подмигнул мне и толкнул в плечо.
– Итак, дамы и господа, сейчас прозвучит песня, посвященная имениннице, – профессионально произнёс Давыдов. – Называется она «Снежный вальс». Автор слов и музыки господин Аленин-Зейский. Начинает автор, а мы потом продолжим.
Я подошёл к роялю, сдерживая мандраж. В такой обстановке мне петь ещё не приходилось. Пару занятий со мной Давыдов провёл, но это…
Зазвучала музыка небольшого оркестра, и я начал:
