Дорис Лессинг - Сириус экспериментирует

— Назар, я знаю, что это ты!

Мы сняли маски и поднялись на вершину холма, чтобы не дышать ядовитым туманом, и наши глаза покраснели и увлажнились.

— Как дела, сирианка?

— Ты сам построил этот дом? Ты архитектор?

— Да, кроме всего прочего, я еще и архитектор.

Мы стояли рядом и смотрели на дом. Это было очень приятно. Казалось, что город исчез и остался лишь один этот дом.

— Смогут ли те, кто живет здесь, не потерять рассудок?

— Здесь живу я. И мне кажется, я тут один из самых здравомыслящих, — сказал Назар хорошо знакомым мне тоном, и я засмеялась.

— Ах, канопианец, но почему, почему, почему?

— Ты все еще продолжаешь задавать этот вопрос, Амбиен?

— А ты нет?

Назар помедлил с ответом. О, как это было знакомо — он не мог откровенно поделиться своими мыслями со мной, сирианкой. Я не годилась для этого! Наконец он сказал:

— Амбиен, тебе не приходило в голову, что есть вопросы, которые имеют смысл, а есть и другие, задавать которые бесполезно? Абсолютно бесполезно!

— Мне трудно примириться с этим.

— Хотя тебе говорит об этом сам Назар, крупнейший специалист по бессмысленным бунтам? — Он опять засмеялся, и мне вспомнилось время, проведенное в Коши.

— Может быть, я недостаточно сильна, чтобы принять правду.

— Тем хуже для тебя. Ни у кого из нас нет выбора… Или ты хочешь остаться среди тех, кто прячется за выдуманное решение или ответ лишь потому, что он слишком слаб и ему недостает терпения?

Я улыбнулась при мысли о том, как долго ему пришлось терпеть.

Но, улыбнувшись, я закашлялась, а следом за мной начал кашлять и канопианец.

Назар надел маску, и я последовала его примеру. Теперь мы снова походили на носатых чудовищ.

— Послушай меня, Амбиен.

— Я вся внимание.

— Вот и прекрасно. Неужели, после того как ты долгие годы наблюдала за нашей работой, а потом стала участвовать в ней сама, ты по-прежнему думаешь, что мы стали бы заниматься тем, что заведомо обречено на провал?

— Нет.

— Так помни об этом. Не забывай это никогда.

Назар помахал мне на прощанье и стал подниматься по ступеням к себе домой.

Я улетела с Роанды, так и не вернувшись на ее луну.

Дома меня поджидала Большая Четверка.

Отделаться от нее на этот раз было не так-то просто. Моим коллегам требовалась информация.

Взвесив все за и против, я написала письмо Клорати. (Общаясь с Канопусом, мы всегда называли Роанду Шикастой.)

Отправитель: АМБИЕН ВТОРАЯ, СИРИУС

Адресат: КЛОРАТИ, КАНОПУС

Пишу наспех. Я только что просматривала наши отчеты с Шикасты. На всякий случай сообщаю, что Шаммат созвала всех своих агентов на этой планете на совещание, хотя скорей всего ты уже в курсе. Это совещание подтверждает наши подозрения. Условия на Шикасте влияют на шамматян сильнее и быстрее, чем на обитателей самой Шикасты. Их умственные способности стремительно слабеют. Они страдают лихорадкой, учащенным сердцебиением и аритмией. Шамматяне все еще способны адекватно оценивать конкретные ситуации, однако выводы, которые они делают, становятся все более нелепыми и дикими. То, что Шаммат созвала это собрание, подвергая своих агентов огромной опасности, равно как и то, что им пришлось подчиниться этому опрометчивому приказу, показывает, что неблагоприятному воздействию подверглась Планета-Мать.

Мы полагаем, что состояние Шаммат и ее агентов по всей вероятности ускорит стихийное самоуничтожение Шикасты.

Разумеется, такие новости не радуют…

По данным нашей разведки, вы переносите кризис на Шикасте очень неплохо — впрочем, мы и не ожидали от вас ничего другого. Можем ли мы рассчитывать на ваш визит, если все будет идти нормально? Как всегда, с нетерпением ждем встречи.

Вскоре после этого меня вызвала Большая Четверка, которая, без сомнения, прочла и обсудила это письмо.

— Амбиен, почему ты не хочешь рассказать, что происходит между тобой и Клорати?

— Между Сириусом и Канопусом.

Эти слова вызвали у них раздражение и тревогу.

Сознание Большой Пятерки виделось мне гроздью из пяти крохотных шариков, живых клеток, которые прильнули друг к другу, став единым целым. Но одна из них вибрировала в собственном темпе. Четыре маленьких пузырька все теснее прижимаются друг к другу, а вокруг пятого образуется свободное пространство, и его биение делается все более бурным.

— Ты не рассказываешь нам ничего. Ничего.

— Я рассказываю все, что могу.

— Амбиен, тебе придется рассказать нам все. Если мы — Большая Пятерка — не найдем убедительных аргументов для обоснования нашей деятельности на Роанде, ситуация станет критической для всех нас.

— Исправить ее в ваших силах.

— Нам не хочется прибегать к подобным мерам.

— Неужели вы действительно думаете, что мне нужно лишь найти формулу, подобрать слова, нанизать несколько фраз одна на другую? И тогда вы, одобрительно кивая, скажете: ну разумеется, вот оно! А потом повторите мои слова для всей империи, и все будут счастливы…

Я вынуждена подчеркнуть, что это заседание проходило в самый разгар дебатов, которые продолжаются до сих пор и подрывают фундаментальные принципы, на которых зиждется империя.

Какие принципы?

Какие традиции? Какие цели?

Какая служба? Какая роль?

Я пыталась втолковать Большой Четверке, что им придется слушать мои объяснения год напролет, поскольку их хватит на целую книгу.

— Так почему бы тебе не написать ее, Амбиен?

Я понимала, что это поможет решить множество задач.

— Бюрократу со стажем будет нелегко написать ее, ведь прежде всего это история моего сердца, а не хроника событий.

Эта шутка произвела тягостное впечатление на моих соратников.

Меня отправили в продолжительный отпуск. Иными словами, я оказалась в ссылке на Планете 13.

На их месте я поступила бы точно так же. Я считаю институт Большой Пятерки — или (надеюсь, временно) Большой Четверки — чрезвычайно эффективным механизмом управления империей. Его не следует разрушать. И мне хочется верить, что мой обширный опыт еще принесет пользу Сириусу.

Жизнь в заточении дается мне нелегко — я привыкла свободно перемещаться по всей Галактике, — но я не жалуюсь. Ведь мне позволили написать отчет и поделиться своим уникальным опытом.

Мысли о Роанде причиняют мне боль, но я стараюсь утешиться тем, что сказал мне на прощанье Назар.

Поскольку мне открылось много такого, что я и не надеялась понять, полагаю, что, если проявлю терпение и воздержусь от бессмысленных вопросов, я буду вознаграждена новыми открытиями.

Амбиен Вторая Роандианская,

член Большой Пятерки

Планета 13, Сирианская империя

Директива Большой Четверки

Распространить на Сириусе и во всех колониях Сирианской империи

Внимание! В последнее время получил широкое распространение некий документ — официальный отчет, якобы составленный Амбиен Второй, бывшим членом Большой Пятерки. Эти так называемые «воспоминания», которые никогда не издавались официально, а следовательно, не были утверждены и одобрены, достаточно показательны для всех, кто не утратил способности здраво судить о происходящем. Эта грубая подделка — дело рук тех, кто стремится свергнуть законное правительство Сирианской империи. Амбиен Вторая долгие годы верно служила империи, однако продолжительное пребывание в неблагоприятных условиях на планете Роанда сказалось на ее здоровье и стало причиной умственного расстройства. В настоящее время она проходит курс лечения. Мы, ее коллеги, верим, что со временем она сможет вернуться к исполнению своих обязанностей, и сделаем все, чтобы впредь они стали менее обременительными, чем прежние.

ПИСЬМО, АДРЕСОВАННОЕ СТАГРАК

Настоящим уведомляю, что я ознакомилась с вашей директивой. Разумеется, в сложившейся ситуации, когда в Сирианской империи в любой момент может вспыхнуть революция, Большая Четверка вынуждена идти на подобные меры. Я получаю ваши письма, в которых вы любезно справляетесь о состоянии моего здоровья, и признательна всем за внимание и заботу. Я чувствую себя неплохо и ни в чем не нуждаюсь. Разумеется, я очень тоскую по работе. Как говорится, привычка — вторая натура. Отчасти утешением для меня служит то, что все вы продолжаете навещать меня. Эти встречи доставляют мне огромную радость. Мне приятно думать, что благодаря нашему общению мой обширный опыт продолжает приносить пользу. Любопытно, что каждый из вас заверяет меня, что понимает и всей душой поддерживает шаги, которые я предприняла, чтобы ознакомить со своей рукописью широкие массы, и нимало не осуждает меня за то, что я сделала это по старинке. Как и вы, я полагаю, что горькую правду следует преподносить простому народу постепенно. Впрочем, разве не я первая заговорила об этом? Я убеждена, что такое взаимопонимание еще сослужит нам добрую службу, когда — что представляется мне все более вероятным — все мы встретимся в исправительной колонии на довольно приятной, хотя и немного скучноватой Планете 13.