Петр Ярвет - Римская рулетка
Весталки переглянулись, потом блондинка аккуратно присела на корточки и положила на землю меч. Поскольку Пульхерия молчала, подруги последовали примеру блондинки.
— А сейчас, — продолжал Андрей, — вы снимете с себя одежду, тоже положите на пол и можете быть свободны. Вернее, можете идти в Город и захватывать там власть в свои руки, действуя не столько силой, сколько юной красотой.
— Андрей, — предостерегающе сказал Хромин.
— А вы, братцы-кролики, вообще молчите! — через плечо рявкнул лейтенант Теменев. — Вы бы еще поумнее себя вели, так я бы со стрелой в башке валялся, и вы все со временем тоже. Ты их в первый раз в жизни видишь, а я двадцать четыре часа уже с этими бабами по подземелью хожу, притчи их слушаю. О чем задумалась, Нистия? Я что-то неясно сказал?
— Это насилие и произвол, достойные мужского образа мысли, — с пафосом сказала она.
— Нет, — мрачно возразил Андрей, — насилие и произвол — это когда вы нас тут стрелять поодиночке собирались. А уж что наверху сейчас творится, я даже думать не хочу. Ну, чего тебе еще неясно? Сначала сандалики, потом хламиду, или что там на тебе.
Рыжая весталка всхлипнула и начала расстегивать свой кожаный ремень. И остальные задвигались, заворчали недовольно, но весьма быстро принялись развязывать ремешки у ворота, скидывать сандалии. Феминистия молча стаскивала через голову хитон.
— Андрей, — позвала на этот раз Айшат.
— Угу, — отозвался он. — Женская солидарность?
— Наверное, — неуверенно согласилась она, — просто как-то это не по-людски.
— А ты что думаешь? — поинтересовался Андрей, обернувшись к Хромину-старшему.
Тот взъерошил желтые волосы и улыбнулся:
— Когда ты с пистолетом в руке, я предпочитаю не спорить. Однажды уже попробовал, и сам видишь, где оказался.
— Стоп! — заорал Андрей. — Отставить раздевание!
Весталки замерли.
— Забирайте свое барахло, — устало сказал он, — и чтобы я вас больше не видел. Оружие барахлом не считается. Vale. В смысле «пока».
Оглядевшись, он спросил:
— А где Белосток? Минуту назад здесь лежал, правильно? Илюхина вижу, а Белаш где? И что это там все-таки светится?
* * *Саня сидел на самом краю обрушившегося в подземную пропасть древнейшего пола и смотрел, как глубоко внизу вспухает и колышется золотистый свет. Сияние было очень ярким, таким ярким, что отсветы его долетели даже до подвала, где только что разыгралась невиданная доселе в истории битва. И все-таки на свет можно было смотреть не жмурясь.
— Саня, — осторожно позвала Айшат.
Подросток медленно оглянулся.
— Вас чего, отпустили? — спросил он.
— Это мы всех отпустили, — уточнил Андрей. — Где эта баба, которая тебя убивать повела?
Саня заглянул еще раз в пропасть и тихо, потерянно проговорил:
— Но мы же ничего такого…
— Ребенок пережил шок, — вполголоса заметил подкованный в психологии доцент. — Это тебе, Андрей, мозги из пистолета кому-нибудь вышибить — дело привычное. А в первый раз это нелегко.
— Ну да, в первый! — с неожиданной горячностью вскочил на ноги Саня. — Она же сама предложила! Жить, говорит, хочешь? Хочу, говорю. А еще чего-нибудь? И еще чего-нибудь, говорю… Тут стол какой-то стоял…
— Вы что, — с огромным недоверием уточнил Дима, — вы с ней тут трахались, что ли?
— Ее прикололо, что я из будущего, — виновато развел руками Саня. — Она говорит, а как ты сюда попал? Я говорю, да вот так же, засветилось чего-то. Вот как сейчас светится.
— Юноша непорочный… — проговорил в пространство доцент, — и отроковица невинная. Мля, весталки же девственницы все должны быть!
— Это не стол тут стоял, — пояснил с угрюмостью владельца собственности Андрей, — это рулетка из нашего казино. Страсть чистая, игра азартная. Почище всяких карт. Свечи вот, пожалуйста, до сих пор горят. А золота неправедного, видимо, тут хватает.
— Секс — это страшная сила, — задумчиво произнес Дмитрий. Перед ним до сих пор стояли глаза Пульхерии, когда она, собрав разбросанные по земле шмотки, последней направилась к лестнице.
— Страшная! — обидчиво передразнил Саня. — Может, для кого и страшная. Только мы с ней начали, смотрю — Белаш. Как погнал на нас: там, говорит, людей убивают, а им бы только в койку залечь! Нам эти бабы развратные всех отроков славянских перетрахают, так мы вообще до Чуди не доберемся! Слово за слово, он ее за шкирку, а она так, по-дзюдошному, его ногами в живот и через себя. Ну, у Бати рука-то крепкая, он ее не выпустил, так оба, со столом вместе…
— Это рулетка, — настойчиво поправил Андрей.
Все поглядели вниз.
— Ну что, полезем доставать?
— Не знаю. В прошлый раз не так было. Тогда — прямо свет, и прямо во все стороны, и квартиру затопило, и нас всех вынесло просто. А тут квашня какая-то. Булькает себе.
— Просто объем больше, — предположил Андрей. — На всю пещеру огня не хватает.
— В принципе, разбиться они не должны, — сказала Айшат. — Они просто еще раз провалились во времени.
— Провалились, это точно, — согласился Дима Хромин и вдруг, словно его осенила догадка, снова обратился к Сане: — Ну, и как у вас прошло-то?
— Да ни фига у нас не прошло! — расстроенно махнул рукой Саня. — Мы только начали…
И в этот момент белая вспышка словно расколола на части дремавший до того в бездонной пропасти вулкан, оранжевая пена рванула вверх, с такой скоростью заливая провал, что даже мысли убежать не возникло ни у кого из стоящих на утесе. Лишь Дмитрий Васильевич Хромин успел повторить:
— Секс — это страшная сила.
А лейтенант госбезопасности Андрей Теменев — ответить ему:
— Только не говори, что Белаш до сих пор был девственником!
А потом яркая оранжевая мгла налетела на утес и затопила всех пятерых. Из-под земли взметнулся огненный мост. И ничего не стало.
* * *Юлий стоял у окна во дворце правителя Рима. За его спиной в серебряном бассейне, раскинув руки крестом, по-прежнему плавал богоподобный Лулла. Перед поэтом за окном, за перилами балкона, пылал Вечный город.
К дворцу стекались люди. Много людей. Полчаса назад на месте, где раньше жили своей тайной жизнью весталки, а потом устроили небывалую развлекуху по имени «Олимпус», закачалась земля, и из окон, с балконов стали выпрыгивать полуголые девушки. Это были те самые девчонки, что отдавались на обучение в религиозный орден пять-шесть лет назад и однажды бесследно пропали. Теперь они были снова живые, выросшие, здоровые, но какие-то перепуганные. Кто-то в толпе стал узнавать своих дочерей. «Папа, мама, пойдем домой», — просили те, оглядываясь на здание с колоннами и большим плакатом о скидках на время праздника.
Последней из казино, ко всеобщему удивлению, вышла одна из красивейших матрон Рима, она же, по слухам, одна из развратнейших женщин в Вечном городе, бывшая любовницей презренного Гевария, покусившегося на звание и власть покойного, горячо любимого народом Луллы. Похоже, слухам стоило верить, потому что одежду свою Пульхерия несла почему-то в руках и, едва выйдя на улицу, тут же села на мраморные ступеньки и разревелась.
После этого колонны зашатались, и здание окутал золотой туман, словно все золото неправедное, которое крутилось, отмывалось и выигрывалось на рулетках этого казино, возносилось на голубой Олимп, превратившись в бесплотный дух богатства. В этом тумане на ступени выбежал длинноволосый юнец, одетый как посыльный из сената, но после крепкой гулянки. Он хотел было ринуться дальше на улицу, но вдруг зашатался, золотой туман не выпускал его, должно быть, слишком много грехов осело на совести, и вот над тающим, как мираж, зданием вознесся огненный мост, который, казалось, переброшен за горизонт. А потом нежаркий огонь вдруг весь разом осел, и только марево некоторое время колыхалось над местом, где еще утром возвышалось казино «Олимпус».
— Это знак! — зашептали в толпе. — Это боги грозят нам за наши прегрешения.
Горожане огляделись, и точно им стало как-то совестно. Они прошли по Городу, подметая разбросанный мусор и подбирая осколки уникальных произведений искусства. Они даже подобрали у стены Форума труп Помпония и, умастив его соответствующими благовониями, отнесли жене, чтобы она могла спокойно плакать над ним дома, а потом, переглянувшись, двинулись за разъяснениями к дворцу правителя.
Поэт Юлий взял с подоконника церемониальную палицу древних римских кесарей, взвесил на руке и пошел на балкон. Толпа безмолвствовала с выжидающим видом. Юлию больше всего хотелось отшвырнуть это бесполезное железо и спуститься к ним, чтобы и далее безответственно вместе со всеми надеяться, что, может быть, все как-нибудь и обойдется.
— Слушайте меня все, — тихо сказал поэт и тут же перебил себя отчаянным фальцетом: — Слушайте меня все! Беспорядки прекращены! На территории Рима с этого момента неукоснительно соблюдаются законы, их неисполнение карается на месте! Я принимаю на себя всю полноту ответственности за каждого живущего здесь и требую для себя всей полноты власти. Я ваш новый Юлий Цезарь… Тьфу, блин! — перебил он сам себя, увидев, что летописцы уже записывают имя нового властителя. — В смысле я ваш новый цезарь — Юлий!
