Егор Чекрыгин - Хроники Дебила. Свиток 3. Великий Шаман
По этому поводу стадо наконец-то перегнали из тайных горных долин к нам в степь, и ирокезы-степняки дружно переселились поближе к нему, охраняя и блюдя свое главное достояние… И чтобы оказаться первыми в очереди за молоком… В которую, впрочем, кроме них никто особо и не рвался.
Проблема только в том, что баб-степнячек в нашем племени вообще не было. Так что доить и перерабатывать молоко тоже было некому. И если с приготовлением из молока наши бабы еще худо-бедно могли разобраться и сами. В конце концов, козье молоко, знакомое большинству горянок, от коровьего существенно не отличалось.
То вот с уходом за стадом возникли существенные проблемы.
Чувствую, что придется мне организовывать что-то вроде курсов доярок. Будто я об этом что-то знаю!
Нет, конечно, за время пребывания в племени Нра’тху я довольно плотно познакомился с этими рогато-волосатыми монстрами, однако грамоту почетного дояра так почему-то и не заслужил.
Конечно, Лга’нхи со товарищи знают об этом куда больше меня… Да они знают об этом столько, что мне и не снилось! Но сами обучать баб точно не станут. Потому как не дело мужику знать (или показывать что знаешь) особенности бабьей работы. Это все равно как в моем мире, спьяну, на корпоративе признаться, что надеваешь время от времени женское белье. Стыдно и неприлично!
И из-за всех этих сложностей процесс обучения, думаю, будет проходить так. Я с глазу на глаз выспрашиваю у своих ирокезов, как доить, обихаживать и просто обращаться с овцекоровами, и запишу это на куске шкуры или глиняной табличке. А потом передам сей трактат Осакат. А уж она будет читать его соплеменницам чуть ли не в качестве божьего откровения!
О качестве знаний, переданных подобным методом сломанного телефона, можно будет только догадываться. Одна надежда на то, что там, где подкачает теория, сработает практика и опыт. Научатся!
…А пока телега! На нее у меня, признаться, большие планы… Нет, не на конкретно эту. Это всего лишь старая, привычная повозка, которой пользуются местные горцы. И то, не очень охотно. А вот та, что сейчас делается в мастерских Олидики. Вот это должно стать прорывом местного масштаба! Невольно вспомнился тот день, когда мы с друганами-шаманами разработали этот проект.
…Мастерские, несмотря на раннее утро и вчерашнее пиршество, тем не менее продолжали работать. Удивительное дело, ведь сам вчера видел всех шаманов-мастеров на гулянке и думал, что сегодня они будут совсем никакие. Однако печи дымились, кто-то звонко стукал по бронзе, чуть поскрипывал гончарный круг, а народ шебуршился в трудовых процессах.
Впрочем, в чем-то я оказался прав. Мастера и впрямь были никакие и, сидя под навесом мастерской Ортая, поправлялись простоквашей и отварами травок, не забывая тем не менее время от времени покрикивать на своих учеников, наставляя их на путь истинный и щедро раздавая ценные указания.
Видать, в правиле, согласно которому на пир могут приходить все, но на халяву угощаются только приближенные к Царю Царей, заключен некий весьма разумный с государственной точки зрения принцип. Пиво штука не дешевая, и зерно драгоценное на него тратится, да и сам процесс приготовления весьма трудоемкий и требует высокой квалификации. А вот портится местное пиво очень быстро — два-три дня, и конец. Не каждый может себе позволить хранить запас пива, а с ходу его не наваришь и в ближайшем ларьке не купишь. Так что простые работяги, те, кому завтра кровь из носу надо идти пасти скот или вкалывать на полях, рудниках и мастерских, вынуждены придерживаться на пиру здоровой умеренности.
А вот те, кто работает головой, а не руками, и может позволить себе повкалывать, не вылезая из-за стола и не отрываясь от чаши с антипохмелином, те мучаются от похмелья за все остальное племя. Так что баланс соблюден и справедливость торжествует!.. Кажется, я догадываюсь, почему местные связывают состояние опьянения с трудами на духовном поприще. Всемирный шаманский заговор. Однозначно!
— Здорово не кочегары вы не плотники! — поприветствовал я всех уже ставшей привычной шуткой, входя под навес мастерской. И хотя смысл шутки понимал только я, но смеялись почему-то все. — Почем опиум для народа?
— Гы. Сам дурак, — так же привычно ответил мне Миотой, но разглядев, кто пришел вместе со мной, резко подобрался и, героически борясь с похмельем, встал и поприветствовал Леокая со всей возможной пышностью.
Леокай лишь махнул рукой и быстренько, как это он умел делать, перевел разговор в почти задушевную колею. Гад лицемерный. Когда захочет, так просто не человек, а ожившая статуя Зевса, не то что заговорить, а и посмотреть в его сторону боязно. А когда надо, любого пастуха разведет на дружескую беседу и выведает у него всю подноготную… Мне у него еще учиться и учиться!
В общем, вместо того чтобы слушать торжественный, но нудный доклад-отчет об успехах и проделанной работе, мы присоединились к теплой компании. Откушали простокваши, обсудили вчерашнее пиршество, потом как-то плавно перешли на баб и только потом свернули с радостей плоти на радости творчества.
Минут через сорок после начала беседы немолодые, умные и немало повидавшие мужики едва ли не хвостиками виляли от нетерпения похвастаться перед, в общем-то, абсолютно чужим им дедушкой, своими поделками и открытиями, попутно выдав все промышленные и государственные секреты, которые знали.
Для начала послали ученика за шлемами последней выделки и начали показывать их Леокаю… ну и мне, за компанию.
Ничего особо нового ребята не наизобретали, но зато отладили процесс производства, поменяли способы крепления подвижных деталей, поработали с толщинами стенок, и теперь, по словам Миотоя, могли клепать по шлему каждые пол месяца… Если бы на это хватало бронзы.
Упоминание о нехватке бронзы спасло меня от глупого предложения по внедрению конвейерного производства с распределением различных операций между специально обученными людьми.
А потом еще и выяснилось, что на каждый шлем Ундай наносит свой особый узор, стараясь предать изделию индивидуальность, иногда даже за счет функциональности. Ведь каждая вещь должна быть отдельным произведением искусства и мастерства и находиться под покровительством правильных духов. Тут даже серпы и мотыги по такому принципу делают, что уж говорить о такой важной и крутой вещи, как шлем, по которому, может быть, духи будут узнавать своего воина в пылу битвы и вести учет его достижениям?
Да, за идею массового производства и опошление духовной составляющей ремесла мне в этой компании точно бы морду набили… Вот не помню, в каком веке у Нас перестали украшать пушки узорами?
А потом мы пошли осматривать колеса, и тут меня ждал изрядный сюрприз.
— А зачем это? — спросил я у шамана-плотника Боксуя, глядя на некую композитную деревянно-кожанную полоску, обхватывающую все колесо по окружности обода.
— Чтобы держало! — гордо ответил он мне, явно довольный тем, что внес что-то свое в предложенное мной изобретение. — Так как ты говорил, колеса совсем плохо держатся — разваливаются быстро. А я их полосой из мокрой кожи обвязываю, а когда кожа высохнет да стянется, варом из смолы покрываю, а сверху полосу из железного дерева прибиваю. Оно крепкое и гибкое. Такое колесо долго ехать может!
…В отличие от шлема рассказ про технические особенности которого Леокай слушал больше из вежливости, в колесо он буквально вцепился взглядом и сразу потребовал подробностей.
И ясное дело, попал на благодарных рассказчиков, лопающихся от нетерпения выдать ему все свои секреты и продемонстрировать достоинства нового чудо-колеса. Боксай даже поднял и какое-то время удерживал на вытянутых руках два колеса одновременно, демонстрируя, насколько они легкие. Силен мужик, — ведь в каждом колесе весу не меньше тридцати-сорока килограммов, что, впрочем, по сравнению с прежней конструкцией, весящей раза в четыре-пять больше, и правда было сущей мелочью.
…Не без удовольствия заметил среди «хвастунов» и своего Дрис’туна. Кажется, мой приблудыш на сей раз приблудился к столярной мастерской и стал тут уже настолько своим, что даже осмелился пару раз вставить свои реплики в разговор мастера с царем. И что характерно, мастер ему за это не подзатыльник с пинком отвесил, а совсем даже наоборот, — посмотрел, словно гордый папаша, хвастающийся успехами сынишки… Меня даже почему-то кольнула иголочка ревности, хотя ведь Дрис’тун, по сути, был мне никто… Мало ли что почти полгода пасся в моей лодке, жрал из моего котла, а я голову ломал, пытаясь его вылечить! — Чем ревновать, — лучше уж порадуюсь успехам парня, который, судя по всему, занял тут достаточно почетное для своих лет место.
…С какой стати такие преференции еще даже не объирокезенному пацаненку, я понял, когда Леокая повели смотреть на святая святых — мой шаблон. Рядом на похожей площадке был вычерчен другой шаблон, примерно на треть меньше.
