Виктория Гетто - Исход
– Как оговорено.
Чёрт возьми, мне нравится спокойствие сына. Точно, уже успел повоевать…
Меняю второй магазин. Спустя десять минут третий. Солдаты противника, невзирая на мою стрельбу, вытаскивают мёртвых, копошатся возле вылетевших из первой машины. Не понимают, что ли? Оставшиеся грузовики вдруг расходятся широким кругом, но… останавливаются, и из них горохом выскакивают солдаты, строятся в коробки. Доносятся далёкие свистки унтер-офицеров.
– Ну-ну… – зло бормочу я.
Жаль, патронов у меня не очень.
Шеренги одетых в голубое с жёлтым океанцев, повинуясь незнакомому мне сигналу, разом делают первый шаг, второй, и вот они уже быстро приближаются, высоко выбрасывая ноги.
– И бегут-то по-уродски, – хмыкает Вовка.
Убираю винтовку в окоп, прикрываю заранее приготовленной тряпкой. Рывком водружаем первый пулемёт на бруствер, вбиваем в плотный грунт колья, закрепляя треногу.
– Поехали?
– Давай, пап!
Гулкая очередь рвёт воцарившуюся после щелчков винтовки тишину. Эффект поразительный. На такой дистанции пули буквально сбривают первую шеренгу ближайшей к нам коробки строя. Крупнокалиберные рули двенадцать и семь производят страшное опустошение в рядах противника. А каково тем, кто шагает рядом? Вдохновлённые увиденным, наши бойцы в окопах восторженно орут, подбрасывают в воздух свои шапки. К сожалению, лента кончается слишком быстро. Перекидываем пулемёты местами. Пусть остывают. Теперь веду огонь короткими очередями, сбивая самых смелых. Или глупых. Противник вдруг рассыпается, и становится гораздо хуже. Нам. Сразу видно побывавших в деле вояк. Умело перебегают по нескольку человек сразу. И пока я выцеливаю одних, они уже залегают. Зато появляются вторые. Но тут над ухом бухает винтовка. Ага. Сын сообразил. Океанцы продвигаются всё ближе, хотя и несут потери. А скоро им вообще станет весело. Семь метров высоты вала позволят мне бить их сверху даже лежащих. Правда, и они смогут стрелять по мне.
– Патроны к винтарю есть ещё?
– Нет. Это всё.
– Тогда я пуст.
И в это время самые быстрые вбегают на минное поле… Земля словно вскипает, когда подлетают выстреливаемые вышибным зарядом эски, а потом рвётся основной заряд… Даже досюда доносятся истошные вопли, в которых нет ничего человеческого. Наступающие не выдерживают и бегут, и мы в два ствола, потому что первый успел остыть, валим всех, кто попадает на мушку.
– Они сгоняют грузовики в линию, пап! – возбуждённо говорит сын.
– Вижу…
Похоже, что за импровизированным прикрытием будет перегруппировка. Эх, мне бы сейчас беспилотник, глянуть, что там происходит… Внезапно из-за машины, так и лежащей на боку, выходит солдат. Я было готовлюсь нажать на спуск, но тут замечаю, что к штыку его винтовки примотана белая тряпка.
– Переговоры хотят, – говорит моя рация голосом Рарога.
– Это можно. Хоть время потянем. Оно на нас работает.
– Так что, идти?
– Пошли кого поумнее. Сам не суйся. Могут обмануть. Или ловушку устроить. Пусть посланный слушает, а на все требования просит время подумать. Час. Это их не испугает. Подкреплений к нам они никак не ожидают.
– А хватит?
– Хватит. Если больше, это может их насторожить, и тогда ломанутся толпой. Могут массой задавить.
– Хорошо.
Рация опять умолкает. Толкаю сына в бок.
– Ты бди, а я попробую с нашими на «Зубре» связаться.
Он кивает, прилипает к прицелу. Жаль, что светлого времени осталось немного. Но у меня два ночных прицела и куча осветительных ракет… Выбираюсь из окопа, благо выход из него ниже края вала, бегу к джипу, одиноко замершему среди кольца телег. В машине пусто. Где же все мои? Замечаю шевеление у палатки. Из неё выскакивает Сола, видит меня, бросается навстречу. Вскидываю руку:
– Потом. Погоди.
Она останавливается, а я ныряю в салон «Воина».
– «Зубр», это Брум. Слышите меня?
Совершенно незнакомый голос отвечает:
– Слышу отлично. Осталось примерно часа полтора, а то и меньше. Подсветите нам позиции врага и свой передний край.
– Увидите на экранах локатора холмы, это мы. Лагерь противника на километр севернее. Но для гарантии подсветим.
– Принято.
– Конец связи.
Вылезаю наружу. Новости отличные! Значит, если протянем резину переговорами, то останется всего полчаса… Увидев, что я вылез из машины, Сола бросается ко мне:
– Ваша светлость, как там?
– Держимся. Сама видишь. Убитые только у врага. Скоро уже и помощь подойдёт.
Женщина облегчённо вздыхает. Потом спохватывается:
– Госпоже баронессе дурно стало. То сидела рыдала, только бормотала себе под нос что-то. А потом просто легла на бок и затихла. Мы и не поняли поначалу, пока Юница не закричала…
– Как они?
– Девочка успокоилась, а госпожа в себя недавно пришла. Пока молчит, только глазами хлопает.
– Скажи, что я ещё живой.
Подхватываю упаковку с ракетами, бегу обратно… Успеваю вовремя – наш парламентёр не спеша возвращается обратно. Когда он равняется с нами, я спрашиваю:
– О чём договорились?
Не поворачивая головы, словно нас нет, он отвечает:
– Обещан час. Потом должны сложить оружие и сдаться. Сказал, что надо подумать.
– Молодец!
– Рад стараться!
Проходит дальше. Вижу бегущего к переговорщику Рарога. Снова спускаюсь. Короткое совещание. И опять же жаль, что быстро темнеет. Это очень плохо. Зато к моей радости выясняется, что и у наших беженцев есть ракеты. Договариваемся, что, как совсем стемнеет, ребята начнут пускать их по очереди в небо. Ну, не верю я океанцам, хоть ты тресни…
Когда не надо, время летит ураганом, а вот когда нужно быстрее, то тянется медленней улитки… Взмывает с шипением и треском первая «люстра», выпущенная нашими. Медленно раскачиваясь, повисает в воздухе. Затем спускается. По ней не стреляют. Значит, пока перемирие соблюдается. На что рассчитывают враги? На своё количество? Или… Я холодею: здесь тысяча шестьсот. Было… Значит, остальные идут пешим порядком? Но тут меня отпускает – если пешим, значит, им до нас ещё неделю шлёпать, если только… Рёв и треск океанских машин показывает, что не я один такой умный. Самодвигатели разворачиваются и уползают прочь от лагеря, исчезая вдали. Точно, поехали за подкреплением. Сутки – и они вдвое увеличат количество своих солдат. А остальные нас обложат и будут ждать подкрепления. Зачем рисковать? Правильное решение, господин океанский командир! Если ты уцелеешь, я тебе лично коньяка налью! Перед расстрелом…
Вовка резко оборачивается ко мне:
– У тебя ночные прицелы есть?
– Только для работы. Пока светить будем.
– Угу. После мин они долго в себя приходить будут. – Он косится на заваленное телами и изрытое воронками поле.
Нам, как обычно, повезло. Первыми начали рваться ближайшие к нам мины. И когда обезумевшие солдаты ломанулись обратно, то вбежали в самую гущу эсок… В общем, даже на глаз сейчас перед городищем лежит сотни три трупов. И сколько-то раненых точно в лагере противника.
До нас вдруг доносятся сухие щелчки выстрелов как раз оттуда. Переглядываемся. Что за ерунда? А Вовка стискивает зубы, затем глухо произносит:
– Тяжёлых добили. Свои же.
– Тьма… – выплёвываю я уже въевшееся в кровь и плоть русийское проклятие.
– Время, папа.
От вражеского лагеря доносится звук трубы. В небо взлетает сразу целое море ракет и с той и с другой стороны. В призрачном свете я вижу надвигающиеся шеренги солдат Океании. Теперь можно не церемониться, и я скидываю колпачки с «ночника», установленного заранее на пулемёте.
– Давай, пап! Остуди их!
И пулемёт снова открывает огонь, кося врага, словно траву… Увы. Они идут, будто укуренные или пьяные, орут нечто, неслышимое за грохотом стрельбы. Меняем оружие, с хаканьем закидывая второй пулемёт на место отработавшего. С тревогой смотрю на убывающие коробки лент. Хотя мы и вместе, но… Не каждая пуля, выпущенная нами, попадает в цель… Спасибо ребятам Рарога, умело подсвечивающим цель. А ещё – тому океанскому командиру, подарившему нам жизнь, сам не зная этого…
Хорошо, что прицел показывает зелёную картинку. Впрочем, я видел то, что делает крупнокалиберная пуля, и при свете дня, так что не вовремя разыгравшееся воображение услужливо раскрашивает то, что я вижу в прицеле, в естественные цвета. Точнее, один – густо красный. Крови. Которого там, среди наступающих, – море… Враги валятся снопами, не понимая, как я могу попадать в них на такой дистанции. Свет осветительных ракет искажает перспективу, а мы выбиваем их с ужасающей, просто невозможной эффективностью… И всё равно они идут, перебегая или выстраиваясь в шеренги, сразу уничтожаемые мной, лезут и лезут, подобно тараканам… Пулемёт начинает плеваться. Стволы просто не успевают остывать.
– Всё, Вов. Тайм-аут.
Сын кивает, его автомат начинает быстро-быстро щёлкать одиночными. Но после рёва пулемётов его звук кажется несерьёзным… Перед минным полем шеренги всё же замирают. И тут в рации раздаётся спокойный уверенный голос на русском языке:
