Василий Звягинцев - Одиссей покидает Итаку
— Смотри-ка, а у нас ведь совсем неплохая встреча получилась. Я, грешным делом, думал, что будет все гораздо хуже и вообще ничего не будет.
— Почему? — Она даже оттолкнула его от себя, привстала, опираясь на локоть.
— Успокойся, не в тебе дело. — Дмитрий вновь привлек ее к себе, поцеловал ладонь. — Просто есть в таких запоздалых встречах что-то… ненормальное. Я, по крайней мере, раньше так думал. Может быть — для самоуспокоения. Чтобы не слишком тосковать о тебе. Вот, послушай…
В листве березовой, осиновой,
В конце аллеи у мостка
Вдруг падал свет от платья синего,
От василькового венка.
Твой образ легкий и блистающий
Как на ладони я держу
И бабочкой неулетающей
Благоговейно дорожу.
И много лет прошло, и счастливо
Я прожил без тебя, а все ж
Порой я думаю опасливо:
Жива ли ты и где живешь?
Но если встретиться нежданная
Судьба заставила бы нас,
Меня бы, как уродство странное,
Твой образ нынешний потряс.
Обиды нет неизъяснимее:
Ты чуждой жизнью обросла,
Ни платья синего, ни имени
Ты для меня не сберегла.
И все давным-давно просрочено,
И я молюсь, и ты молись,
Чтоб на утоптанной обочине
Мы в тусклый вечер не сошлись…
— Фу, как жутко… Опять твой Гумилев?
— На сей раз нет. Эмигрант один… Они там все от ностальгии малость того.
— Ты и теперь так думаешь?
— Слава богу, что ошибся… Но думал, врать не буду.
— Дим, честно, — прошептала Наташа, касаясь губами его уха, — ты правда рад? Не будешь больше ни о чем вспоминать?
Воронцов молча стал ее целовать. Как раз на последний вопрос ответить он не мог.
Перед самым рассветом Воронцов осторожно, чтобы не потревожить Наташу, поднялся, вышел на кухню и уже там оделся. В несколько затяжек выкурил сигарету, глядя через открытую балконную дверь в затянутый серо-голубой дымкой двор, потом, окончательно решившись, достал из кармана футляр.
Мелькнула мысль: «Недолго удалось на воле погулять». Потом подумал, что, если придется задержаться, Наташа может неправильно понять, написал на салфетке крупно: «Извини, опять дела. Скоро вернусь. Целую. В. Д.».
И поднес к уху зажатую в пальцах фишку.
Все произошло точно так же, как в первый раз. Даже оказался он на том же самом месте перед входом в Замок. Очевидно, была в этом некая высшая целесообразность.
Привычно взглянув на часы, Воронцов знакомым маршрутом отправился на поиски Антона. Предположение о том, что они скованы теперь одной цепью и Антону, где бы он ни был, придется бросать все свои занятия и спешить сюда на рандеву, показалось Дмитрию забавным.
Но скорее всего тут должна работать более сложная схема. Основанная на независимости пространственно-временных координат.
Как бы там ни решались такие проблемы, а Антон оказался на месте и ждал Воронцова, прогуливаясь перед входом в адмиральский кабинет. Встретились они просто. Даже буднично, как сослуживцы утром в понедельник. И самочувствие у Дмитрия было соответственное. Даже не понедельничное, а как второго января.
Прошли в кабинет, сели по обе стороны письменного стола, причем Воронцов, словно невзначай, на хозяйское место. Капитуляцию подписывать тоже надо, не теряя самоуважения.
— Ты мне одно скажи, — начал Воронцов без предисловий, — кто все же дурак, я или все вы?
— Ну-ка, ну-ка, поясни, — искренне заинтересовался Антон.
— Неужто надо пояснять? Пожалуйста. Вот это все, что у нас с тобой происходило, а теперь и вчерашние события… Как получается? С одной стороны — все ваши возможности (я сейчас различия не делаю, все вы для меня пришельцы), на мой взгляд, невероятные, а с другой — вопиющая бестолковость. Гнать таких работничков без мундира и пенсии. Любой наш дурак из соответствующих ведомств намного бы лучше и проще прокрутил подобную акцию.
— Подожди, — перебил его Антон. — Мы, кажется, об этом уже говорили. На наглядных примерах. Ты Арсеньева читал?
— Ну?
— Тебя не удивляло, что Дерсу Узала в тайге во всем превосходил автора, а ведь тот по развитию на века опережал тунгуса. Как бы не настолько же и мы обогнали вас… Во времена Арсеньева и теория относительности уже была, и самолеты летали, и Уэллс машину времени придумал.
— Это я понимаю. А конкретно? Почему вчерашние визитеры смогли разыскать меня и не нашли Олега? Почему изъяли квартиру, а хозяина прозевали? Почему вообще так одинаковы все их промахи и просчеты? На примере Левашова и его ребят они же могли уточнить свои методики, внести поправки на личности и еще вчера разделаться с нами полностью и окончательно. А то у меня складывается впечатление, что дело тут не в способностях и возможностях, а совсем в другом… И это другое мне совсем не нравится.
— Поподробнее про вчера, пожалуйста…
Воронцов рассказал, стараясь быть как можно более точным в деталях.
— Понятно, — кивнул Антон. — Кое-какие выводы можно сделать. Хотя я и не ожидал, что они бросятся в такие крайности. Но нам это даже на руку, пожалуй. А насчет твоих сомнений… Видишь ли, тут и психология, и чисто технические тонкости. Как во всяком чересчур централизованном, иерархическом обществе, функционеры у аггров ограничены в степенях свободы. Выходки твоих соотечественников требуют немедленных и оригинальных контрмер, а начальника, имеющего право на свободу решений, у них на Земле и поблизости нет. Вот и получается. Но ты не обольщайся, если попадешься, они тебе и в пределах своей компетенции веселую жизнь устроят. Сейчас же картина складывается следующим образом: квартиру Левашова они изъяли вместе со всей начинкой — и тем самым лишили себя единственной надежной привязки. Те вещи, что он хранил, очень легко детектировались. Теперь, чтобы найти Левашова и его товарищей, им придется использовать обычные человеческие способы. Пройти по всей документированной у них цепочке связей, и все в реальном масштабе времени. Так что дня три-четыре в запасе есть. И даже больше, если принять меры противодействия — тут я помочь могу.
Он вытащил из внутреннего кармана горсть мелких, с вишневую косточку, серебристых деталек, похожих на транзисторы — с длинными тонкими усиками.
— Вот имитаторы. Или маячки, как угодно. Если их разместить в местах массового скопления людей, например, на вокзалах, в аэропортах, стадионах, а еще лучше — пристроить к постоянно перемещающимся объектам, они отвлекут на себя внимание противника, создадут как бы фантомы каждого из вас. Побегают… — Воронцов не разобрал последнего слова, прозвучавшего не то как ругательство, не то как некий специфический термин, относящийся к тем, кому предстоит бегать. — Но это все так, неделя, максимум — две… — Антон знакомым жестом щелкнул пальцами. — Могу предложить такой вариант: перебирайтесь сюда, в Замок. Тут вас никто не найдет и не тронет.
— Спасибо за приглашение. Замок — это вещь. Особливо в хорошей компании. А вот ты говорил насчет последствий. Что они, к примеру, могут сделать со мной? Если по правде? Убить — это я понимаю. А еще? Допрашивать меня не о чем, пытать просто так? Глупо. Высечь муху за то, что спать мешала?
— О, здесь ты их недооцениваешь. Сам факт причинения мучений врагу — уже удовольствие. Существенный компонент аггрианской культуры. Но не основной. А вот использовать врага в своих целях, заставить его делать то, что нужно тебе, да вдобавок наказать жестокими и бесконечными нравственными страданиями… Ты пойми, это же совершенно иной тип психологии, несоизмеримый с нашим, как бросок камня из пращи с запуском внепространственного зонда. Я изучал аггров много лет — и то постиг только поверхностные грани их нравственности. Если они сочтут кого-то заслуживающим наказания, они могут сделать его, к примеру, живым тренажером в своих учебных центрах. Обладающим сознанием и памятью, но лишенным свободы управления собственным телом. Будут отрабатывать на нем варианты поведения человека в заданных ситуациях или новые способы психологического воздействия. Другой вариант — в тебя введут соответствующую программу и забросят в Древний Египет. И ты вынужден будешь в роли жреца, сановника, а может, и десятника на постройке пирамид выполнять предписанное: собирать и передавать информацию, вносить нужные коррективы в действия тех или иных исторических персонажей, шпионить за нашими, допустим, исследователями… Будешь все понимать, чувствовать, страдать от одиночества, ностальгии, ужасов тогдашней жизни, невозможности хоть что-нибудь изменить даже в рамках предложенной реальности, и все это будет длиться долго… Может быть — века. Потом тебя вернут обратно. Дадут пожить в свое удовольствие год или неделю, и — снова… Работа для таких «каторжников» всегда найдется. В новом воплощении ты можешь оказаться кем угодно: евнухом при дворе императора Цинь Ши-хуанди или, наоборот, наложницей шаха Аурангзеба, а то и Вечным жидом… Впрочем, Агасфер — далеко не так плохо… По крайней мере — смена впечатлений, обстановки, свежий воздух.
