Алексей Фомин - Время московское
— Вот смотрите, — говорил Адаш, — расставляя на столе фишки, обозначающие противостоящие друг другу войска. — Ивановская горка как бы сдавливает поле битвы. Здесь оно самое узкое, как стан, ремнем перетянутый.
— А может, здесь и встать? — предложил Сашка. — Левым флангом упереться в сады, правым — в Москву-реку. Пушки — в первую линию. Построение будет очень плотное, а пушки будут косить их в лоб картечью.
— Так будет только в первой атаке, — возразил Адаш. — Урон они, конечно, понесут серьезный, но тут же отойдут назад и станут думать, что с нами делать. И здесь сразу же напрашивается — обойти нас через Ивановскую горку или чуть глубже и ударить нам в тыл или во фланг.
— А мы на Ивановскую горку засаду определим — конный отряд, — продолжал упорствовать Сашка. — Они-то и заблокируют попытку обхода. Противник добавит сил, и мы добавим. Пошлют еще, и мы пошлем.
— Вот и получится, — резюмировал Адаш, — вместо битвы в чистом поле, где мы можем использовать свое преимущество — пушки, резня на пересеченной местности, густо покрытой лесом и прочей растительностью. Там строй не поставишь. Там будет массовая свалка, где каждый дерется сам за себя. А в бою один на один мы заведомо слабее ордынцев.
— Пожалуй, я согласен с Адашем, — сказал свое слово Николай.
— Что же ты предлагаешь? — поинтересовался Сашка.
— Отойти чуть ближе к кремлю и растянуть фронт от Москвы до Неглинки. А артиллерию поставить на левом фланге, на возвышенности. Тогда Ивановская горка будет мешать противнику атаковать широким фронтом. Их правый фланг при движении на нас будет вынужден отставать, пропуская вперед свой центр, а потом, когда те пройдут вперед, проскальзывать колонной между ними и Ивановской горкой, чтобы потом развернуться перед нашим левым флангом. Здесь обязательно у них возникнет в какой-то момент заминка, небольшое столпотворение. В этот момент и ударят наши пушки по стыку их центра и правого фланга. Надо даже дать команду пушкарям, чтобы заранее навели свои пушки на подошву Ивановской горки.
— Однако Адаш дело говорит, — поддержал его Николай.
— А засаду, как ты предлагал, государь, — продолжил Адаш, — мы все-таки пошлем на Ивановскую горку. Их задача будет — следить за тем, чтобы ордынцы не попробовали нас обойти глубоким охватом через Воронцово поле, через Яузу, через Неглинку, а потом, зайдя глубоко нам в тыл, вновь через Неглинку. Они должны будут пресечь такую попытку в самом зародыше. Когда же у ордынцев уже не останется в резерве конных сил, то есть попытки обхода уже точно не будет, мы сможем использовать нашу засаду в битве.
— Согласен, — кивнул великий воевода. — Только я предлагаю вот тот момент временной неразберихи, о котором ты говорил, когда их правый фланг будет обходить Ивановскую горку, усилить! Сделать так, чтобы это столпотворение случилось наверняка. А для этого нужно, чтобы их центр уперся в наши войска, как только минует подошву Ивановской горки. Я предлагаю перед Большим полком поставить еще один пеший полк. Назовем его, к примеру, Сторожевым.
— Но у него же будут открыты бока! — воскликнул Николай. — Их же начнут бить сразу с трех сторон! Ты заранее этих людей в покойники определяешь!
— Не все так просто, — поправил его Сашка. — Мы окружим Сторожевой полк с трех сторон рогатками в три-четыре ряда. И они будут спокойненько обстреливать противника из луков и арбалетов из-за укреплений. Причем не только спереди, но и по бокам.
— Что ж, в этом что-то есть, — согласился Адаш.
— Но они не смогут из-за своих рогаток перейти в наступление, когда это понадобится, — продолжал упорствовать Николай.
— Для наступления у нас есть конница, — парировал это возражение Сашка.
— Если к тому моменту будет еще, кому и на кого наступать, — внес свою поправку Адаш.
— А вот чтобы было кому, я предлагаю создать Запасный полк, — предложил Николай.
— Запас карман не тянет, — многозначительно изрек Адаш.
— Нужная вещь, — согласился и Сашка. — Вот ты и будешь воеводой Запасного полка. Составим его напополам из конницы и пехоты.
— В конницу я себе Ольгердовичей возьму, — сказал Николай. — У них дружины добрые, боевые.
— Тебе, значит, нужны хорошие, — рассмеялся Сашка, — а остальным сойдут какие есть. Ладно, забирай Ольгердовичей.
Так князь Андрей Полоцкий и князья Дмитрий и Роман Брянские попали в Запасный полк. Князей Друцких и Тарусских определили в Сторожевой. Воеводой его поставили князя Оболенского. Правда, воеводой его можно было считать лишь номинально, ибо задача у полка была однозначна и проста, как смерть, — ни шагу назад.
Большой полк тоже состоял в основном из пехоты, за исключением великокняжеской дружины, место которой Сашка с Адашем определили в последних шеренгах полка. Воеводой полка был назначен воевода великокняжеской дружины Бренко.
На правый фланг, поскольку Адаш полагал, что главный удар противник будет наносить именно здесь, были определены лучшие конные силы — дворянское конное ополчение, уже имеющее опыт вожской победы. К ним же были присоединены небольшие дружины князей Ростовских и Стародубского. Воеводой этого полка был назначен Грунок.
Левый фланг составили конные дружины князей Белозерских, Моложского, Холмского и Ярославского, подкрепленные отрядом дворянского конного ополчения. Воеводой же стал Мозырь, по поводу назначения которого между участниками обсуждения произошел вялый спор.
— Это что еще за Мозырь такой? — поинтересовался Адаш. — Что у него за заслуги?
— А-а… — лишь махнул рукой Микула.
— О заслугах его не осведомлен, но его назначения воеводой хочет великий князь, — объяснил Сашка.
— Тогда нет вопросов. Но ты там будешь рядом, государь. В случае чего — подстрахуешь.
На том и порешили. А едва солнце позолотило восток, войска принялись выстраиваться в боевой порядок. Дружина князя Владимира Серпуховского вместе с Боброком отправилась в засаду на Ивановскую горку, а бойцы Сторожевого полка начали вкапывать и вязать рогатки, окружая себя с трех сторон укреплением и тем самым исполняя план, родившийся во время ночного бдения великого воеводы, Адаша и Микулы Вельяминова.
Но план предстоящей битвы был не единственным поводом для обсуждения этой троицы. Уделили они время и поискам объяснения непонятного поведения Мамая. Похоже, больше всех этот вопрос волновал Николая.
— Послушай, брат, — спросил он, когда они покончили с планом сражения, — что ты думаешь? Почему Мамай не выполнил нашего условия? Ведь так все хорошо складывалось… И если б он сделал, как договаривались, то и жизнь, я думаю, удалось бы ему сохранить, и великий князь, наверное, помирился б с ним. Сидел бы Иван в Воронцове и хозяйством занимался бы. Женился бы, детишек завел… Чем плоха такая жизнь? Ведь не всем же большой политикой заниматься.
— Потому, наверное, и не выполнил, — ответил Сашка. — Представил вот, как ты рассказываешь… Что придется ему теперь всю свою жизнь провести в поместье в тишине и забвении. А ведь он еще молод, и натура у него непоседливая, кипучая. Не для всех такая спокойная жизнь привлекательна. Уж для Ивана, судя по его решению, точно такая жизнь нехороша. Вот и решил рискнуть, поставить все на одну карту. Как говорится, либо пан, либо пропал.
— Нет, государь, — поправил его Адаш. — Это ты заблуждаешься. Ты позабыл, с кем мы имеем дело. Вспомни, как Вещая Гота назвала Некомата. Слуга дьявола! Просто он раскрыл, скорее всего, ваши с Мамаем шашни и поменял все планы в последний момент. А Мамай… Сами знаете, какие у него были разногласия со старшиной. Похоже, они его царство не очень-то и признавали. А если учесть, что вся Орда в последние годы жила на Некоматовы денежки, то чего уж там говорить… Все ясно. Некомат к ногтю и прижал нашего Мамая. И командовать битвой будет завтра он, Некомат, или его люди, а вовсе не Мамай никакой. Не удивлюсь, если его уже и в живых нет…
— Господь с тобой! — замахал на него руками Микула.
— Нет, Адаш, — уверенно заявил Сашка. — Мамай жив. Кроме старшины есть еще простые кметы, и они не позволят, чтобы какой-то проходимец ставил им царя по своему соизволению. Если б такое случилось, в войске поднялась бы буча и наша разведка донесла об этом. Так что, возможно, Некомат его изолировал, фактически отстранив от власти, но не убивал. Мамай жив, я уверен в этом. И завтра мы все-таки попытаемся его спасти, а Некомата… — Здесь у Сашки мелькнула подлая мыслишка: «Самому б к нему в лапы не попасть». — А Некомата поймать и посадить в клетку, как бешеную собаку.
XXIX
«Идут, идут…» — поползло по строю, и ровные дотоле шеренги заколыхались, словно колосья, колеблемые ветром. Несколько минут назад разведчики доложили Сашке, что противник начал переправу через Яузу. Пехота перевозилась на плотах, конница же переходила ее вброд. После переправы противник строился в боевой порядок и неспешным шагом, держа равнение в шеренгах, под уханье барабанов и визг рожков двинулся навстречу великокняжескому войску. Пехота шла в центре, конница по флангам. Над каждой сотней развевался свой бунчук, а позади всех над войском высоко вздымалось старинное русское боевое знамя с изображением Спаса, такое же, как и знамя великого князя, под которым сейчас стоял Бренко.
