Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга вторая. - Геннадий Борисович Марченко
В Москву я отправился по просьбе Настина. Вызвал он меня к себе в пятницу, 1 июля, и заявил:
— Вот что, Арсений Ильич, вы же у нас молодой специалист, да еще и талантливый не по годам. В Москве 22 июля пройдёт всесоюзная конференция молодых специалистов, а человек, который должен был от Пензенской области ехать, неожиданно заболел. Там не простуда, а что-то серьёзнее. Тут я и вспомнил, как вы принимали активное участие в научном обществе при вузе, писали статьи, вас даже рекомендовали в ординатуру. В общем, предложил вашу кандидатуру, и её предварительно одобрили. Там ещё парочка кандидатов есть, но поедет тот, чей доклад окажется наиболее интересным и подкреплён хорошей научной базой с проверенными источниками. Своего рода облегчённая кандидатская диссертация. Если возьмётесь, то на подготовку доклада у вас неделя. Сначала наша комиссия рассмотрит работы кандидатов, затем московская. Рассмотрят быстро, потому что работы остальных участников уже утверждены.
— Тема может быть любая? — уточнил я.
— Любая, но, естественно, не выходящая за рамки официальной медицины. И, кстати, благодаря этой поездке и выступлению на конференции закончить интернатуру вы сможете уже достаточно известным и перспективным специалистом. Согласитесь, неплохая стартовая площадка.
В общем, пришлось вспоминать и брать за основу свою кандидатскую из прошлой жизни, которая называлась «Выявление ранних признаков сердечной недостаточности и некоторых механизмов её компенсации при ишемической болезни сердца». Кандидатская, а не жизнь, если что. По идее, работа должна основываться на достаточном количестве лабораторных исследований. Но я решил отмазаться тем, что всё это еще в институте проводилось, и при подготовке реферата я пользовался материалами своих исследований в СНО.
Полностью переписывать по памяти работу я не собирался, буквально за день виду отсутствия пишущей машинки сварганил шариковой ручкой вариант «недодиссертации» на трёх листах, тогда как в оригинале она составляла семь машинописных, и предоставил рукописную версию Настину. Писать старался разборчиво, а не как обычно; почерк врача – это та ещё абракадабра.
Андрей Иванович внимательно прочитал рукопись, затем ещё раз и поднял на меня удивлённый взгляд.
— Я, конечно, не большой знаток кардиологии, но даже мне ясно, что человек, это написавший, обладает большим потенциалом в медицине. Арсений Ильич, это точно ваша работа?
Я изобразил на лице оскорблённую невинность.
— Обижаете, Андрей Иванович! Неужели вы могли подумать, что я её у кого-то украл?
— Ну, почему сразу украл, — смутился Настин. — Просто очень уж серьёзная работа для интерна, вот и лезет в голову всякое… Не обижаетесь?
Он испытующе посмотрел мне в глаза, я вздохнул и пожал плечами:
— В общем-то, я вас понимаю, работа действительно неплоха, простите меня за нескромность.
— Ох, Арсений Ильич! — он мотнул подбородком и погрозил мне пальцем, в глазах его заплясали смешинки. — Сейчас отдам распечатать Ольге Ивановне, потом сам отправлю вашу работу в Пензу.
Через три дня Настину сообщили из Облздрава, что мой доклад признан лучшим, хотя и на том конце провода, как мне позже по секрету сказал Андрей Иванович, выразили сомнение, что это работа интерна. Главврачу пришлось приложить определённые усилия, дабы убедить председателя комиссии, что у него в больнице трудится такой вот самородок. В общем, не без нервотрёпки, но доклад отправился в столицу, и ещё неделю спустя был утверждён самой высокой комиссией.
Ехать мне пришлось в одном купе с семьёй, состоявшей из папы, мамы и их дочери лет двенадцати. Представительницы прекрасной половины человечества расположились на нижних полках, а я мы с отцом семейства, соответственно, на верхних. Хотя у меня изначально билет был на нижнюю полку, но женщина так умоляла поменяться с дочкой местами, что я плюнул и полез наверх. Правда, семейка оказалась хлебосольной и, когда они разложили на столе свой ужин, то пригласили и меня присоединиться к трапезе.
Я вообще-то перед поездом успел дома перекусить, да и в портфеле лежали мамины пирожки, и начал было отказываться, но приглашающая сторона оказалась очень уж настойчивой, да и, честно говоря, от запаха жареной курицы у меня невольно началось обильное слюноотделение, так что сопротивлялся я недолго.
Обладавшая пышными формами мамаша тут же выставила на столик бутылку домашней наливки, а её супруг разлил по трём походным стаканчикам, тем самым, из пластмассы, которые собираются гармошкой. Ребёнку налили домашнего вишнёвого компота. Я выложил на стол пирожки, один из которых Борис Яковлевич – как представился глава семейства – тут же отправил себе в рот.
Его супругу звали Марией Фёдоровной, прямо как вдовствующую императрицу, что приходилась матерью Николаю II. А дочку – Наташей. Оказалось, они не пензенские, из Мокшана, что в 30 км от областного центра, а в Москву поехали навестить родственницу, который год приглашавшую их в гости, и вот наконец они выбрались, воспользовавшись тем, что у обоих родителей отпуск в один месяц, а у дочки летние каникулы. Нагрянут к родне, погостят недельку – и обратно. Всё же в Мокшане свой дом, хозяйство, за которым осталась приглядывать мать Марии Фёдоровны.
Спросил, зачем я в Москву еду. Рассказал про конференцию молодых специалистов, и что хочу в Москве заодно посмотреть книги по медицине, которые в Пензе не достанешь.
И это была правда, была у меня мысль в свободное от конференции время в поисках специальной литературы по восточной медицине и в частности по иглоукалыванию, дабы подвести под свои знания хоть какую-то научную основу, заглянуть в несколько книжных магазинов. В том числе в знакомый ещё по прошлой жизни «Дом медицинской книги» на Комсомольском проспекте. Я прекрасно понимал, что рано или поздно мною могут заинтересоваться всерьёз, и потому нужна была медицинская литература, объясняющая мои необычные навыки. Применение тех же игл, с которыми я не прочь был попрактиковать в будущем, могло бы хоть как-то более-менее правдоподобно объяснить то, как я без всяких препаратов и хирургических вмешательств привожу организм пациента в норму.
Кое-какой опыт работы в области иглорефлескотерапии у меня имелся. В прошлой жизни моим пациентом с инфарктом как-то стал пожилой кореец Виктор Шин, который практиковал в Пензе иглоукалывание. Хорошо практиковал, к нему записывались чуть ли не на месяц вперёд, он потом вообще в Москву уехал, открыл там свой кабинет, лечил всяких звёзд типа Киркорова. Так вот этот кореец своими иголками ещё там, в больнице, когда шёл на поправку, избавил меня от болевого синдрома, когда у меня неожиданно разыгралась мигрень. Головную
