Живи и ошибайся 2 - Дмитрий Соловей
И тем не менее свою супругу я хотел бы видеть запечатлённую кистью известного мастера. Карл Павлович возражать не стал. Уточнил насчёт материалов. С собой он брал краски, кисти и холсты, но рассчитывал получить от нас новые красители. В Академии художеств ему дали год для поправки здоровья и своеобразный творческий отпуск. Куда он отправляется, Брюллов скрывать не стал и возражений не последовало. К тому же Карл Павлович собирался продолжить преподавание для той группы учеников, которая увязалась за ним.
По поводу портретов я с Лёшкой переговорил. Он загорелся и нас вдвоём запечатлеть. Отчего-то без жён.
— Софию не позовёшь? — поинтересовался я. — Вдруг и ей портретик перепадёт?
В ответ Алексей скривился. Не заладилась у него семейная жизнь. Никакого и взаимопонимания или просто дружеских отношений не получилось. Недалёкая, глуповатая София слишком отличалась от того, что хотел видеть Лёшка. Добавьте к этому большую разницу в возрасте и то что они из разных веков.
Чтобы не травмировать друга, я старался не заострять на этой теме внимание. Есть у Лёшки одна зазноба среди дворовых девок, и ладно, главное, приличия соблюдены, барин женат. Алексея больше привлекали наши проекты, чем семья. Тот же Куроедов вообще жениться и не планирует, и вполне счастлив. Завещание составил на какого-то племянника и наслаждается жизнью. Портретик себя любимого у мэтра живописи уже выпросил, пообещав своих красок безвозмездно отдать с запасом и заплатить деньгами три тысячи.
Осень 1840 года у нас получилась посвящённая живописи. Отец Нестор, устав от всеобщего внимания, гостил в имении почти месяц. Заодно позировал всем художникам.
Временно большая гостиная на первом этаже была превращена в мастерскую. Лишнюю мебель вынесли, расставили мольберты. Карл Павлович сам писал, попутно давал указания ученикам, что-то лично поправляя на их работах, что-то уже ученики писали на полотне Брюллова. Изображение заднего плана он полностью отдал на откуп помощникам, сосредоточившись на лице и руках основного персонажа.
Отец Нестор на полотне Брюллова получился немного величественным и малость не от мира сего. Я дал свои рекомендации и для старца установили подиум, чтобы взгляд зрителя был немного снизу. Так не принято сейчас писать, это очередное попрание устоев. Стоял батюшка, опираясь на посох, напротив окон. Лёшка просветил, что это называется в живописи контражур.
Брюллов не сразу оценил задумку, даже попробовал что-то возражать, но ровно до того момента, пока «натурщик» не занял место. Эффект от освещения со спины стал напоминать ореол, как у святых на иконах. Брюллов заткнулся на полуслове и, прикрикнув на учеников, велел крепить полотно.
— Даже не знаю, продавать его или себе оставить, — поделился мнением Алексей, когда работа была почти завершена.
Ноябрьские дни не давали художникам много работать из-за пасмурной погоды, но результат уже был виден.
— Пусть везут в Петербург, выставляют. Или лучше Куроедова с ними отправить, — предложил я. — Он не постесняется и государю тысяч за двадцать продать. Нам хватит картины Якова Капкова со старцем.
По умолчанию, все работы учеников, оставались в поместье. Это была своеобразная плата за постой, за само общение со старцем. Отец Нестор, когда скучал позируя, начинал проповедь читать. Да какую! Глаза горят, взгляд одухотворённый. Художники от подобного выступления впадали в экстаз. Только и слышно было шуршание кистей. Даже Брюллов потом делился ощущениями, будто божья благодать входила в него с каждым мазком.
Графиня очень любила послушать эти откровения художников. Один из портретов старца выпросила для себя. Лиза, примостившись в уголке мастерской, тоже сделала несколько акварельных работ с изображением отца Нестора. Мои немцы с них литографии скопировали, которые я планировал втиснуть в справочники по растениям, подняв, соответственно, цену на книгу.
Справочников в новом варианте мы отпечатали три тысячи. Я никак не мог успокоиться, припоминая профессора-ботаника, присвоившего себе чужие наработки. По этой причине новые экземпляры имели на титульном листе надпись, что книги составлены Елизаветой Африкановной Титовой и освящены старцем Самарским лично, о чем свидетельствует автограф отца Нестора. Батюшка дейстствительно все три тысячи экземпляров подписал сам.
С деньгами у нас проблем не было, но я всё равно старался заработать на всём чём можно. Те же спички активно разбирали на сувениры. Лёшка производство расширил, нанял хорошего мастера, довёл до ума технологию. Съездил я посмотреть и был приятно удивлён используемым механизмам. Лущильный станок разделывал короткое бревно на длинные полосы. Затем полумеханическая машинка шинковала заготовки на палочки. Пацаны-помощники выгребали их, уносили в сушильню, где рассыпали по полу и перемешивали примитивным способом.
Дальше те же подростки собирали палочки в корзины и нанизывали на большой барабан, который крутили, обмакивая спички в ванночке со смесью для зажигания. После барабан снимался. На его место ставили другой. Первый немного выдерживали, дожидаясь просыхания, и далее раскладывали спички по коробкам вручную.
На этой стадии работы использовался труд слепых. Они и паковали отлично, складывая коробки в ящики. В день выдавали почти тысячу коробков. При цене в одну копейку за коробок, неплохой бизнес, а заодно занятость для большого числа людей.
Сахарный завод и посадки сахара тоже решили расширять. Потребности в этом продукте огромные. Да и сорта у нас уникальные. Буду сам весной заниматься этим вопросом. У Лёшки других дел предостаточно. Как только дороги стали проходимыми, друг устремился с проверками по деревням и нашим предприятиям.
Но перед самым Рождеством вернулся в усадьбу. Пошутил, что аромат красок теперь станет визитной карточкой моего дома и попутно пожелал расширить дверные проёмы.
— Дверь в гостиную хорошая распашная, а на втором этаже нужно увеличить, — заявил друг.
— С чего бы? — не понял я.
— Да я скоро начну рогами застревать в проёмах.
— Э… — только и смог я произнести.
— У Софочки сердечный друг объявился. Григорий Данненберг в гости неоднократно наведывается.
— Так они же всем семейством к старцу приезжали, — припомнил я.
— А этот загостился в Скворцовке. Наверняка меня рогами наградил, — вздохнул друг.
— Может, и нет, — попытался я его приободрить. — С чего такие грустные мысли?
— Письма перехватил. Случайно совсем, — вынул он пачку из кармана. — Обычно корреспонденцию София разбирает. Я же от всех этих увеселений помещиков отказываюсь. Но тут управляющий мне лично принёс. Говорит, что специальный посыльный доставил.
— И от кого письмо? — насторожился я.
— О! Тут целый детектив, на фоне которого мои личные проблемы теряются. Иноземцев Фёдор Иванович из Берлина весточку прислал. Представляешь, господа немецкие профессора предложили провести мастер-класс и научить делать операции на катаракте! Ему за это не
