Василий Звягинцев - Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант
Отказаться от бонуса – что тогда делать дальше? Покинуть хижину, углубиться в снежные дали неведомого мира? Вернуться к печке, завалиться на топчан и подождать развития событий? Пока вселенский компьютер не зависнет. Неинтересно. Или его все-таки подталкивают к последнему решению?
Нет, это всегда успеется. Убить его в любом случае не убьют, иначе и затевать спектакль не стоило бы, а ручку катапульты дернуть он всегда успеет.
Сунул погасшую трубку в карман. Преодолевая слабое внутреннее сопротивление, пристроил на голову шлем.
Что-нибудь ведь он ему покажет или подскажет? А как с этим обойтись, подумаем позже.
Без всяких звуковых или оптических эффектов компьютер со стола исчез, а по ту его сторону ниоткуда возник Антон. Выглядел он непривычно. Сидит на невысоком помосте в клетушке, образованной совершенно земного вида плетнем, каким на юге огораживают дворы. Палец можно просунуть между каждым неошкуренным прутом. Одет в подобие японского княжеского кимоно, которое идет ему гораздо меньше, чем белый капитанский китель или изысканный штатский костюм. Он производил впечатление не находящегося на расстоянии вытянутой руки человека, а третьего отражения в поставленных друг напротив друга зеркалах. Такого еще не случалось. При любом контакте, очном или через «рамку», вид у него был полнокровный и реальный до предела.
– Привет, – сказал Шульгин, беря инициативу в свои руки. А что ему еще оставалось? – Плоховато выглядишь. Что-нибудь не так? Где былая лихость и бодрость? Я не вовремя?
Антон ответил после долгой паузы. Складывалось впечатление, что он пытается вспомнить язык, на котором к нему обратился старый партнер-конфидент.
– Далеко ты забрался, Саша. Зачем? Я же тебя предупреждал…
Шульгину стало смешно, пусть обстановка к этому совершенно не располагала.
– Не ты ли, компаньеро, подстрекнул нас с товарищем Сталиным вплотную заняться испанскими делами? Вот естественное развитие событий меня сюда и привело.
– А меня привело сюда, – тусклым голосом сказал Антон. – Последовало, наконец, наказание за нарушение долга и превышение полномочий…
– Вах, как здорово! Не все коту Масленица. И в ваших роскошных ста мирах НКВД не дремлет. Но ты, похоже, пока не в зоне пребываешь, с кайлом и тачкой? Говорить хоть можешь без подслушки вертухая? – изощренно уязвил форзейля Сашка.
– С тобой – могу. Не совсем понимаю, как ты на меня вышел. Я считал – мне полный амбец! – Русский язык Антона начинал приобретать былую сочность. – Меня выявили, вычислили, разоблачили и подвергли покаянию…
– Ну, Колыма или пуля в затылок в любом случае хуже, – успокоил его Шульгин. – Слушай, долг ведь платежом красен?
– Говорят, что так, – осторожно ответил Антон.
– Так давай я тебя оттуда выдерну. Подскажи как, и такую мы вашим придуркам конфузию устроим… Помнишь, был у нас разговор? Только ты это, как-нибудь начинай втихаря рекондиционироваться …
Во время одной из приватных бесед в Замке, незадолго до того, как форзейль отправил Сашку на захват Сильвии, промелькнул этот термин. Мол, агенты типа Антона, направляемые на Землю или иные планеты, специальным образом настраиваются на психическое человекоподобие. А по завершении миссии с них все лишние качества, привычки и навыки стираются. Словно бы фронтового разведчика, четыре года берущего языков, бьющего часовых финкой под левую лопатку, учиняющего иные несовместимые с гуманизмом и политкорректностью дела, перенастраивают на учителя начальной школы или псаломщика[64] в церкви.
Однако Сашка имел в виду не это, не технические процедуры неизвестной цивилизации. Он просто хотел, чтобы ставший близким по духу человек стряхнул с себя путы и принципы поганенького, как оказалось, мира и восстановился в роли победительного красавца, пытавшегося вершить судьбы не самого худшего человечества. Или хотя бы не самых худших его представителей.
– Я постараюсь. Я уже два раза избегал положенных процедур, что мне поставили в отдельную вину.
– А сейчас, за контакт со мной, тебе не добавят? У нас за маляву[65] карцер дают или ШИЗО.[66]
Антон слабо усмехнулся.
Ох, как скрутило классного мужика! А туда же – великие цивилизации, светлые проводники и провозвестники. Учить они нас будут, что в носу ковырять неприлично!
– Этот канал, я совершенно уверен, не просматривается. Понять не могу, как ты его нащупал. Вот если бы воспользовался моей капсулой или формулами…
– Значит, сейчас говорить можем свободно?
– Да. Говори.
– Так кто же его устроил? Я до последнего считал, что попал в Ловушку…
– Так ты в нее и попал. Только сумел вывернуть к собственной пользе. Понимаешь, Саша, я сейчас никто. Кое-какие остатки человеческого мышления и памяти дают мне возможность с тобой говорить. Если бы не ты, не эта связь, меня ждали бы десятилетия медитаций, долженствующих наставить на истинный путь, но не обещающих даже свободы…
– Круто, – присвистнул Шульгин. – В натуре, лучше на Колыме золото мыть: и конец срока светит, и компания вокруг обычно неплохая…
– Земля – это совсем другое…
– Да уж точно. Сколько вы со своей коллегой Сильвией рук ни прикладывали, а Земля осталась такой, как задумано. За исключением некоторых деталей. Только в голову не возьму, как они тебя так быстро опустили… Месяца не прошло, как мы с тобой очередные наполеоновские планы строили. Я только-только ими вплотную занялся…
– Какой месяц, Саша! Я тут уже скоро три года. Помереть легче. Вот все, что у меня осталось…
Он протянул руку, и в ней появилась похожая на тыквенную половинку чашка с дымящимся напитком.
– Синтанг. Нечто вроде вашего зеленого чая, но с приличным наркотическим действием. Успокаивает и позволяет видеть красивые сны. Про Землю в том числе…
– А сопьешься?
– Совсем хорошо будет. «Жизнь, что идет навстречу смерти, не лучше ль в сне и пьянстве провести?»
– Да, брат, укатали тебя. Аж смотреть противно. Хорошо, Хайяма пока не забыл…
Сентиментальные рассуждения Сашке внезапно и остро надоели. Будет он еще чужие сопли утирать, когда на свои платков не хватает.
– Короче – есть у меня возможность тебя выручить? С этой позиции или другой? Я сделаю!
– Снова рискнешь головой?
– А хрена ли? Я только что свою настоящую смерть увидел. После чего любая другая – плюнуть и растереть. Как считаешь, правда то была или очередной понт не с нашего двора?
– У любого человека обязательно где-то есть «настоящая» смерть. Все остальные он сам себе организует.
– Ну, спасибо, философ. Еще чуток поговори, и останешься отбывать свое покаяние…
– Да уж, Саша, истинно сказано – не верь льстецам, верь грубиянам. Как ты мне тогда в морду засветил…
– И мне вспомнить приятно. Но хватит порожняк гнать. Что делать – быстро!
Антон сказал, что следует предпринять Шульгину, чтобы для начала перебросить матрицу Антона в какое-нибудь человеческое тело. Проще всего, за неимением лучшего, писателя Юрия…
– Во, бля… – удивился Шульгин. – Откуда ты про него знаешь? И вообще – он из аггров, ты форзейль. И как же?
– Никакой разницы. Теперь. Если удастся, вернешься в Москву, помаракуем, что дальше делать. Здесь я скончаюсь от остановки моего погрязшего в неподобающих чувствах сердца – и пусть эта трижды долбаная вселенная катится гораздо ниже центра мирового равновесия… – Он добавил несколько фраз в духе незабвенного капитана Кирдяги[67]. – В любом варианте там меня никто искать не будет.
– Плотно выражаешься, – похвалил Шульгин. – Есть шансы на выздоровление. Получается, кто-то тебя сдал своим, а кто-то заинтересован тебя выручить. Снова чужими руками. Я ведь не за тобой в странствия отправился. Наоборот, в душе надеялся, что очередной раз поможешь, если припрет. А оно вон как получилось. Кто ж меня под пулями на этот терминал вывел?
– Сам и вышел. Очень хотел, наверное.
Шульгин в душе согласился, что так и было. Все время в голове гвоздем сидела надежда на помощь Антона, картинка его кабинета в Замке, воспоминания о сомнительных по результатам, но все же дружеских встречах.
– Пусть так. Считаем, все к лучшему в этом лучшем из миров. Но пока я здесь, ты там и сохраняешь долю адекватности, подскажи, если знаешь, мне-то что дальше делать? В Москве или придется встретится, или нет…
Антон прикрыл глаза темными, набрякшими веками, видимо, сосредотачиваясь.
И начал говорить странным, свистящим шепотом.
– Наступило время, когда действует не царь, а царица. На ее стороне сила. Всякая попытка подчинить ее себе может привести к опасным последствиям. Намечается возможность концентрации всего зла, которое было на предыдущих ступенях. Оно окончательно не побеждено. На время это зло получает возможность действовать вновь. Никакой компромисс со злом по существу недопустим. Спасти положение может только стойкое пребывание на месте. Однако тупой и неразвитый человек, хотя бы он и был слаб, в силу закономерностей движения будет стремиться к действию. Всякое самостоятельное выступление помешает делу воссоединения. Однако не следует думать, что скрывание собственных достоинств приведет к дурным последствиям. Оставайся самим собой, и через сожаление придешь к успеху…
