Огнем, мечом, крестом - Герман Иванович Романов
Одна проблема — сколько им тут дней ошиваться, промерзнут насмерть со временем, особенно младенец, ведь все зассыт, через пару дней ни одной сухой вещицы не останется. Пеленать в мокрые тряпки для грудного ребенка смерть неминуемая от простуды. И вторая беда — нет пищи, а у него в рюкзаке запас для одного на пару суток, а не для еще четырех голодных ртов на целую неделю, но то максимум — ведь если городище приступом не взяли, то возьмут в осаду, и вскоре, подготовившись, уже пойдут на приступ. И стоять у тына дольше, у крестоносцев нет возможности — до Пскова недалеко, всяко разно оттуда пришлют помощь — это селение приняло недавно русское покровительство, потому сюда определили на порубежный постой дружинников отрядец, что должен был контролировать всю округу. Так что у немцев с талабами есть только неделя, включая нынешние сутки, и не больше, а то и меньше на пару дней, во времени они серьезно ограничены…
— Похлебка сварилась, господин. Я поставила котелок со снегом на растопку. Горючий камень догорает, надо ставить новый.
От раскрытого полога палатки раздался тихий голос женщины — та вот уже полчаса вместе с дочерью, девчонкой лет двенадцати, вовсю хозяйничала на их импровизированной «кухне». Лембит извлек из рюкзака походную плитку на один брикет сухого топлива, хотя для большого огня можно поставить и четыре, но сейчас они в такой ситуации, что нужно экономить его со страшной силой, огонь разводить категорически нельзя, если учуют, смерть всем неминучая. Потому в миниатюрной плитке на рыбалке спасение — один маленький брикет кружку чая запросто вскипятит. Так что плотно набили снегом большой котелок, разжег плитку спичкой — глаза у аборигенов стали размерами с серебряные полтинники, непредусмотренные природой. Но не вскрикивали, смотрели молча с безмерным удивлением. Это христиане восприняли все как колдовство, а язычники за чудеса, тем более идущие им во благо. Подсветку организовали с фонарика с встроенным в него генератором — брат почему-то любил «жучки». На это дело отрядили девчонку — та осторожно, но с усердием принялась за дело, гордыней переполнилась, к лютой зависти маленького братца. Выловленных Лембитом еще в том мире окушков живо разморозили, почистили ножиком, отмыли снегом и бросили в котелок, как только снег растаял уже по третьему разу, и вода стала нагреваться. Когда водица закипела, то в котелок отправилось пшено — единственный пакетик, который оказался в рюкзаке. Все остальное Шипов сразу придержал — овощи вообще представляли немыслимую ценность, а супруга брательника к картошке положила два помидора (хорошо, что он только один схарчил), пару крупных луковиц и головку чеснока для ухи, а также сухой стручок тепличного острого перца. Шипов хотел его бросить к окуням, но как сообразил, какое кощунство совершит, сразу спрятал. Весь пакет с овощами завернул в свитер — нужно тепло, нельзя поморозить ценнейший посевной материал, который по своему весу намного дороже золота.
— Тс… шаги. Это мой муж возвращается, господин.
Женщина насторожилась, но тут же отмякла лицом, постаревшим и некрасивым. Но тут времена такие, что в тридцать лет уже пожившие тетки, в 13 лет замуж выходят. Лапы чуть вздрогнули, и под ними прополз в убежище Тармо, весь припорошенный снегом. И судя по довольной физиономии, с хорошими новостями. Ими сразу же порадовал:
— Вороги в осаду нашего городка сели, костры развели, дозорных выставили вокруг и много. В силе тяжкой сюда явились — их много, десять полных рук насчитал, и еще шесть. Три «брата» явились, со своими «копьями» и кнехтами. Арбалетчиков с десятка два, не больше, а то и меньше — темно ведь, а они лагерем уже встали. У талабов лучники есть, немного их, охотой занимаются, на сами луки худые.
Вот это было настоящее чудо — неграмотный эст не только сосчитал, но и сумел сложить полученную сумму. Но как разведчик в темноте оказался незаменимым — все рассмотрел, приметил — но так все окрестности хорошо знает. Одно плохо — километра до врага нет, тут притаится нужно, и сидеть тихо, как мыши под веником. Но ведь младенец в любую минуту заорать может, ребенку ведь не объяснить насколько это опасно. Остается надежда, что у женщины молоко не пропадет от перенесенной передряги, и не заболеет — но на всякий случай пакетик «шипучки» можно растворить в кипятке…
— Это лишнее, чересчур много, сами ешьте.
Лембит посмотрел на стальную чашку, наполненную жиденькой похлебкой. И половину вылил детям в миску, отправив пару окушков в крышку котелка супружеской четы, и повелительно кивнув женщине. Та опустила голову, смущенная такой заботой от человека, которого они сами признали господином. Ели молча, эстонцы старались соблюдать тишину и даже не чавкали — никто рта не раскрывал. Доев похлебку, Лембит вытер чашку хлебом, дети вдвоем съели быстрее его. И родители поторопились, правда, было заметно, что Тармо к рыбе не прикоснулся, только головы съел, все отдал своей Тийне. И что удивительно, деревянные ложки были у всех — эсты извлекли их из обуви, отдаленно похожей на унты.
— Всем спать, Кайса смотри за котелком, подкладывай горючий камень, — Лембит посмотрел на девчонку, та понятливо закивала. — Как вода закипит, меня разбудишь, я дремать буду. И это все — с утра мы в поиск уйдем по первому снегу — хорошо, что он снова пошел, все следы заметет. А вам здесь сидеть, и тихо — нас ждите…
Такие плитки незаменимы там, где костра не разведешь…
Глава 5
— Колька, Колька — ты как знал, брат, что я в такое нехорошее дело влезу. Словно чувствовал, или просто обленился и не стал мне рюкзак набивать, свое оставил, когда с охоты на дичь вернулся.
Лембит усмехнулся, вспомнив младшего брата. Второе предположение было более подходящим — боковые и встроенные карманы рюкзака брат никогда не наполнял перед выходом в лес или на озеро, там всегда находилось то, что предусмотрительный Калев считал для себя нужным. А к таковым относились не только медикаменты с перевязочными средствами, но и многое другое, включая иголки с нитками и «полтора» бинокля — небольшой «трехкратник», и один окуляр шестикратного бинокля, еще советского,
