Сперанский 4. Коалиция - Денис Старый
С Англией у Османской империи также не должно было складываться удачно и дружелюбно, существовали серьезные противоречия между Блистательной Портой и Лондоном, связанные с ситуацией в Майсурском султанате, в Индии. К султану Селиму III обратился правитель Майсура Типу Султан. Он просит помощи в войне с англичанами. И пока сохранялась опасность египетской компании генерала Наполеона Бонапарта, турки всячески шли на соглашения с Англией, даже беспрепятственно пропускали русских и помогали Ушакову провизией. Но сейчас… В Османской империи больше причин встать теперь рядом с Францией, чем помогать ее соперникам.
Чтобы заполучить Османскую империю в союзники, австрийцы пошли на все уступки султану Селиму, даже выдали туркам предводителей греческого восстания, обманули и предали греков. Но записать Османскую империю в союзники австрийцам не удалось. Так что небольшие силы, императору Францу II приходилось держать и на границе с Османской империей, ослабляя тем самым свою группировку у Швейцарии и на Рейне.
И это только поверхностный анализ того, как обстоят дела во Второй антифранцузской коалиции. У меня не так, чтобы много данных, да и знаний, чтобы все разложить по полочкам и не оставить политикам и шанса на тайну, не хватает. Да и времени особо размышлять на подобные темы не было, все трудах, да заботах, аки пчела. А порой так хочется побыть трутнем.
В Кракове долго не задерживались, скоро, разделившись с Ложкарем, я отправился прямиком в Вену. Военторг все-таки — это дело Захара, пусть и при моей помощи. А вот свои обязанности я должен был исполнять не отвлекаясь.
Прежде всего, по прибытии, я должен был показаться русскому послу, чтобы не было какой недосказанности и не получилось, как в моей… пардон… крыловской басне про лебедя и щукой с раком.
— Какой язык вы предпочитаете в общении? Я, знаете ли более в последнее время немецкий использую, — после приветствий спрашивал меня полномочный посол Российской империи в Вене Андрей Кириллович Разумовский.
— Русский, если будет угодно, — сказал я, внутренне давя возмущение.
Русский посол с русским же служащим разговаривает на иностранном языке! Это не просто не порядок, это преступление, переворот в сознании и мировоззрении. Быть носителем языка — это показывать себя приверженцем к культуре той страны, на языке которой разговариваешь. В России с этим беда, все дворяне и не только они сплошь французский учат, но послы должны же быть еще более русскими, чем те люди, что живут в России. Иначе как же преследовать интересы своего Отечества? Да и как считать Россию своей Родиной, если не думаешь, как русский, не говоришь, как русский, да еще и в Бога не веруешь, как русский? А еще и спал с первой женой нынешнего императора… Хотя последнее только дает характеристику Андрею Разумовскому, как черту беспринципному.
Я утрировал, сгущал краски. Но этот деятель, к которому я не мог не заявиться, как только прибыл в Вену, бесил. Андрей Разумовский был… австрийцем. Да, русский посол в большей степени казался чужим, нерусским. А на меня еще и довлело послезнание. Я знал, что Андрей Кириллович будет всячески угождать австрийцам, мало того, даже примет католицизм. За такой поступок Анна Иоанновна шутом делала, да издевалась всячески над Голицыным. А тут, вроде бы и ничего особого не произойдет и Разумовский чуть ли не до конца своих дней будет в Вене жить да жизнь прожигать.
Ну и какой это русский посол? Австрийцы в будущем улицы будут называть его именем, он что-то там построит в Вене. А в России? Что он построил в иной реальности на Родине? Ни-че-го. Он просил или еще будет просить у Александра Павловича денег, так как потратился на австрийцев.
— Русский язык? — несколько даже с акцентом спросил Разумовский. — Может быть вы и правы, я давно не упражнялся в родном наречии.
— Я прибыл к вам, дабы не только засвидетельствовать свое почтение, но и согласовать действия. Моя задача состоит в том, чтобы помогать генерал-фельдмаршалу Александру Васильевичу Суворову решать политические вопросы, — сказал я и протянул послу бумагу, написанную канцлером Безбородко.
Разумовский читал документ с явным пренебрежением и с каждой строчкой раздражался. В сущности, если использовать те формулировки, что предлагаются в письме, то я могу начхать на мнение посла и выстраивать взаимоотношения с австрийской стороной по собственному усмотрению.
Да, идти на прием к императору Францу не стоит, это точно прерогатива русского полномочного посла. Но мне разрешается устраивать приемы при Суворове, конечно, использовать прессу, если венская газета позволит мне у них печататься. Так же я должен содействовать лучшему пониманию между союзниками и фельдмаршалом, всячески стараясь оградить Суворова от ненужной шелухи, дать «военному маэстро» сконцентрироваться на избиении французов.
— Что вы намерены делать? — спросил Разумовский.
Его тон звучал предельно невежливо, пренебрежительно.
— Я всенепременно обращусь к вам, господин посол, когда сочту нужным обсуждать свои действия. Со своей же стороны хотелось бы попросить не мешать мне. Нам всем нужно одно: содействие австрийцев русскому корпусу. У вас уже есть бумаги со списком того, что именно и в какие сроки австрийцы намерены поставить русской армии? — я не давал Андрею Кирилловичу опомниться и продолжал говорить. — Я намерен всячески следить за тем, чтобы первые поставки были сделаны уже сейчас, до прибытия фельдмаршала в Вену. И не затягивались.
— Да, как вы… Господин Сперанский, вам лучше уйти и подумать, что именно вы будете делать. Я не намерен в своем доме принимать столь ретивого служащего, который забыл о чинопочитании, — гневно говорил Разумовский.
Я не хотел усугублять конфликт, лишь спрашивал о том, что он, как посол, уже сделал для России. По всему видно, что ничего. А, нет, он дал грандиозный бал по случаю заключения союза России и Австрии и формирования Второй Антиреспубликанской коалиции. После что-то кому-то пожертвовал, скорее всего очередному музыкальному дарованию. Ну и по этому же поводу была закуплена очередная партия картин. Разумовский закупал живопись целыми стопками.
Я вышел из дома Разумовского в растерянности. С одной стороны, нельзя было с ним ссориться. Но с другой, —
