Ответная угроза - Сергей Чернов
— А разве таких берут в армию?
— Попадаются. Обычно их в нестроевые части отправляют. Ещё в ополчении таких много. Хронические болезни в лёгкой форме, слабое зрение, как-то так.
Жарю яишницу с салом на весело гудящей печке. Васильев заинтересованно втягивает аппетитные запахи. Холодильник «ХТЗ» у меня есть, но по старой привычке стараюсь долго свежие яйца не держать.
— Какое самое главное дело? На первом месте? — допытывается Васильев.
— Концлагерь они построят сами. Ещё и немцы помогут. Только присматривать будешь. Пристального внимания не потребуется. На первом месте — передвижные банно-прачечные комплексы. Сначала небольшие на одной железнодорожной платформе…
Мы продолжаем разговор, начатый ещё на пути к Центру. Один вагон, разовой вместимостью человек на десять-пятнадцать, это для пробы пера. Прежде чем строить большое, надо попробовать в меньшем масштабе. Весь вагон — одна большая баня, с парной, помывочной, сушилкой и раздевалкой. Снабжать такими вагонами будем всех. Санитарные поезда в первую очередь, затем всех остальных. Бронепоезда, эшелоны для перевозки личного состава. Можно даже гражданские поезда обеспечить. К ним же цепляются зенитные платформы, кроме того персонал поездов тоже нуждается в отдыхе и приведении себя в порядок. И не всегда это возможно в пунктах прибытия и отправления.
— Надо продумать вариант без платформы. Железная дорога не везде доступна.
— Полевая баня? Нужное дело, — улыбается Васильев, умыкая со сковородки аппетитный кусочек сала с прилипшим кусочком яркого желтка. Только глаз на него положил!
— Да, — провожаю взглядом уплывший в рот генерала кусок, беру другой. — Надо было мне домработницу нанять…
— Так найми.
— Поздно. Как в школах четверть кончится, мои вернутся. Минск скоро окончательно мирным городом станет.
— Слушай, а чего мы на сухую? — спохватываюсь, когда уже всё съедено. Бросаюсь к холодильнику.
— Ты не сказал, что у тебя есть, а я не такой наглый, чтобы требовать.
— Сильно не разгоняйся. По чуть-чуть, с учётом военного времени.
— Хорошее дело, — одобрительно сверкает глазами генерал на полстакана водки.
После остограммливания переходим на чай. Понимаю, что извращение, но бесконтрольно нарезаться нельзя. Боеготовность превыше всего и генералы — не исключение.
Хорошо, что я его пригласил. Вспомнил ещё одну вещь. Вспоминаю, когда мы сидим у окна и дымим папиросами.
— Пётр Михалыч, а у тебя до чёрта всяких двигателей скопилось?
Васильев подтверждает.
— Надо полевых лесопилок настрогать. По-быстрому распустить брёвна на доски, или просто наполовину дерево распилить для блиндажей и ДЗОТов — очень большое дело. Строительство временных укреплений сильно ускорится.
— Продумаю, — кивает генерал. — Ты прав, это хорошее дело.
— Хорошо бы на автомобильном шасси, — мечтательно выдуваю дым в форточку. — Подъехали — распилили, поехали дальше. В принципе, такой небольшой распиловочный станок можно и на мотоциклетном движке состряпать…
Это во мне опыт Кирилла Арсеньевича заговорил. Нагляделся в своём времени интернетов…
— Тоже дело, — соглашается мой инженерный генерал, прилаживая простынь на предоставленный диван. — Подумаем.
Я буду спать на тахте, которую вытащил из Борькиной комнаты. В одной комнате спать веселее. Нам есть о чём поговорить перед сном.
— А твой пацан, Яшка, хорошее дело предложил, — говорит Васильев уже из-под одеяла. — Про своих инженеров не скажу, но я точно не догадался бы.
Это он про яшкину идею о сушилке. Опыт Кирилла Арсеньевича, бывшего учителя физики, до слов Якова помалкивавший, затем включился и горячо всё подтвердил.
Так что контуры сушилки обозначаются. Внизу горячие, — очень горячие, градусов до девяноста, — стальные трубы. Над ними развешано выстиранное бельё и гимнастёрки красноармейцев. Температура, как в сауне.
Для форсированного сушения обмундирования снизу по всему помещению открывается щель, а лучше густой ряд мелких отверстий. Вверху у потолка то же самое. Холодный воздух, — а для сушилки даже летний воздух будет холодный, — заходит и быстро нагревается от труб. При этом его относительная влажность резко падает. Даже если снаружи летний дождь, воздух тёплый и влажный, при нагреве относительная влажность упадёт, как минимум, до двадцати процентов.
Кирилл Арсеньевич, в силу профессии, как-то отслеживал летнюю влажность климата центральной части России. Пятьдесят-шестьдесят процентов влажности воздуха обычное дело. При этом все знают, как быстро сохнет бельё летом на улице. До абсолютной сухости и очень быстро даже в тени.
Холодный воздух при нагреве резко осушается и осушает одежду. Далее выходит через верхние отверстия наружу. Там будет парить, это выкачанная влага при остывании будет конденсироваться.
— Да, — говорю Васильеву, — хорошая идея. Сделаешь такие сетчатые мешки, системы авоська, с номерами. Боец закидывает туда гимнастёрку и подштанники, запоминает номер и спокойно уходит мыться. Обслуга закидывает мешки в стиральную машину и включает её, залив кипяток…
— Надо петлицы срезать, — бормочет, уже засыпая, Васильев, — не дело, чтобы краска линяла на гимнастёрку.
— Это мелочи, — отзываюсь я. — Надо, значит, срежут и положат в свой шкафчик.
Про температуру мы не зря тему мусолим. Вши и их яйца надёжно уничтожаются кипячением. Но думаю, кипячение это мера с запасом. Всего лишь подержать одежду в горячей, градусов восемьдесят-девяносто, воде достаточно долгое время и проблема будет решена.
Как говорил почти главный персонаж повести «Гадюка» А. Н. Толстого комполка Емельянов, главный враг кавалериста — чирей на жопе. И всерьёз с этим боролся. Главным средством, кстати, считал баню. С хорошей парилкой.
А я чем хуже? Вши это тоже враг и с ними надо бороться.
11 октября, суббота, время 08:20
Каунас, городской отдел НКВД.
— Арестованный доставлен, товарищ майор, — в допросную вталкивается немного нескладный простой и литовский парень чуть выше среднего роста.
Майор Николаев своим пугающе тяжёлым взглядом упирается в арестанта. Затемобращается к старлею, приведшему задержанного.
— Он что, такая важная птица, что цельный старший лейтенант НКВД его приводит?
Подтянутого парня с беспощадно голубыми глазами насмешка абсолютно не смущает.
— По пути было. Конвоир за дверью. Или вы хотите с ним наедине посекретничать?
— Побудь тут, — машет мощной дланью майор Николаев.
— Встать! — грозный окрик старлея и строгий взгляд Феликса Эдмундовича за спиной майора заставляют арестованного вскочить. — Садиться тебе не разрешали.
Обычный молодой литовец, лет двадцати пяти, пытается изобразить независимый вид. Вот только поспешность выполнения команды его выдаёт. В кабинете следователя НКВД храбрых не бывает.
— Имя, фамилия, должность, звание, выполняемые обязанности? — бесцветным от скуки голосом обращается к нему хозяин
